Порыв ветра, или Звезда над Антибой
Шрифт:
В письмах Дугласу Куперу Никола де Сталь писал об источнике своего вдохновения, который находится где-то вне его, приходит внезапно, является как бы случайностью, вроде несчастного случая или происшествия (hаsаrd или даже l\'ассidеnт): «я делаю нечто такое, что даже нельзя расчленить, разъять, разъяснить, что приходит случайно, что случается со мной, приходя от случая к случаю».
Не всякий художник способен распознать это наитие, этот приход, принять его с радостью. Зато эта «случайность» может помочь в раскрытии тайн мира, как не поможет никакое ученье, никакое техническое мастерство.
Это рассужденье о подверженности наитию, об ожидании его
«Гений: высшая степень подверженности наитию – раз, управа с этим наитием – два. Высшая степень душевной разъятости и высшая – собранности. Высшая – страдательности и высшая – действенности. Дать себя уничтожить вплоть до последнего какого-то атома, из сопротивления которого и вырастет – мир».
… В апреле Франсуаза родила сына, которого родители назвали Гюставом. «Жена завершила работу над моим портретом в миниатюре, это очень подвижное существо, довольно смуглое, – писал де Сталь Лекюиру, – так и стреляет глазами, ни минуты покоя».
Был ли счастлив молодой отец? Благодарил ли самоотверженную супругу и судьбу? Легко догадаться, что этого не случилось.
Он уезжал из Парижа на север Франции и писал оттуда жене, что дух его в смятении, что ему очень тяжело, но он работает, «высаживает», «спускает» все новые картины. Глагол «descendre» в применение к картинам звучит странно, и над его смыслом (как, впрочем, и над специфическим употреблением многих других французских слов у Сталя) искусствоведам приходится ломать голову.
В июне Никола сообщает Франсуазе, что никогда ему не было так грустно, как сейчас.
В том же месяце в Венеции открылась международная художественная выставка (бьеннале). В ее французском павильоне были показаны три полотна де Сталя. Однако, в отличие от сговорчивого Дориваля, венецианские организаторы выставки даже не спросили у художника, рядом с чьими произведениями он желал бы разместить свои полотна. Картины де Сталя ничтоже сумняшеся повесили рядом с работами других абстрактных художников…
На одной из тогдашних парижских выставок Никола встретил подругу Жанны художницу Герту Осман и рад был выплакать ей душу. Позднее он стал переписываться с Гертой, потому что мог пожаловаться ей на свою жизнь и узнать от нее что-нибудь о Жанне. А может, и рассказать ей что-либо в надежде, что это будет пересказано Жанне…
После Майского салона, где де Сталь выставил полотно «Сицилийский порт», прошла выставка его картин в галерее Жака Дюбура. Не всем французским критикам пришлась по душе новая манера де Сталя, но нашлось несколько искусствоведов, которые сочли выставленные у Дюбура двенадцать полотен (в том числе «Путь на Юзес») великолепными.
Изменения, происшедшие в живописи де Сталя, коснулись не только частичного (все же на границе абстракции) возвращения к фигуративности, но также изменения фактуры, ее облегчения. Де Сталь чаще работал теперь кистью и щеткой, чем мастихином, и краски его были порой совсем жидкими. Вот как писал об этом известный французский искусствовед Андре Шастель:
«Меняя для себя устройство мира, художник меняет и манеру живописи… Облегчение живописного материала не менее важно, чем возвращение предметов и образов в его живопись. Если иризация, живопись, отливающая всеми оттенками, или пастозность перестают быть для него первейшей заботой, то важными становятся рисунок и вырезанные очертания…»
Итак, кисть и разведенное эссенциями масло приходят на смену мастихину.
Искусствоведы отмечают
также изменение палитры. Все напряженнее становится красный цвет и уже на подходе синий. Впрочем, в то последнее «северное» лето де Сталя гамма его была (в сравнении с полихромностью сицилийских пейзажей) очень сдержанной – черное, серое, освещающие все полотно белые пятна.Работая с таким же напряжением, как и в 1953 году (чуть не триста полотен за1954 год), де Сталь пишет ночной Париж, мост Сен-Мишель…Кто мог предвидеть, что это было его прощанье с Парижем?
Поклонник де Сталя Бернар Дориваль настойчиво сравнивал живопись этой летней поры с гаммой Эдгара Мане, называя нового де Сталя «современным Мане».
Никола де Сталь часто сбегал в то лето на берег северного моря и там писал пейзажи. Это было прощание с красками севера, с родным морем. Однажды он добрался до Гравлина и написал там маяк. Позднее просвещенные искусствоведы вспомнили, что Сталь прошел по следам Сера (что Сера писал то же место за несколько месяцев до своей случайной смерти – 32 лет от роду).
Де Сталь побывал в Эркенгеме, в гостях у семьи Жана Борэ, работал на берегу Ламанша.
Андре Шастель вспоминал о том, как лихорадочно работал в те годы де Сталь: точно торопясь наверстать упущенные элементы окружающего мира, всегда, впрочем, существовавшие в его сознании. За несколько месяцев им написаны были многочисленные пейзажи, натюрморты, он писал цветы и даже фигуры.
Де Сталь по-прежнему работал в своем парижском ателье на рю Гогэ, но к концу лета смятение его становится нестерпимым. В августе он оставляет парижское ателье, покидает Париж, оставляет жену, четверых детей. Можно было подумать, что он гонится за призраком, что его гонит из дому призрак…
Тяга художника к уединению, впрочем, не была чем-то редким, неслыханным. Многим из тех, кто занимается творческим трудом (или хотя бы питает иллюзию своей принадлежности к этому труду), нередко приходится искать уединения, перемены обстановки. Уединение может оказаться грустным, неуютным, некомфортабельным, но без него зачастую не обойтись.
Де Сталь мог бы уехать в свой замок Кастеле, в Менерб, но выяснилось, что Жанна с мужем и детьми поселилась в Грасе. И вот Никола де Сталь едет в Канны искать новое ателье поближе к Грасу. В конце концов ему удается снять ателье, которое устроила и долгие годы занимала вполне известная в этих краях художница Элен Дюфур – на препоследнем этаже дома Ардуэн, выходящего на приморский бульвар и улицу Ревели в Антибе.
Римляне отчего-то называли Антиб Антиполисом, Антигородом (или Городом Напротив), но люди селились в этом уютном Антигороде еще и за тыщу лет до прихода римлян. Послевоенный Антиб, в котором за неимением более приближенной к Грасу и к дому Жанны свободной мастерской разместился в сентябре 1954 года Никола де Сталь, был симпатичным городком, где охотно и подолгу живали знаменитые художники, писатели и самые разнообразные знаменитости Европы и Америки. Сам Никола жил в детские годы близ одного из здешних пляжей под присмотром своей крестной матери княгини Любимовой. На Антибском мысе жил его не слишком добрый дядюшка Алексей Иванович, там жили и умерли дядья последнего русского императора Николай Николаевич и Петр Николаевич. В отель Антибского мыса, в Рок Эдем и Эйлен Рок слетались самые яркие светские птицы всех континентов, и пестрота их оперенья соперничала с блеском их бриллиантов… Антибский мыс славился красивыми женщинами, дорогими ресторанами, своими розами, пальмами и чудным морским пейзажем.