После осени. Поздняя РАФ и движение автономов в Германии
Шрифт:
Глава шестая
Народная тюрьма» должна находиться в таком месте, где передвижение и пребывание молодых людей является вполне нормальным явлением и где часто можно увидеть людей, носящих туда-сюда какие-то вещи и предметы. В обычном, оживленном районе. Мы решаем открыть магазин подержанных вещей в Кройцберге. Действительно легальный, с лицензией на торговлю и всеми необходимыми условиями. После долгих, тщательных поисков мы нашли то, что нужно. Пустой магазин, только что созданный для нас, с большой квартирой рядом с ним и многокомнатным подвалом под ним. Наиболее благоприятное место для подвала находится за магазином, прямо под гостиной. Мы разрезаем его пополам стеной и превращаем заднюю часть
Через официальный вход подвал теперь можно осмотреть в любое время. Старые помещения пустуют и не имеют крыши.
Народная тюрьма» создается без того, чтобы мы знали, кого здесь однажды будут охранять. Сначала мы хотели создать все материально-технические условия, а потом решить, кому «отдать честь».
Пола — легальная и еще не известная конституционная охрана. Она принимает и управляет магазином подержанных вещей. Дела идут очень хорошо.
Уже несколько недель заключенные снова объявляют голодовку против пыток в изоляторе. Это уже третья, и единственным ответом со стороны государства является жестокий метод принудительного кормления.
Ситуация достигла предела и обострилась после смерти Хольгера Майнса. Он находится под хладнокровным надзором системы правосудия и тюремного врача. На последней фотографии он изображен мертвым человеком, истощенным до скелета. В БухенвалеВаушвице, Равенсбруке, Заксен-Хаузене и других концентрационных лагерях.
Ajngeheurejyut, потрясающее бессилие заставляет нас
под давлением. Мы хотим нанести ответный удар и думаем о том.
где и кого мы можем атаковать с самого начала.
...с самого начала. Мы хотим, чтобы вы почувствовали, что уничтожение наших будет стоить им чего-то.
Народная тюрьма готова, мы захватим высших судей Берлина и нападем на них.
Мы захватим высших судей Берлина и посадим их в нее.
Действие разворачивается иначе. Председатель Берлинского апелляционного суда фон Дренкманн застрелен при попытке к бегству. Движение 2 июня берет на себя ответственность и начинает свою декларацию со слов:
«Кто сеет насилие, тот пожнет насилие».
Когда была убита Петра Шельм, мы сказали: Месть за Петру; когда был убит Георг фон Раух, мы снова сказали: Месть за Георга; и мы сказали это за все остальные убийства: Томми Вейббекера, Маклойда, Юргена7ендрТах76иина, Ричарда Эппла и всех «покойников» немецких тюрем. Все они были расстреляны при совместной ответственности судебных органов, прокуратуры, Управления по защите конституции и полиции. Мы так и не смогли дать ответ на эти охраняемые законом преступления. УнгеджеПаролен остался в истинном бессилии. — Во всех тюрьмах Федеративной Республики Германия заключенные подвергаются жестокому обращению и пыткам. Здесь больше, там меньше. Известны только самые серьезные «злоупотребления»: Мангейм, Гамбургер Глок, изолятор Тегель. Некоторые умирают в тюрьме, и никто не знает, почему.
Вчера революционер Хольгер Майнс стал жертвой судебного убийства. Он объявил голодовку вместе с 42 другими заключенными. Они борются за отмену пыток через изоляцию и за отмену особого режима для политических заключенных. Через 58 дней Хольгер Майнс умер от голода. (...)».
На рубеже года мы все собрались на несколько дней для подробного обсуждения. Один сочувствующий предоставил нам свою квартиру. Нас стало девять человек, и мы решили устроить действительно хорошую новогоднюю вечеринку, чтобы, так сказать, положить начало заключительной
фазе нашего разгромленного плана освобождения.Решение было принято в пользу председателя берлинского ХДС, PeterXorenZj. Мы будем похищены.
Зачем вы это делаете? В Берлине идет избирательная кампания. Петер Лоренц — главный кандидат от оппозиции. Нам ясно, что решение об обмене заключенных на заложника будет приниматься не в берлинском сенате, а в Бонне, в кризисной команде Шмидта. Простая психология убеждает нас: СДПГ, как правящая партия в Бонне и в Берлине, не может морально позволить себе позволить партизанам расстрелять своего единственного и перспективного соперника по оппозиции и тем самым позволить ХДС выиграть выборы. Петер Лоренц не является центральной фигурой в рядах стратегов антиповстанческой борьбы, он также не является влиятельной политической или экономической фигурой. Он всего лишь правый консервативный региональный топ-политик, который имеет свою меновую стоимость исключительно в нынешней специфической констелляции политических обстоятельств Берлина. Мы ни на секунду не сомневаемся, что правительство заменит его.
В канун Нового года мужчины начинают готовить и с большим энтузиазмом готовятся к вечеру. Бар — прекрасный повар. Все выясняется и обсуждается, намечается будущий режим переговоров с правительством. Мы не хотим никаких тайных переговоров, но хотим поставить условием публикацию старых контактов и договоренностей через телевидение. Нам нужно еще несколько недель, чтобы отработать информацию о привычках Петера Лоренца, после чего мы сможем атаковать.
К полуночи у нас уже буйное настроение. Бар и Бенджамин насыпали черный порошок в только что опустошенную бутылку виски. Они хотят допить ее в полночь.
Они планируют взорвать ее на заброшенной фабрике напротив нашего дома в полночь и собираются целовать симпатичных турецких девушек у входной двери — как два школьника. Али нацепил на свои копыта пушечные снаряды, нанизанные на пояс с боеприпасами. Всегда немного диджей и сорвиголова, он зажигает петарду в приподнятом настроении, думая, что сможет сразу же вынуть фитиль. Но она проскакивает сквозь его пальцы, и первый пушечный выстрел обрушивается на его тело. Али застывает как в рассоле, и мы не знаем, смеяться ли нам от стыда или быть в катастрофическом настроении, когда одна петарда за другой взрываются на его теле в быстрой последовательности. С каждым новым взрывом он совершает жесткий прыжок в воздух, ровно десять раз. Затем наступает тишина. Чудесным образом только его футболка разорвана в клочья, а на коже осталось несколько черных следов. «Ну, Джанго, как все прошло?» — спрашивает Сьюзен Спдтиш. Но с его бледных губ срывается лишь запинка. Голос и самообладание покинули его. Его колени неуверенно подгибаются. Я быстро выхожу в коридор, чтобы посмотреть, не удивлены ли соседи, ведь это прозвучало как оружейный залп. Но все в порядке. Ганс хватает отменное серебряное двуствольное ружье, чтобы выстрелить из него в заводской цех. Он уже тяжело сидит и заправляет «серебряную невесту» под пальто.
Тендер следит за тем, чтобы все оставалось в рамках, призывает к революционному порядку. Паула и Пауль влюблены, в промежутках мы курим косяк и в полночь все выходим на улицу, чтобы открыть новый год по всем правилам анархистского искусства. Мы находимся в самом центре Кройцберга, и на улице царит интернациональная суета. Наши салюты смешиваются с диким грохотом новогодних фейерверков.
Мы все выглядели немного похожими на выстиранное белье. Но это ничего не значило, потому что чувствовали мы себя превосходно. Единственное, чего нам не хватало в последние несколько недель, — это сна. Ночи и дни определяли наш ритм. Нам нужен был каждый час. Подготовка шла бурно, приближая день своей судьбы: освобождение товарищей из тюрьмы.
Бенджамина вырвало перед дверью, и он рухнул еще до того, как мы оказались внутри. Тяжелая сумка с инструментами соскользнула с его плеча и упала на пол. Будильник прогрохотал по всем четырем лестницам и вернулся обратно, не обращая никакого внимания на ранний утренний час. Было четыре часа. Вся ночь ушла на то, чтобы достать последнюю машину и подготовить ее к угону. Бенджамин был измотан, его кровообращение нарушилось. Я затаила дыхание и прислушалась, нет ли в доме какой-нибудь суматохи из-за сигнализации. Все оставалось безмолвным. Алекс вышел из квартиры, и мы затащили Бенджамина внутрь. Алекс быстро вытерла лестничную клетку, а я приготовила чай. Бенджамин уснул раньше, чем вода закипела.