Порою блажь великая
Шрифт:
Любопытство кое-как подняло меня из теплой постели и потащило вниз к очередному сумрачному завтраку в парилке-кухне. Музыкальное позвякивание радио Джо лишь подчеркивало тишину. Я ел медленно, озадаченный: я совершенно отчаялся понять ее настойчивость в требовании медосмотра. Неужто она тоже против того, чтоб я остался дома? Неужто страшится оказаться рядом с существом столь очевидно безвредным? Невозможно. Я уныло жевал свою овсянку и уж был на грани радикальной перекройки своего плана — меня могла бы отвезти Вив; этот жар, это головокружение, знаете ли, — как вдруг еще одно непредвиденное событие осложнило ситуацию и того больше. Старик Генри, наряженный для выхода (самого блистательного) в город, прогромыхал
— А вот и мы, шпана, а вот и мы.
Я вздохнул. Хорошенькое начало дня…
— Оп, а вот и мы. Сегодня мы на коне, ребята! Хм. Посмотрите на этот ласковый дождик. Отличный денек. Вот я и гляжу, что вам, похоже, без меня смыться не терпится.
Все поворотились от стола посмотреть на битву старика с паркой. Когда он развернулся, все увидели, что он избавился от гипса на руке…
— Генри, — говорит мне Вив. — Ох, Генри. — Она стоит у стола, хотела наложить Лиланду сосисок, а заместо этого кажет вилкой на мою руку. — Славно, — говорит. — Что ты с ним сделал?
— Да эта штуковина сама свалилась, пока я спал, если хочешь знать, — отвечаю. — И вот когда я услышал ваши разговорчики, я подумал: Генри, надо бы тебе смотаться к доктору вместе с Лиландом и поглядеть, не пора ль уж и с ноги эту фигню стащить. — Стучу костяшками об остатний гипс, чтоб предъявить его пустое звучание. — Слышь? Наверняка не скажу, но по-моему, чертова нога там вчистую выгнила. Поэтому я с вами, если никто особо не возражает.
— О'кей, — это Хэнк говорит. — Тогда поехали. Надо бы добраться до места к рассвету.
Джо Бен — тот в кузове пикапа едет, за струментом приглядывает. Хэнк за рулем. Рядышком — Лиланд, сидит, носом клюет с закрытыми зенками. Ну а я у дверцы сижу да костяной ногой своей вожу, чтоб поудобней пристроить эту дрянь. И по пути к новой деляне пытаюсь растолковать парням, чего им там ждать. Как могу, объясняю за ручную работу, то да се, что при таком дожде и ветре рубить только от большой нужды можно, но когда нужда есть и не обойти ее, надо смотреть в оба за скосом дождя да за налетающими порывами. Их издаля видать, по прогибу древесных макушек, будто какая огроменная птица на тебя летит. Смотреть в оба — а то и погибнуть недолго… Но самый зоркий глаз — за этой дрыной, когда она уже на земле, когда ворочаете ее, потому как если она поехать по склону надумает, то не всегда такая вежливая, чтоб повременить до «на старт — внимание — марш»… и надо как можно вернее прикинуть, куда и как ее поведет и что на пути, и тут уж мозги нужны!
— И большой личный опыт, наверно, ага?
— А то! И котелок варить должен.
Мой окаменелый батя втемяшил себе в голову, что ему позарез надо метнуться с нами в город, и ничто его не разубедит. В пути от все болтал и болтал, языком и левой рукой, скрюченной у груди. Лапка его была синей и тощей, больше походила на конечность зародыша, до срока извлеченного из утробы, чем на длань матерого старца. И всю дорогу до парка он ею помахивал и ворковал над ней на ободрительный, маршевый манер. Когда он касался каких-то особо волнующих рабочих моментов, эта рука приходила в неустанное шевеление. Я наблюдал ее зачаточные движения и думал, что сказать доктору в клинике…
— Надо быть всегда начеку, каждую секунду…
Они доехали до места, где кончался асфальт. Хэнк сверился с картой, разбитой на сектора, — убедиться, что число на табличке, прибитой к дереву, — искомое.
— Минуточку… — (Лучше уж перестраховаться, прежде чем браться за работу: все усталые, ясных голов не наблюдается…) — Какой там сектор на дощечке, Джо? — (Мне не улыбалось побрить весь холм, а потом узнать, что я не тот лес вырубил. Джо назвал номер, и он совпал: да, это наше место. — Гляди по сторонам, Малой, — ткнул я Ли локтем. — Проснись и подмечай повороты, а то ведь потом не выберешься на трассу, не говоря уж про то, чтоб нас вечерком подобрать, — сказал я ему. Он смотрит на меня. Я уже ничего не знаю. Я устал.
Пикап накренился, пополз в крутой подъем, барахтаясь колесами в проточных лоханях колеи, потом выровнялся и несколько минут катил по гребню, пока я не остановил его над самым обрывом. Открыл дверь и глянул вниз: под нами, под крутым, как смерть, склоном, за косматыми елями, проглядывала река. Выдернул ручник и поставил на нейтралку.
— Вот наш склон, — сказал я. — Правление национального парка хочет, чтоб мы вырубили эти деревья и подарили туристам вид на реку. Наверно, с такой высотищи они и взморье углядят. Дорогу назад найдешь, Малой?
— Я же с ним, — сказал старик, прежде чем Ли раскрыл рот. — И я-то отсюда с завязанными глазами выберусь. — Голос старика все больше устаканивался, чем ближе подбирались мы к месту. В последних его наставлениях уже не было дурацкого ребяческого задора. А лишь завидел эти деревья, эти огромные, сумрачные стволы, какие только в парках и бывают, — его лицо захмурело, а беззубая челюсть отпала. — Я выведу его даже в кромешной тьме и в бурю, — сказал он и ткнул Малыша локтем уже со своей стороны…)
— Что? — снова меня бесцеремонно разбудили. Как и предвещал Хэнк, мы бежали наперегонки с серым рассветом, и прибыли на место синхронно. Генри просунул руку в кабину и потеребил меня, чтоб я проснулся и огляделся. Сквозь стекло я видел лапы елей, перебиравшие нескончаемые четки дождя. Старик стоял, говорил, указывал на взлохмаченную прогалину. Хэнк тоже выбрался из машины, оставив меня одного в бормочущем на холостых пикапе. Джо Бена трясло после долгой поездки в кузове, и он ждал лишь, когда старик завяжет со своими наказами, чтоб можно было поработать и согреться. Но Братец Хэнк по какой-то причине вдруг сделался очень внимателен к старику, можно сказать — почтителен. Их беседы просачивались в кабину через щели печки под торпедой…
(— Чертовски верно. Немало таких склонов обработали мы лет сорок тому.
— Рельеф суровый.
— И посуровее бывало, — порадовал меня старик.
— Послушать тебя, так в старину вся земля здесь была исковеркана склонами по восемьдесят градусов, землетрясения да гейзеры, — слегка подколол я его. Он нахмурился и почесал умудренную жизнью башку.
— Гейзеров прямо щас вот так не припомню, — сказал он. — А землетрясения — так просто житья нам не давали. — Мы оба посмеялись немного, коротая время, пока Ли не оживет достаточно, чтоб рулить Чего он все никак не проснется? и пока Джо не выгрузит причиндалы из кузова…)
Джо Бен, отделенный от Хэнка и Генри пикапом, вовсю выгружал их снасти. Пилы и канистры с бензином уже громоздились перед бампером. Потом принялся вытаскивать из кузова древние деревянные, вырезанные вручную, домкраты и укладывать их рядом с изящными и блестящими бензопилами, поспешно, горя желанием опробовать; опробовать и показать старине Хэнку, что, ей-богу, я да он, да мы вдвоем прекрасно управимся! Поэтому я набросился на снасти, аки тигр. Хэнк с Генри беседуют. Малыш вылезает, но не предлагает помочь. Стоит себе и смотрит, временами кашляет в кулак так, будто прямо сейчас на месте мертвый завалится. За моей спиной стоят на обочине Хэнк со стариком — эта безвольная ручонка убаюкана в другой волосистой клешне — смотрят вниз по склону — дождь кружит между деревьев, ручьи рычат, вгрызаясь в горы, будто у нас тут поблизости какой-то хайвей со своим деловитым рокотом — мы с Хэнком всем покажем. Старик поднимает руку и указывает на мшистые скалы.