Портрет моего мужа

Рута кивнула.

О да, помню, классическая таблица парных сочетаний мне в свое время изрядно крови попортила, ночами снилась.

В ее тайнике нашлись слитки металлов, драгоценные и полудрагоценные камни, старый инструмент и горелка, причем заправленная полупрозрачным маслом, которое издавало весьма характерный аромат.

— Где взяла?

— В ангарах. Там много. И горит хорошо.

Это я на собственной шкуре испытала. Горело масло и вправду хорошо. А вот использовать горелку вне лаборатории…

— Дом спалить не боишься?

Рута пожала плечами. О доме она думала меньше всего, а о собственной безопасности и вовсе не думала. Нет, пожалуй, наше обучение придется начать именно с простейших правил.

— Достаточно искры, чтобы твое платье вспыхнуло. Как ты думаешь, как скоро кто-нибудь придет на помощь?

Молчание было ответом.

— Правила существуют не только, чтобы людям жизнь портить.

Я вернула горелку в коробку.

И пуговицы ссыпала туда же.

— Но этим мы займемся позже. Где ты нашла нож?

На долю мгновенья лицо Руты застыло. Мне почудилось даже, что вот сейчас она передумает. Вновь вспомнит ту свою привычную роль — капризной девчонки, которая ни за что не расскажет того, что нужно другим.

Просто из упрямства.

— Там, — она со вздохом поднялась. — Здесь… много всего. Только мало нужного. Я искала… мне дают деньги, но требуют, чтобы я тратила их на полезные вещи. По бабушкиному мнению полезные. Мне присылают каталоги с лентами вот или с кружевами. А на кой мне еще ленты?

Действительно.

Она ловко пробиралась сквозь завалы мебели, я едва успевала следом. Перед зеркалом Рута остановилась ненадолго. Пыльное, с темным стеклом, перерезанным трещиной, оно выглядело уставшим. И отражение в нем получалось мутное, будто наспех нарисованное.

— Бабушка говорит, что я позор рода, что мама могла бы кого посимпатичней в любовники выбрать. А отец дурак, если верит, что я его крови. Но он не верит. Я знаю, он проверял…

— Меньше слушай.

— Я и не хочу. Само получается, — она дернула себя за косичку. — Как думаешь, когда подрасту, стану посимпатичней?

— Некрасивых эйт не бывает.

— У мамы бабушка из простых…

— Но остальные-то из сложных. Кровь эйтов не так легко разбавить. И вообще… ты хочешь красивой стать и замуж, или умной и в артефакторы?

— Пока не решила, — Рута отвернулась от зеркала. — Идем. Только осторожно. Там совсем старые вещи…

Накренившаяся витрина для посуды. Стекла выехали из рассохшихся рам и упали, рассыпались ледяными осколками по полу. Пыли здесь было больше, она лежала плотным серым ковром, на котором оставались следы.

Мои.

Руты.

И снова Руты, но старые.

Вот диван, на который взгромоздилась пара стульев. Оба сломаны, торчат ножками вверх, будто пики выставили, не желая пропускать нас. Рута ловко втиснулась между диваном и секретером, в котором не хватало половины ящиков.

— Здесь, — она оказалась на пятачке пространства, заваленного мебелью.

Софа.

И козетка. И махонький столик, то ли туалетный, то ли для какой-то игры. Даже каминная решетка, придавившая пару растерзанных пуфиков, нашлась.

— Чехол сняли… то есть, может, его вообще не было, — Рута оседлала хромоногий табурет. — Я думала, вдруг в столе что найдется. Иногда перья стальные забывали или вот чернильницы. С чернильницы много чего наковырять можно.

Я кивнула.

— Открыла ящик, а в нем… завернут был. Тряпку я оставила.

— Здесь? — ящик поддался не сразу. Он, рассохшийся, застрял, скрипел, и у меня появилось ощущение, что еще немного, и ящик попросту рассыплется. Но нет, что-то хрустнуло, и он выскользнул, едва не ухнув мне на ноги.

Ящик оказался неожиданно тяжелым.

А еще пустым.

Рута нахмурилась.

— Точно этот, — она почесала кончик носа. — Тряпка такая… как полотенчико. И вся в пятнах красных. Я сразу поняла, что кровь… не люблю крови. Йонас как-то курицу зарезал… ну, когда еще никто не понимал, что с ним… украл, притащил в комнату и зарезал. Крови было… он весь изгваздался. А потом сидел и плакал… ага… я видела. Дурак какой. Если жалко, то зачем резать было?

Девочка не лгала.

Я потрогала сухие темные пятна, которые прилипли к древесине. Кровь? Похоже на то. Значит, здесь прятали нож? Завернутый в то самое полотенчико.

— Он сказал, что если я хоть кому-нибудь… он меня придушит. За шею взял… — Рута потрогала шею. — Это он… просто все носятся… Избранный… как же…

— Кем избранный?

Я удостоилась слегка удивленного взгляда.

— А… ты не знаешь?

— Нет.

Я вытаскивала остальные ящики. Один за другим. Я ста вила их на столешницу, а когда она закончилась, то друг на друга. В ящиках было пусто, разве что паутина старая обнаружилась, а чуть позже и визитки. Но ни окровавленных полотенец, ни вырезанных глаз, ни ножей или иных орудий… просто ящики.

Просто секретер.

И стало быть, убийца понял, что тайник обнаружен.

Однако… видел ли он девочку?

— Джаром избранный… как мой прадед. И его прадед. Некромант он, — Рута чихнула и вытерла нос ладонью. — Только маленький еще…

Мальчишка нашелся у себя.

Впрочем, Кириса это не удивило — Йонас редко покидал отведенные ему покои, если и выбираясь, то рано утром, еще до рассвета.

Он забрался на подоконник. Подпер кулаком подбородок. И сделал вид, что Кириса не видит.

— Мне нужна твоя помощь.

— Убить кого? — Йонас дернул плечом.

Темная рубашка.

Черные брюки с красными подтяжками. И полосатые носки того странного болотного цвета, который сам по себе кажется грязным.

— А сумеешь?

Мальчишка соизволил повернуться.

— Не знаю… мне когда-нибудь придется. Все говорят. А я не хочу убивать.

— Кто заставит?

— Джар.

— Он тебе сказал?

— Издеваешься?

— Спрашиваю.

— Боги не говорят с людьми.