Портрет на камне

Седой чоповец пододвинулся к столу и продолжил:

– Как спина-то, Андрей?

– Ничего, Дед, терпимо, – гравировщик положил котлету на кусок хлеба. – Спал сегодня неудобно, вот и результат.

Брюнетка не к месту разразилась гоготом, в привычной хабалистой манере предложив художнику массаж.

– У меня сезонный аврал, не до лечебных процедур, – холодно сказал Андрей. – Семеныч нас с Юркой так загрузил, дышать не успеваем.

– Зря ты все на своем горбу тащишь… – осуждающе покачал головой старик. – Не двужильный ведь, надорвешься… И никто спасибо не скажет. Молодежь ваша дурака валяет, а на тебя шишки летят.

– И за мной косяки водятся.

– Брось! А то я не знаю, сколько ты пашешь. Дал тебе Семеныч помощника? Полгода как обещаниями кормит.

– Некого. У Василича с весны полная неразбериха. Люди приходят и уходят. Одним зарплата маленькая, других нервяк напрягает.

– Правильно. Они о себе думают, а ты о ком? Бомжей кормишь, собак всяких. В долг кучу денег раздал…

– Не начинай, Дед. Знаю, что не так живу, неправильно, но по-другому не умею. Руки у меня прямые, а судьба кривая. Рожа грязная, зато совесть чистая.

– Дом тебе нужен, семья. Не мальчик уже по бытовкам ютиться…

– Кому я такой красивый сдался? – задорно улыбнулся Андрей. – Разве что Светке! Пойдешь, милка, за меня замуж?

Пригорюнившийся Никита в ужасе уставился на художника, не понимая, всерьез тот говорит или задумал очередную шутку.

– Я, бл.дь, на х.й, с тобой куда хошь пойду! – нежно, как ревущий бульдозер, проворковала брюнетка.

– Вот видишь, Дед, еще не все в моей жизни потеряно! – осклабился гравировщик.

– Главное у мужика, чтобы, бл.дь, х.й стоял! – философски заметила продавщица.

– А секса у нас с тобой, Светка, не будет до самой свадьбы, – уверенно сказал Андрей. – Извини, но в этом вопросе я жутко принципиальный.

– Не поняла?! – девица вылупила пустые коровьи глаза.

– Организм у меня такой, – грустно произнес художник. – По-всякому пробовал, без штампа в паспорте не встает. Есть штамп – пожалуйста, мигом твердеет, как гранит, а налево захочется – ни-ни, словно бабка отшептала.

Скайуокер положил руки на стол, уперся в них лбом и беззвучно смеялся. Дед прикрыл нижнюю половину лица сканвордом, делая вид, что внимательно его изучает.

Заподозрившая подвох Светка переводила взгляд с одного охранника на другого, пока не заметила улыбающегося Никиту. Это подействовало на девицу, как красная тряпка на быка.

Догадавшись, что ее бессовестным образом высмеивают, брюнетка рассерженной фурией подлетела к художнику и заорала благим матом, не скупясь на оскорбления. Высказавшись, она гордо направилась к двери.

– Как стремительно отгорела наша любовь! – громко, с надрывом произнес Андрей и зачерпнул ложкой наваристый борщ.

– Пошел, бл.дь, на х.й, козел дефективный! – донеслось уже с улицы.

– Наконец-то свалила, – облегченно выдохнул гравировщик. – Хоть пять минут посидим как люди.

– Радио включить? – спросил молодой чоповец. – По "Культуре" Чайковского транслировали…

– Андрей, ты попа нашего поблизости не видел? – напрягся старик. – А то прилетит сюда, как в прошлый раз, настроит свое радио "Радонеж", и будем три часа протоиереев ихних слушать.

– Не видел, – честно признался художник.

– Ну, и слава Богу!

– Воистину! – хмыкнул Скайуокер. – Держись, Андрюха! У Светки не язык, а помело, кругом разнесет, что ты – псих и импотент.

Гравировщик задумчиво посмотрел на две пустые бутылки из-под элитного алкоголя, украшавшие книжную полку с детективной и приключенческой литературой:

– Знаешь, Степан, есть женщины, для которых все отдашь, а есть бабы, на которых жалко кондом потратить. У тебя, кстати, лишний не завалялся?

– Выходишь на новый уровень? – заулыбался Скайуокер. – Будешь стрелять не только сигареты, но и резину?

– Это для Семеныча, – художник понизил голос. – Сначала повадился в моих вещах копаться, теперь лазает в наш с Юркой холодильник и жрет оттуда втихаря. Достал, сил никаких нет.

– Много сожрал? – заинтересовался Дед.

– То колбасу свистнет, то сыр, то молоко. У меня там кефир стоит. Хочу в кондом жидкого мыла плюхнуть, завязать и в бутылку засунуть. Побалую "крысу" деликатесом, пускай ни в чем себе не отказывает.

– Андрей, он сперва проблюется, а потом догадается, чья это была затея, – сказал пожилой охранник. – Помни, что тебе с ним еще работать.

– Надеюсь, подавится и сдохнет…

Порывшись в верхнем ящике стола, Скайуокер выдал художнику темно-синий блистер:

– На суде я скажу, что не хотел становиться соучастником этого преступления и глубоко опечален внезапной кончиной Семеныча… из-за твоей мыльной "кончины"!

– Я возьму всю вину на себя, – торжественно пообещал гравировщик. – Никита, ты наелся?

– Да!

– Отлично! Прокатимся с ветерком, куда тебе там было нужно…

– За Линию, – школьника вновь охватило волнение.

– В одном, Дед, ты прав: развеяться мне точно не помешает, – осклабился Андрей. – Если кто станет спрашивать, я поехал забирать ноутбук из ремонта. Вернусь не раньше шести.

Тепло распрощавшись с охранниками, художник повел Никиту назад, ко вторым воротам кладбища. На асфальтовом пятачке их поджидала серебристая "Ауди" с горбоносым водителем.

Пока школьник забирал из бытовки рюкзак, Андрей задорно плясал вокруг машины, напевая популярную композицию группы "Жуки" про "Властелина колец".

Так и не снискав аплодисментов за свое выступление, он плюхнулся на переднее сиденье и выставил локоть в окно. Никита поерзал, устраиваясь на заднем сиденье.

– Куда едем? – с легким южным акцентом спросил шофер, выруливая из ворот кладбища.

– А слабо, Петрович, до Анапы подкинуть? – улыбнулся гравировщик.

– Деньги за бензин в две стороны плати. И ремень пристегни.

– Я закурю?

– Перебьешься!

– Злой ты, – художник потянулся к магнитоле. – Тогда я петь буду. Никита, давай на два голоса?