После развода. Не предал, а разлюбил
Шрифт:
Жалко ее невозможно. Утешаю, как могу, но в голове сидят слова Богдана. Если честно, очень хочется уйти, так давит ее горе, но я остаюсь на лавке бормотать бессмысленные слова, которые никак ей не помогают. Пока не вижу Богдана.
— Простите, я отойду.
— Да, конечно, — вяло отзывается женщина.
— Привет, — устало улыбаюсь Богдану. — Ты чего тут?
— Я тут активно лезу не в свое дело, — кается и чешет затылок. — Так меня эта история с тем парнем зацепила, с утра к Селиверстову на поклон, так и так, меня по кусочкам собрал, почему с ним не выйдет?
— Там… — оборачиваюсь на женщину и отвожу его подальше. — У него только мама и точно нет возможности нанять толпу крутых хирургов.
— Я найму, — отвечает без раздумий.
— Это сумасшедшие деньги, Богдан…
— Ну какие сумасшедшие, Тась? Лям? Два? Ну три — это потолок, больше народу в операционную не влезет. Я найму, — повторяет увереннее и жестче. — Я спать не смогу, зная, что мог помочь, но зажал бабки. Дашь контакт?
— Вон его мама, — кивком указываю на женщину. — Вера Павловна.
— Знакомь.
— Постарайся особенно не обнадеживать, ладно? Не говори про себя. Представлю тебя как друга и все.
— Так будет правильнее, — соглашается, обдумав.
Домой возвращаюсь через пару часов. Зареванная, опустошенная, но с робкой надеждой на сердце. Заваливаюсь на диван и, не хуже дочери, вырубаюсь.
* * *
Просыпаюсь через пару часов и, проверив мобильный, вижу жалобное сообщение от дочери:
«Я проснулась, а рядом никого».
«Часы посещения не резиновые. Скоро приеду, если хочешь», — отвечаю, отчаянно зевая.
«Хочу!», — быстро отвечает дочь, а буквально через полминуты звонит Руслан.
— Не приезжай, — говорит без предисловий. — Я уже тут и хочу поговорить с ней наедине.
— Рус, может, позже? У нее, все же, сотрясение, — выражаю обоснованное сомнение.
— Я не собираюсь кричать. Но хочу удостовериться, что на этот раз она сделала правильные выводы. Не переживай. Завтра выписка, увидитесь.
— Ладно, — принимаю со вздохом.
В конце концов, это он привел этот геморрой в нашу семью. Он пусть и последствия разгребает.
Занимаюсь домашними делами до самого вечера, пока вдруг кто-то не начинает весьма настойчиво звонить в дверь. Первая мысль — Марк. Сердце, как обычно, радостно подпрыгивает, но со взглядом в глазок грохается с высоты. Руслан.
Открываю, даже не думая стереть с лица разочарование.
— Чего тебе? — Гостеприимной быть тоже не планирую.
— Помянем мою личную жизнь? — предлагает, согнув руку в локте и продемонстрировав мне бутылку коньяка.
— Нет, — даю твердый ответ, отлично видя еще и сумку во второй.
— Черт, Тась, мне больше некуда пойти. Впусти.
— Нет. Топай в отель, тут ты ночевать не останешься.
— Ты добрая. Ты впустишь, —
заявляет убежденно.Я резко закрываю дверь, а этот предприимчивый мерзавец успевает сунуть в проем бутылку, и она с хрустом бьется, заливая пол вонючей липкой жижей и засыпая осколками.
— Да блин! — возмущаюсь и злюсь: — Совсем, что ли?
— Рефлекс! — уверяет, расширив глаза. — Я все уберу, не трогай осколки, а то поранишься.
— Какая трогательная забота, — язвлю и толкаю его, бочком протискивающегося в квартиру. И успеваю уловить его лукавую улыбку в отражении зеркала в прихожей. — Ну и убирай, — ворчу и иду в гостиную, признав, что отделаться от него не получится.
Руслан возится на кухне и в конечном итоге заглядывает ко мне.
— Тась, а где пакеты под мусор?
— Там же, где и раньше, — подленько ухмыляюсь.
— Ты же знаешь, что я не знаю где это, — вздыхает.
— Это потому, что ты ни разу за двадцать лет не вынес мусор.
— Я ни разу за двадцать лет не вставлял новый пакет в ведро, а мусор выносил, не надо мне тут.
— Ну, раз не надо, сам и ищи. И побыстрее, сквозняк. И воняет.
— Твоей вредностью, — бубнит тихо и выходит. Спустя пару минут издает победный клич, долго собирает осколки, выносит их в мусоропровод. Снова идет на кухню и через минуту опять заглядывает. — Тась, а где тряпки?
— Там же.
— Где и пакеты?
— Где и раньше, — отвечаю с удовольствием и бросаю на него довольный взгляд обожравшейся вкусняшек кошечки.
Руслан очень старается делать свирепое лицо, но я сразу же понимаю, что в этом раунде он мне подыграл. И победа уже не кажется такой сладкой.
Когда он заканчивает и плюхается рядом, раскинув руки по сторонам, жалею, что не закрылась в спальне, имитируя глубокий беспечный сон.
— Что, даже не интересно? — хмыкает немного раздосадовано. — А как же здоровое злорадство? Получил по заслугам и все такое.
— Это ты с ней порвал, а не она с тобой. Чему злорадствовать? Что ты увернулся от пули?
— Она заявила, что беременна. Так что пока неясно. Может, не увернулся, а получил контрольный в голову.
— Чушь, — морщусь. — Она бы не стала беременеть до свадебного путешествия. Куда ты там путевки взял? Мальдивы, Сейшелы?
— Последнее.
— Губа не дура. Я вот ни разу не была. И шубы у меня нет.
— Теперь я жлоб?
— Нет, уверена, ни одна твоя любовница не жаловалась.
— У меня была только одна, — начинает раздражаться.
— Но была же! — выкрикиваю, нелепо всплеснув руками.
Руслан молчит секунд пятнадцать, не меньше. Потом спрашивает понуро:
— Никогда мне это не простишь?
— Да дело не в прощении, — морщусь и отворачиваюсь от него, досадуя, что мы все-таки пришли к этой теме.
— А в чем тогда? — продолжает допытываться.
— В том, что твоей любовнице достались соболя, а мне только мех на твоем лице, — отшучиваюсь.
— И борода моя не нравится? — высоко вскидывает брови. — С каких пор?
— С тех самых, когда ты начал уделять ей больше времени, чем мне.