Порою блажь великая

— Вперед, — позвал голос Хэнка с порога. Я поплелся с кухни, и каждая клеточка моего тела вопила, протестуя против того ужаса, что ждал впереди. Недолго еще терпеть, уверял я себя. Еще день-два протяну — и навечно конец всему этому садистскому кошмару…

Несмотря на все усилия Джо, путь на работу проходил в еще большем молчании, нежели накануне. Энди снова был один на лесопилке; на сей раз Хэнк уже не спрашивал про остальных, и Энди будто бы облегченно вздохнул, освобожденный от ответа. Когда прибыли на место, никто не попросил Ли о содействии. Он остался в фургоне под мачтой, и тотчас уснул, скрестив руки, съежившись в складках своего плаща и уткнувшись подбородком в овчинный воротник. Хэнк, спустившись с мачты, где отцеплял тяговые канаты, заметил, что щель под задней дверью кунга заткнута мешковиной, а окна запотели.

Энди гонял по склону маленький трактор, лавируя среди пней и камней, сгребал в груды обрубленные ветки, кору и валежник. Машина сновала туда-сюда сквозь морось, ворочая перед собой потрескивающие горки мусора, будто огромный желтый краб, затеявший прибраться на полу своей подводной квартирки. Джо Бен шел за трактором с зеленым огнетушителем, заимствованным из хозяйства лесных пожарных и наполненным смесью бензина с маслом, окроплял груды грязными струями и поджигал. Работал с огоньком, в поте лица перебегал от одной груды к другой, когда видел, что дождь забивает костер. Этакий пожарник из комиксов, не на жизнь, а на смерть сражающийся с коварным пламенем, которое не только что плевать хотело на его ликвидаторские потуги, но и буквально плюет новыми искрами в его незадачливую физиономию. Его лицо почернело и лихорадочно блестело от пота и дождя под капюшоном. Шрамы, казалось, все выстроились в вертикальном порядке. И, сгорбившись под тяжестью огнетушителя, он походил на тролля или гнома из сказочных лесов.

Хэнк занимался консервацией техники: смазывал все открытые узлы лебедки и крана и накрывал двигатели брезентом. Закончив, наполнил один из темно-оливковых огнетушителей бензином и маслом из огромной бочки, покоившейся на грунте за лебедкой, закинул на спину и поспешил на помощь Джо Бену.

К полудню уж с дюжину костров ввинчивали в дождь тонкие и черные колонны дыма. А поверх рокочущих трелей трактора слышался такой звук, будто бы ветер свистел в ныне сгинувшем лесу; фантомный ветер, гуляющий в ветвях древесных призраков, оставшихся стоять на этих склонах; звук этот рождался в шипении костров, заливаемых дождем. Когда какая-либо груда, казалось, уж прогорала, Энди переворачивал ее ножом своего трактора, и она вспыхивала снова, а когда огонь иссякал окончательно, Энди ровнял ее, пока не оставалась только россыпь угольев, что тлели и шипели среди пней.

Обед они пропустили: отчасти поскольку уже в полдень увидели, что управятся всего за несколько часов — «Давай уж поднажмем, Джоби, а?» — а отчасти потому, что Хэнка нисколько не тянуло к мачте, под которой стоял фургон, хранивший за запотевшими стеклами пакеты с едой. Разделавшись с зачисткой, работать прекратили все синхронно, без сигнала и команды, как бейсболисты по окончании матча. Энди заглушил трактор. Движок кратко, сдавленно фыркнул, провернулся несколько раз, а потом снова чихнул, будто не в состоянии поверить, что трудовой день закончился так рано. Наконец замер, недвижный и смиренный, и в наступившей тишине легкий пришип капелек дождя, попадавших на мотор, казался куда громче предварившей его детонации цилиндров. Энди остался сидеть, не шелохнувшись, глядел сквозь пар над движком. За оврагом, на бугре против мачты, стояли Хэнк с Джо Беном. Огнетушители по-прежнему висели на их спинах. Джо задумчиво оглядывал сверху землю, которую они явили небу, прикидывая, лучше ли ей от этого стало.

Склоны были темны и истерзаны. Уголья все еще шипели, но дождь одолевал, вбивая их в рыже-бурую глину. Пеньки стояли, выстроившись на удивление и безукоризненно ровно — теперь, когда кустарник и хворост, скрывавший этот порядок, были преданы огню. Джо Бен проследил за дымным пальцем одного из кострищ, уткнутым в небо:

— Видишь… может, распогодится, знаешь?

— Я знаю, что лучше нам и не мечтать о хорошей погоде, — сказал Хэнк, — а пойти и починить лебедку.

— Зачем нам чинить лебедку? — поинтересовался Джо. — На новой работе она без толку.

— Нужно починить лебедку, чтоб она затащила себя на грузовик. Нет, разве?

— Да, наверно… Но оно что — горит, прямо сейчас ее увозить?

— А почему не сейчас?

— Да уж стемнело малость, — вывалил Джо один из аргументов.

— А переноска на что? Но вот Энди нам там незачем. Скажу ему, что может покемарить в кунге с Ли, если хочет.

Джо вздохнул, мирясь с голодом и холодом. Они проворно сбежали по склону, оглядывая изувеченный ландшафт.

— Мне это всегда напоминает кладбище, — заметил Джо Бен. — Могилки, плиты, понимаешь? Здесь покоится — и так далее. Здесь покоится Пихта Орегонская. Родилась в Год Первый, Завалили в Год Тысяча Девятьсот Шестьдесят Первый. Здесь покоится Сосна Желтая. Здесь Покоится Ель Голубая. — Он снова вздохнул, с пафосным раскаянием. — Всякий раз об этом думаю, сколько себя помню.

Хэнк кивнул с полуискренним согласием, но Джо заметил, что его внимание обращено на фургон на вершине холма, а не на парад пеньков вдоль лощины.

— Посмотри-ка на Энди. — Джо указал раструбом на темную фигуру, сидевшую недвижно за рычагами трактора. — Наверняка и он то же самое думает, глядючи на вырубленную деляну. Думает: «Как Пали Сильные» [84] .

Хэнк снова кивнул и принялся стаскивать огнетушитель со спины, по-прежнему отказываясь поддержать дискуссию, к неудовольствию Джо.

84

Парафраз 2 Цар 1:27.

— И все же… Думаю, за это-то ребята и обожают нашу проклятую профессию, — заметил Джо уже совершенно серьезно.

— За что? За возможность превратить лес в кладбище?

— Нет. За то, чтоб посмотреть, «Как Пали Сильные». Никогда не замечал, как все, сколько бы этим ни занимались, все бросают, что делали — отливали, там, или чокера заводили, — и оборачиваются посмотреть на падающее дерево?

— Не без того, конечно. Потому что жизнь-то — одна и дорогая. А хочешь жить — умей вертеть головой.

— О да, о да, это тоже, конечно. Но даже если дерево падает на другом склоне — он все равно обернется посмотреть. Даже — если за полмили. Даже если сам он на лысом-безлесом холме, и тревожиться нет причин — все равно обязательно посмотрит. А ты — нет? Я — так всегда. Даже Джон, пьяный вдрызг или когда его бодун в три погибели крючит, где бы ни услыхал окрик «Дерево!» или «Берегись внизу!», он встрепенется и обернется посмотреть. Чего бы в иное утречко не сделал, если б рядом проорали: «Девки голые!»

Хэнк сбросил свой огнетушитель и помог избавиться Джо Бену. И они, ухватив свои емкости за лямки, пошли вниз по склону к лебедке. Хэнк грациозно выбрасывал вперед длинные ноги, будто веревки, и лишь в последнее мгновение они напрягались, удерживая его тяжесть; Джо Бен, делая по два своих шага на один Хэнков, поспешал вниз по склону порывистой трусцой, отдергивая подошвы от земли, словно то была раскаленная сковорода. Он хранил молчание, надеясь, что Хэнк сам поддержит беседу о любви к падению сильных; то была благодатная почва, позволявшая Джо растить и перекрестно опылять сады своих аллегорий и метафор. Он ждал, но Хэнк, казалось, ушел в себя. Джо попробовал снова:

— Да, богом клянусь… Думаю, на что-то я здесь наткнулся.

— Ногу не зашиб? — спросил Хэнк, потешаясь над глубокомысленностью тона Джо.

— Да нет, я про ребят, которым дай только поглядеть на падающее дерево. О да. В этом что-то есть. В Писании сказано: «И снизойдет благодать на пальмы праведных: Он высится, подобно ливанскому кедру». В «Псалмах». Я знаю, что понял глубоко правильно, потому как нарочно вслушивался, когда Брат Уокер вот это вот говорил. И подумал я тогда: где кедр — и где напалм? Какая меж ними любовь-то? Да и бывал я в Ливане: нету там никаких кедров. Городишко-то в прериях. О напалме я вообще не говорю. Поэтому я крепко задумался. И теперь уверен, что на правильном пути.