Порок сердца

Она так привыкла к жизни в общине, что представить себе возвращение в город у нее не получалось.

Один день здесь был похож на другой, все было заранее распланировано, все шло своим чередом. Была в этой размеренной жизни несказанная радость, приносящая спокойствие, она своей кажущейся простотой лечила не только больное тело, но и восстанавливала душевное равновесие. Катя много и охотно разговаривала с немногочисленной братией, набиралась от монахов мудрости. Пыталась вести с ними религиозные диспуты, но быстро поняла, что для этого ей катастрофически не хватает знаний. Она неоднократно напрашивалась поработать, провести уборку в библиотеке, но это была запретная территория, ее туда пускать не хотели, но по просьбе давали почитать книги, которые отец Амвросий посчитал безопасными для ее душевного спокойствия. Она очень подружилась с Татьяной, которая много сил отдала для успешного исцеления Кати, и та в общении с Катей даже как-то неожиданно раскрепостилась, с нее спала некоторая замкнутость. И однажды, разоткровенничавшись, она даже рассказала, как судьба привела ее в стены монастыря. Они вместе готовили обед для всей общины. Татьяна ловко нарезала овощи, пока Катя пробовала кипящий бульон.

— Катя, смотри-ка завтра уже суббота, — обратилась к ней Татьяна, — неделя уже прошла, только воскресенье было. Как быстро время летит! Казалось, только вчера ты к нам пришла, а уже прошло столько времени. — Она взглянула на заметно округлившийся Катин живот. Все в монастыре знали о Катином положении, понимали ее состояние и пытались найти ей работу полегче. Татьяна заметила, что девушка пытается поднять с плиты и переставить тяжелую кастрюлю: — Подожди, не поднимай одна, дай я тебе помогу, родишь еще!

— Спасибо. Я сама с удивлением недавно заметила, что я здесь уже почти несколько месяцев. Теперь прошлая жизнь от меня так далека, мне и не верится, что это все со мной было. Как будто со мной все это во сне происходило. Я превратилась в другого человека, нет не превратилась, а переродилась. Точно, а роды были, когда ломка у меня была. Но об этом вспоминать не хочется. Таня, а ты так и не рассказала, как здесь оказалась.

— Да как-то не до этого было. Рассказ-то невеселый выйдет. Жила я раньше с мужем в Москве. Мы очень ребеночка хотели, но все никак не получалось. Но все же Бог милостив и наконец послал нам дитя. Как рады мы были! Мальчик такой славный рос! Ему три годика было, когда несчастье произошло. Жара в Москве страшная стояла! Ничто не спасало, все окна, двери — нараспашку. Вот в один такой день, когда я с подругой по телефону разговаривала, сынок мой, прямо у нас с мужем на глазах, с балкона и соскользнул. Сразу насмерть. Муж мой совсем голову с горя потерял, пить начал по-черному. А на следующий год поехал с друзьями на рыбалку и пропал. Пили они там много, никто и не заметил его потери, а когда искать начали — никаких следов. Тело так и не нашли.

— Боже ты мой.

— Ты не переживай так. Видно, не заслужила я счастья, вот теперь грехи свои и отмаливаю. Сегодня попросилась у настоятеля всю ночь псалтырь читать.

— Да какие у тебя грехи, ты такая добрая. Вот я думаю, за что ж это Он людей так наказывает?

— Катенька, ну что ты такое говоришь! Никого Он не наказывает, мы сами себя лишаем Его милости. Ведь нам даны наказы с рождения: не убий, не укради, старших почитай, ну и так далее. А нарушая их, мы сами себя и наказываем. А Он нас всех любит одинаково. Так что во всем мы сами и виноваты.

— Я тоже хочу псалтырь читать, но всю ночь мне не выдержать.

— Куда тебе, с твоим-то пузом. Тебе отдыхать больше надо.

— Не надо, я хочу как все здесь. Не надо мне поблажек никаких.

ГЛАВА 5

Григорий с опаской шел в автосервис, ему обещали к сегодняшнему дню починить машину, но всякое бывает — вдруг поломка оказалась более серьезной, и машину не отдадут. Если так и будет, то в очередной раз сорвется поездка в монастырь. Он не был там больше двух недель. В больнице запарка — давно не было столько больных, он всю последнюю неделю провел, дежуря на работе. Еще и его сменщик подкинул проблему всему отделению, уйдя в тяжелый запой. Стал работать сверхурочно, и о поездках в монастырь пришлось забыть. Как назло, ему начали звонить из Москвы, еще полгода назад он бы летал в эмпиреях от такого предложения, а теперь он локти был готов кусать от бессилия — он и хочет этого долгожданного места и не может сейчас все бросить и сорваться в столицу, не может оставить Катю. Он поймал себя на мысли, что, думая о монастыре, прежде всего вспоминает Катю. Как, интересно, она там? В последнее время ей как будто нездоровилось, но она держалась молодцом. Как она ни отказывается, но надо ее в город отвезти — врачу показать, все-таки у нее уже такой срок большой, а она совсем не наблюдалась. Его немного беспокоила привязанность к этой девушке, к ее будущему ребенку — это ненормально, он должен это преодолеть. Он только похоронил своими собственными руками убитую любимую жену и уже неровно дышит к другой. Катя ничем не заслужила такого «подарка» судьбы. Он навеки проклят, и ему неизвестно, сколько еще придется отмаливать грехи. Рита ведь ни в чем не виновна, мало ли что болтали злые языки. Он не должен был так с ней обходиться, надо было поговорить по душам, а он за бутылку и опять… это наваждение. Он не хотел лишать ее жизни, а вдруг это опять на него найдет и он не сможет держать себя в руках? Вдруг Катя станет его следующей жертвой? Нет, ничего между ними быть не может. Он не позволит себе причинить ей хоть какую-нибудь боль. Он нашел новый смысл жизни благодаря этой девушке и теперь обязан приложить все усилия для того, чтобы хоть у нее жизнь наладилась. Он будет рядом и будет ей помогать — это его основная цель в жизни. А теперь это приглашение в Москву! Хоть плачь. Он так и не дал окончательного ответа, на раздумье есть несколько месяцев. Он делился своими страхами и переживаниями с отцом Амвросием, но тот ничего ему толком не посоветовал, единственный ответ — все в руках Божьих. Но, сколько Григорий ни думал о предложении из Москвы, он все больше склонялся к тому, что скорее всего никуда не поедет, ведь здесь находятся все понастоящему близкие ему люди. Вот если бы он мог взять туда с собой…

Машина оказалась в полной готовности, слава богу, все обошлось без осложнений, и теперь перед ним расстилалась знакомая проселочная дорога. Вот последний поворот, ворота монастыря открыты, как будто его ждут. Он сразу же прошел в церковь, встал на колени и замер в нижайшем поклоне. Когда он вышел из церкви — чувствовал уже какое-то облегчение. Напряжение последних дней сразу спало, стало даже легче дышать. Оглядевшись, он заметил, как много сделали за последнее время, несмотря на снежную зиму. Корпус для братии, который только-только начинали строить, когда он был в монастыре в последний раз, сегодня имел почти законченный вид. Не успел он подойти поближе к стройке, как его тут же окликнули, и не успел он и глазом моргнуть, как был вовлечен в общую работу. До всенощной перерыва в работе никто не делал, хотели успеть сделать как можно больше. По окончании работ Григорий вместе со всеми направился в церковь. Во время службы он заметил среди народа Катю, она весело ему помахала и жестами дала понять, чтобы ждал возле церкви. Что он с удовольствием и сделал. Она просто светилась радостью, и от такого неприкрытого выражения восторга у него все сжалось внутри. Опять промелькнула мысль, что он недостоин такого отношения. Они тепло обнялись, но оба немного смутились такому проявлению чувств и, пока шли до трапезной на ужин, почти ни о чем не разговаривали. После ужина Григорий сказал:

— Я провожу тебя до деревни.

Работы сегодня были окончены, начиналось свободное время, когда все занимались, кто чем хотел. Они медленно тронулись в путь — торопиться им было некуда, обоим хотелось слишком о многом поговорить, но ни один не решался заговорить о самом важном.

— Как дела в больнице? Тебя давно не было видно. Много тяжелых пациентов?

— Да, меньше не становится, зима есть зима. А тут немцы прислали суперсовременное оборудование, с таким любую операцию можно делать, хоть пересадку сердца. Пока его принимаем да щупаем, что к чему.

— А ты мог бы?

— Что — мог бы? — не понял Григорий.

— Ну, пересадку сердца сделать?

— Скажешь тоже! Сложно это очень: донора надо найти, чтобы подходил по показаниям, да и сама операция очень сложная, без специальной подготовки не стоит браться. Я когда-то ассистировал на такой, но сам бы не рискнул.

Они немного прошли молча. Видя, что Катя ничего не хочет сказать, Григорий решил прервать затянувшуюся паузу:

— Я здесь недавно интересные западные исследования читал, что после пересадки сердца многие пациенты испытывают странные ощущения, словно их личность изменилась. Многие реципиенты сердца полагают, что чувствуют связь с погибшим донором. Представляешь, каково это? Они чувствуют в себе присутствие посторонней личности. Недаром же народ считает, что душа в сердце находится. А что у вас тут интересного произошло, пока меня не было?

— Да у нас день ото дня мало чем отличается, вот вчера новенький появился. Я пока с ним не успела пообщаться, народ говорит — из Питера приехал. Интересно, как у них там жизнь? Он, говорят, паломничество по окрестным монастырям совершает, где он только не был. А еще Коля дрова рубил, так щепка ему в руку впилась — кровищи было! Татьяна — молодец! — не растерялась, я б ни за что так не смогла, — выложила Катя все местные новости. — Как там отец Пантелеймон?

— Так он собирался сам приехать на днях, вот и поговоришь. У него все хорошо. Я стараюсь почаще бывать у него на службах, но не всегда получается. Народ, как всегда, его боготворит, слушают все, открыв рот.

— Это хорошо. Хоть кто-то в наше время авторитетом пользуется. — Катя немного замялась и быстробыстро, словно боялась, что ее прервут, заговорила: — Гриша, я тебе одну вещь скажу, но ты не смейся. Представляешь, я на днях Божественное присутствие ощутила. Точно, точно. Не смотри на меня так, я в своем уме. Со мной такого никогда не было. Понимаешь, здесь все по-другому, и у меня как будто все время новые ощущения. Вроде как я вчера только родилась и все в первый раз вижу: и ветер, и реку, и эти деревья. Но в то же время я все это сравниваю с той моей старой жизнью, а здесь все по-новому. Например, у меня такое чувство, что ветер здесь никогда сильно не дует, он как будто затихает в этом месте. А воздух, видишь? Он какой-то совсем прозрачный, и в то же время, кажется, что его можно пощупать, бывает, он просто дрожит между деревьями. А когда встанешь на берегу, смотришь, а вокруг на много-много километров никого. И так хорошо станет, сердце вдруг замирает, как будто его кто в руке сжал. Словно кто-то большой, добрый и очень сильный рядом стоит и вместе со мной улыбается, а сердце мое, а с ним и душа, в его могучей и доброй ладони. Ведь раньше, ни когда я в церковь заходила, ни когда крестилась, я не чувствовала ничего подобного. Что это? Может, знак мне какой?

Григорий, подбирая слова, боясь чем-либо напугать или обидеть собеседницу, заговорил:

— Может, и знак. Мне вот кажется, что такой знак в моей жизни — это ты. Я ведь совсем смысл жизни потерял, опора ушла из-под ног. Ничто не помогало, ни работа, ни церковь. Прости, Господи… — Он перекрестился. — Но тут тебя встретил. Это как Божественное озарение. Если бы я не сразу домой поехал, а чуть задержался на работе, что бы тогда было? Как бы я прожил без тебя? Ты самое светлое, что сегодня есть в моей жизни.