После и вместо

Она красива. Она красива, как ангел, в этом воздушном платье и с глазами, сияющими, как драгоценные камни. Она идеальна для Финника Одэйра, Китнисс знает это также хорошо, как и то, что не должна грустить.

Это день свадьбы - счастливый день. Это день, когда Финник Одэйр берет замуж Энни Кресту. Девчонку с волосами цвета осенней листвы и глазами, в которых расплескалась весенняя зелень. Идеальную и любящую. Любимую.

Финник улыбается, поглаживая кончиками пальцев скулы невесты, и будто вонзает трезубец прямо Китнисс под ребра. Он никогда не улыбался так ей. Он никогда не говорил ей, что любит. Никогда не называл своей.

Не больно. Больно быть не должно. Потому что Финник улыбается. Он улыбается, и будто солнце отражается в его взгляде. Он улыбается, когда касается губами ее губ, когда запускает руки в мягкие волосы цвета лесного пожара.

“Ты будешь счастлив. Ты заслужил. Я так хочу, чтобы ты был счастливым”

И, может быть, получится не вспоминать все, чего не должно было случиться. Может быть удастся списать все на очередной ночной кошмар - липкий и вязкий, как застывающий гудрон. Кошмар, в котором он любит только ее, а потом умирает, раздираемый на части толпой переродков.

*

— Я люблю ее, Китнисс. Я так люблю мою Энни.

Он гладит пальцами древко своего трезубца, будто ласкает. А она глаз не может оторвать, вспоминая… пытаясь забыть, что эти пальцы вытворяли с ней на Арене, когда они надышались ядовитого газа и не понимали, наверное, что творят.

— Твоя Энни - просто сокровище. И знаешь, это будет самый красивый праздник с начала войны. Вы заслужили это, вы с ней.

Слова кажутся вымученными, а улыбка - резиновой. Но Финник сжимает ее руку, словно беззвучно пытается сказать нечто, что не может, не смеет произнести.

— С Питом все будет хорошо.

— Я знаю. Спасибо, Финник.

Он наклонится, трогая губами ее холодную щеку, а она вздрогнет от жара, что волной прокатится по телу. Телу, которое вспоминает, никак не может забыть.

— Тогда на Арене…

Он мнется, не зная, как начать, что сказать, как объяснить. Его волосы цвета спелой пшеницы перебирает ветер, а она так хотела бы запустить в них пальцы. Опять.

— Не надо, прошу тебя. Просто забудь.

В ее голосе мольба, разбавленная тоской и слезами, а он выдыхает будто бы с облегчением, сжимает плечо на прощанье.

— Ты лучший друг из всех, что у меня были.

“Ты тоже, Финник, ты тоже”

*

Жених кружит невесту - уже жену, в первом танце, и она, как хрупкая статуэтка в его руках. Она как нераспустившийся бутон с нежными шелковыми лепестками. Она - само совершенство.

Первый танец подходит к концу, и гости присоединяются к молодоженам, музыка гремит на полную, а веселый смех и шутки раздаются со всех сторон.

Китнисс танцует, не чувствуя ног. В голове - пусто и хочется просто уйти. Забраться с ногами в кровать, обнять подушку и выжечь из сознания память о его губах на ее шее, о его ладонях на ее бедрах.

Ошибка. Обман. Наваждение. Одна из уловок Капитолия, не больше.

— Иди сюда, - худенькие ручонки Прим Эвердин с неожиданной силой сжимают плечи сестры.
– Все хорошо, Китнисс. Все будет хорошо. Я чувствую. Понимаю.

“Откуда?”

Радостный журчащий смех Энни за спиной, и взгляд Финника, выжигающий в затылке дыру. И вкус его губ, что до сих пор никуда не делся.

========== 16. Пит/Китнисс ==========

Лучики солнца в взлохмаченных волосах, мука на подбородке и брызги масляной краски всех цветов радуги на щеках. Он пахнет летом и высокими пушистыми облаками, что отсюда, с земли, кажутся мягче, чем самая воздушная перина. У него крапинки света в глазах, и улыбка на губах расцветает, как цветок в летний полдень, когда он греет ладони о кружку цветочного чая, слыша далекие раската грома.

— Может быть, вернешься в дом?

Китнисс выходит на крыльцо почти что беззвучно - давняя привычка еще со времени Игр, о которых сейчас, когда война давно позади, они пытаются не вспоминать. Обнимет мужа со спины, трогая губами ямку за ухом.

— Нужна помощь с булочками?
– дразнится Пит, и так хочется замурлыкать от ее близости, ее дыхания на коже, ее сияющих глаз, что больше не вспыхивают страхом во время грозы.

— Сожгу их все к чертовой матери. Это ты у нас сын пекарей, не я.

Он слышит в ее голосе улыбку, хотя сам на мгновение чувствует грусть, вспоминая родителей, что не успели выбраться из Дистрикта, разносимого в пыль планолетами Сноу.

Им бы понравился этот новый мир, что они пытаются строить на руинах старого, думает Пит, чувствуя, как растрепавшаяся коса девушки щекочет его щеку и губы. Им бы понравилась Китнисс. Мама всегда восхищалась ее отвагой и силой.

— Эй, ты все еще здесь? О чем задумался?

Шутливо шлепает его по щеке, но тут же целует, притягивая к себе за воротник. Целует так крепко, перебирая пальцами его светлые волосы - того же оттенка, что зреющий лен, обширные поля которого они видели в Дистрикте-11 во время Тура Победителей.

Как же давно это было.

Теперь Пит печет хлеб, как отец, рисует закат и составляет невероятные композиции из цветов, что выращивает в их саду, копаясь там до темноты. Наверное, это его способ справиться с тем, что они пережили. Постараться забыть все смерти и ужас войны, забыть, как изувечил его рассудок Капитолий, забыть, как пытался убить единственную девушку, которую когда-либо любил.

— Гроза собирается, - Пит показывает куда-то за горизонт и вытирает о штаны краску с пальцев. Он все еще, даже спустя столько лет, смущается, когда Китнисс смотрит так пристально, и в ее глазах по радужке разливается такая нежность, что дышать становится трудно и хочется прижать к себе так крепко чтоб раствориться друг в друге и остаться так навсегда.

…

В доме тепло и тихо, пахнет тестом, корицей и одуванчиками, которые он собрал для нее у реки. Теплый ветерок шевелит на окнах занавески, а под столом сердито шипит Лютик - грязно-рыжий, ободранный, одноглазый. Настоящее чудище.

— Он все еще ждет, что Прим однажды войдет в эту дверь, - бледно улыбается Китнисс, и будто широкая тень ложится на ее лицо, а плечи чуть опускаются.

— Мне тоже ее не хватает, - Пит зарывается лицом в волосы девушки, что пахнут полем, солнцем и молоком. Печаль не уходит, она навсегда останется с ними, въевшись глубоко в вены, впитавшись в каждую клеточку кожи.

Примроуз была лучиком света, что освещал этот дом даже в самые темные, холодные дни. И Финник. Финник Одэйр, столько раз спасавший их жизни. Финник, что так и погиб - прикрывая их спины. Друг и соратник, брат. Китнисс и сейчас порой просыпается ночами с его именем на губах, просыпается, давясь криком и слезами, зная, что ничего уже не изменить.

— Где-то там, наверху, они смотрят на нас и, может быть, улыбаются. Они хотели, чтобы мы были счастливы, помнишь?

“— Ты любишь меня. Правда или ложь?