Порочный брат моего жениха

Тараном пру на нее.

Роняю какую-то вешалку, она глухо брякается, Ангелина вскидывает взгляд, и там, в глазах, этот мир отражается, гром и молнии, море, волны, взбесившаяся стихия.

– Алекс...- начинает она.

– Финн, - обрубив, хватаю ее за талию и вжимаю в стену, здесь же, возле ступенек, на ее губы набрасываюсь, и мне отключает рассудок.

Как долго я ждал, как хотел.

Моя богиня, сладкая, нектарная, моя девочка, стискиваю узкие бедра и впиваюсь в нее, я ее съесть готов, так глубоко целую, ввинчиваюсь в желанный рот.

Она моя, я ее не отдам никому.

Чувствую, как ее руки вокруг моей шеи обвиваются и объятия становятся крепче, сжимаю ее ягодицы, касаюсь голой кожи, пальцами лезу под край белых шортов, я хочу ее всю.

И она откликается, отвечает так жадно, она соскучилась, моя крошка.

И когда я уже о любви ей мотив напеть готов, рассказать, как я бежал за ней, как нашел ее - меня легко похлопывают по плечу.

И до жути похожий на мой голос говорит:

– Брат, ты тоже оттуда сдернул? Как там семья? От ангелочка оторвись на секунду, давай хоть поболтаем с тобой.

Ангелина

Что происходит?

Прикасаюсь к ноющим, приятно припухшим губам, перевожу взгляд с одного парня на другого, а в мыслях лишь: «Что здесь, вашу мать, происходит?»

– Ты Финн, - говорю заторможенно парню, и звучит это обвиняюще.

И смешно.

Так как парень, который упоительно меня целовал, и я с жаром возвращала ему ласки, кивает с усмешкой.

– Я Финн, да. А ты наблюдательна.

– А ты… Алекс, - смотрю на нашего наглого спонсора, и тот закатывает глаза.

Братья переглядываются, и я будто слышу их немой разговор о моей тупости.

– Значит, это… это не привиделось мне? – шепчу, ужасаясь своим мыслям: - Ада, другой мир, ты и Магнус? Все это правда?

Оба они – и Финн, и Алекс совершенно одинаково хмурятся при упоминании имени Магнуса. Да они вообще одинаковые, у них даже одежда похожа. Рост, прически, черты лиц – они сами как двойники.

Как я и Ада, ненависть к которой я помню.

И до сих пор ведь, даже когда уверена была, что эта гадина мне привиделась, я иногда смотрела в зеркало с неприязнью – словно не на саму себя смотрела, а на нее, будь она проклята!

– Ты думала, что того дня не было? – Финн приподнимает бровь, улыбается, и становится до боли родным. – И всего, что между нами было, ты считала, что тоже не было? Лина, ты ведь девушка, и на теле остаются определенные следы…

– Замолчи, - шикаю, и краснею.

Мы ведь были близки – я отчетливо помню каждую секунду, каждое его движение во мне. Как Финн брал меня, всю без остатка – жадно, агрессивно, одержимо. И следы… следы остались, вот только я в таком шоке была, что списала все на падение на кафель. Даже засосы на груди.

Поднимаю взгляд на Финна, и шепчу:

– И что все это значит?

– Я пришел к тебе, Лина. Насовсем пришел, понимаешь? Ты теперь моя, а я твой, - Финн произносит эти важные слова так просто, будто о погоде говорит. Или о походе в магазин.

А он ведь о жизни, о нас. Вот только…

– Ты ведь Аду любишь! Вот иди, и ищи ее! Я – не она, и заменой твоей великой любви быть не собираюсь, ясно? – я агрессивна, но как вспомню одержимые взгляды мужчин, такая злость берет. – Она где-то здесь шляется, на вокзале ее встретила. Иди, Финн, ищи ту, к кому действительно пришел. Я второй не буду, мне хватило того, что пришлось играть самую неприятную роль в своей жизни – роль твоей невесты.

– Ты - моя невеста, - упрямо говорит Финн, а мне головой об стену биться хочется – он до сих пор думает, что я – это Ада?

– Иди к дьяволу!

– Только вместе с тобой, Лина.

– А у вас горячо, - весело замечает Алекс, и я вздрагиваю: мы ведь такое личное при нем обсуждали – при совершенно чужом человеке!
– Лина у нас роковая женщина, как здесь выражаются.

– Это Ада – роковая женщина, а я – девушка, которую лучше оставить в покое.

Разворачиваюсь, и отбегаю от этих двоих. А в голове крутятся кадры, как Финн меня Адой называл, с какой нежностью смотрел. На нее, не меня! Во мне он ее видел – стерву эту.

Наведенная это любовь, или нет, но наконец-то я могу быть самой собой, и не притворяться, что это не обидно.

Обидно. Больно. Сердце разрывает, и в грязь втаптывает.

– Лучше бы это сном оказалось. Или галлюцинацией, - шепчу я и бегу в зал.

– Что ты там бормочешь? – Ника, только что мною замеченная, стоит у деревянной двери, и нос свой кривит. – Роль повторяешь? Так лучше ты играть не станешь. Ты вообще здесь играть не будешь – я об этом позабочусь.

Странно, но и это меня не трогает больше, хотя еще недавно важным казалось. Ни злобная Ника, ни карьера моя, ни даже того, что в другом мире была – все это несущественно.

А вот Финн, который пришел, и также одержим – он волнует. Он все тот же, и мания у него та же, только называть меня начал Линой, а не Адой.

«Ничего, - мрачно думаю, поднимаясь на сцену после хлопка худрука, - он ведь знает, что мерзкая Ада где-то здесь гуляет. Сейчас до Финна дойдет, и он побежит ее искать, а я смогу все забыть».

– Твою мать, Лина, ты в состоянии играть? – орет Иван.

А я обнаруживаю себя зависшей посреди сцены, и все моих слов ждут. И действий. Чтобы роль Анарды играла, а не статуей стояла, а я… не могу сейчас. – Мне замену поискать? – продолжает распыляться руководитель, и я физически чувствую, как за моей спиной Ника улыбается. – Так и у нас в городе есть театральное училище! Голодных, на все готовых студенток – море. Любая из них мечтает оказаться на твоем месте, которое ты не ценишь. Итак, повторяю свой вопрос: мне поискать тебе замену?

Впервые не нахожусь с ответом. Стою, воздух ртом хватаю, как рыба, на берег выброшенная. И послать всех к дьяволу хочется, и голову включить – мне нужна эта работа. И только я собираюсь извиниться за испорченную репетицию, только собираюсь извиниться, как меня опережают.

Алекс. Или Финн – не понимаю, в зале полумрак, и освещена только сцена, с которой видно лишь их силуэты – этих мужчин, разорвавших мою реальность.

– Вам стоит поискать Ангелине замену на эту роль, - нагло произносит мужчина. – Роль Анарды должна играть другая.

Прикрываю глаза, и мысленно хороню свою карьеру.

Вот ведь мстительный засранец!

Алекс

В театре тишина, слышно только, как Ангелина бежит со сцены и стучат каблучки.

У нее лицо такое, словно она вот-вот разрыдается, она расталкивает актеров и пулей вылетает из зала.

И зачем я это сказал?

Я просто подшутить хотел.

Кто знал, что она трепетная такая?

– Продолжайте, кому стоим, - с лёгким раздражением отмахиваюсь от пристальных взглядов замершей в ожидании группы и переглядываюсь с братом.