Поручик Ржевский или Дуэль с Наполеоном

— Ах, художник, — повторил Наполеон, выкручивая де Боссе ухо. — Все вы художники. Богема проклятая!

Адъютанты, подхватив изрядно потертую Марию — Луизу, бросились прятать ее в палатку.

Наполеон, в ярости оседлав коня, поскакал осматривать местность. Он мчался так быстро, что его продуло.

К вечеру у Наполеона из обеих ноздрей потекло. Но по — настоящему его беспокоило лишь, как бы русские опять не ускользнули у него из — под носа.

— Я верю в свою звезду, — говорил он доктору Луакре, колдовавшему вокруг него с лекарствами и примочками. — Меня ждет второй Аустерлиц.

— Да, да, вне сомнения, — заботливо соглашался тот. — Примите еще две пилюли, сир, и у вас будет сразу два Аустерлица.

— К дьяволу ваши пилюли! У меня от них изжога. Чего стоит наука, если она не в состоянии вылечить меня от насморка?! Выкиньте все ваши снадобья и налейте мне пинту старого доброго вина.

Доктор Луакре не посмел спорить. И всю оставшуюся ночь Наполеон жадно пил пунш. Густое сахарное вино лелеяло в нем сладкие мечты о завтрашней победе над Кутузовым.

Из — за простуды великий узурпатор не мог ни на минуту сомкнуть глаз и, прохаживаясь вокруг палатки со стаканом пунша, донимал часового.

— Как твое имя?

— Бенжамен, сир.

— С какого года в службе?

— С восемьсот пятого, сир.

— А! из стариков. Получили рис в полк?

— Получили, сир.

— А сухари?

— Получили, сир.

— Армия воюет желудком, — глубокомысленно заявлял Наполеон и с тревогой осведомлялся у дежурного генерала Раппа, не ушли ли русские. Услышав отрицательный ответ, он, голосом, чрезмерно гнусавым даже для француза, провозглашал: «Шахматы поставлены, игра начнется завтра!» — брал очередной стакан пунша и вновь отправлялся болтать с часовым.

— Ты рад быть моей пешкой, Люсьен?

— Как прикажете, сир, — отвечал гвардеец по имени Бенжамен.

— Получили дамок в полк?

— Получили, сир.

— Армия воюет не только желудком, — заключал Наполеон и отправлялся на поиски Раппа.

Около шести утра Наполеон набрел в тумане на Нея с Даву и велел им тотчас же «начать игру».

Восход солнца был встречен залпом тысячи орудий.

Глава 33. Битва гурманов

Фельдмаршал Кутузов никогда не жаловался на аппетит. Но наивысшее наслаждение от еды он получал, если вокруг него свистели ядра и пули.

Когда русская армия, преследуемая Наполеоном, достигла деревни Бородино, у Михаила Илларионовича от мысли, что Москва уже не за горами, — начало посасывать в желудке. И он решил дать генеральное сражение.

Начало битвы пришлось на завтрак фельдмаршала, ее разгар — на обед, а под ужин она стала затихать.

Весь день Кутузов провел на покрытой ковром лавке в центре русской позиции — на кургане в Горках, откуда сражение было видно как на ладони.

Пока фельдмаршал завтракал, французы обрушились всей своей мощью на левый флаг русской армии, защищаемый князем Багратионом.

Багратион неистово оборонялся, но силы были слишком неравны. Ряды защитников таяли с каждой минутой. Князь, видя, что его багратионовы флеши превращаются в плеши, трижды посылал к Кутузову гонца за помощью из резерва. Но всякий раз главнокомандующий поворачивался к его адъютанту незрячим глазом и по — стариковски ворчал:

— Резервы?! Какие резервы, голубчик? Бутерброд с колбасой — мои резервы! Коли я их теперь отдам, с чем мне тогда ужинать?

Вскоре Багратион был тяжело ранен. Узнав об этом, Кутузов уронил слезу в недопитый чай и велел немедля направить на левый фланг подкрепление. Как водится на Руси, резервы долго запрягали, и помощь опоздала на два часа.

Наполеон Бонапарт с начала сражения находился со своей свитой на кургане Шевардинского редута.

Император Франции сидел на складном стуле, положив одну ногу перед собой на барабан, с флегматичным видом созерцая в трубу картины сражения. На его глазах русские снаряды месили тесто из сильных, красивых европейских мужчин, о желудках которых он еще недавно столь трогательно заботился, оставаясь теперь совершенно равнодушным к тому, успеют ли они переварить вчерашние сухари до того, как сами превратятся в chair a canon /пушечное мясо (фр.)/.

Наполеон ничего не ел и не пил. Но все равно постоянно отлучался за дерево, проклиная свою недавнюю невоздержанность в употреблении пунша.

После сырой бессонной ночи император чувствовал себя совершенно разбитым. Кроме дизурии, его мучил насморк и сухой кашель. [14] Он не переставая сосал пастильки от простуды, которые помогали ему как мертвому припарки.

От нервного истощения у императора кружилась голова и сводило судорогой икры. Он часто скрещивал на груди руки, как — будто был одолеваем глубокими раздумьями, а на самом деле просто боролся с приступами озноба. Серая шинель совсем не грела. Доктор Луакре умолял Наполеона одеть шубу или хотя бы завернуться в одеяло, но император в ответ громко сморкался и говорил: «Allez vous…» /«Убирайтесь к…» (фр.)/.

14

После вскрытия на о. Св. Елены выяснилось, что, помимо всего прочего, у Наполеона Бонапарта был геморрой, язва желудка и прочие незаурядные болезни.

Военный оркестр неподалеку играл бравурные марши, заглушая распоряжения, которые сиплым голосом отдавал Наполеон. Адъютанты и посыльные не решались переспрашивать императора, и оттого почти все его приказы выполнялись шиворот — навыворот.

Битва шла своим чередом.

Летали ядра, сверкали штыки, развевались знамена. Грохотали пушки, ржали лошади, кричали люди. Клубящийся по полю дым от выстрелов и пожаров укутывал, словно саваном, растущие горы тел.

Деревня Бородино, на правом фланге 1-й армии Барклая, была почти сразу захвачена французами, но дальше они пробиться на смогли из — за яростного сопротивления русских егерей.

Барклай де Толли, которого с начала войны незаслуженно обвиняли в трусости, в этот день искал смерти по всему Бородинскому полю. Он нарочно подставлял голову под пули, но они отскакивали от его блестящей лысины, как от стенки горох. Генерал бесстрашно смотрел смерти в глаза, и Смерть стыдливо отводила взор, срывая злобу на генеральских лошадях, убивая их под ним одну за другой.

Курганная батарея на левом фланге, обороняемая 2-я армией Багратиона, в отсутствии раненного князя несколько раз переходила из рук в руки, но к полудню все же пала под натиском маршала Нея.

Флигель — адъютант Вольцоген приехал к Кутузову с донесением от вездесущего Барклая, что левый фланг рухнул. Вольцоген прибавил от себя, что наблюдал среди солдат и офицеров растерянность и панику.

Кутузов в это время с трудом жевал жаренную курицу, полагая, что вид обедающего под пулями главнокомандующего должен поддерживать в войсках боевой дух и уверенность в победе. [15]

Сообщение Вольцогена заставило старого фельдмаршала в волнении подняться на ноги.

15

До недавнего времени некоторые историки настаивали на том, что Кутузов ел телятину; однако последние бородинские раскопки на месте стоянки фельдмаршала и найденные при этом куриные останки свидетельствуют о правоте графа Л. Н. Толстого, который в своем романе «Война и мир», в одной из глав, посвященных Бородинской битве, писал: «Кутузов с трудом жевал жаренную курицу…»