После третьего звонка

Вернувшись на дачу, Таня останавливалась перед крыльцом и застывала, совершенно измученная, беспомощно повиснув на палках и не в состоянии даже снять лыжи. И Виктор, проклиная в душе и себя, и ее, расстегивал ей крепления, развязывал шнурки на ботинках и втаскивал на руках в дом, маленькую, слабую, беззащитно прижавшуюся к нему всем телом...

– Ну что?
– спрашивал он, искоса поглядывая на нее и накрывая на стол.
– Завтра с утра побежим?

– Обязательно, - бормотала Танька, прилипая к стулу.
– Я только посижу чуть-чуть, ладно?.. А ты порежь нам колбаски-альбиноски...

– Как водится, - согласно кивал Виктор.
– Тренируйся, бабка! К весне свободно сдашь на мастера спорта!

По утрам он будил ее, напевая "а была она солнышка краше". Танька открывала сонные глаза.

– Что там передавало твое радио?
– спрашивала она.

– Так, информировало, - отвечал Виктор, прижимаясь к ее плечу.
– Болтало всякие разности... Вещало. Надеюсь, нынче я тебе приснился?

– Не-а, - отзывалась, потягиваясь, бесчувственная и чересчур честная Танька.
– Ты ведь знаешь, мне никогда не снятся сны.

Иногда их навещали Гера с Ниночкой, разок приехал Алексей, от которого Таня пришла в такой же восторг, как от Геры.

– У тебя замечательные друзья, - сообщила она.

– Есть такое дело, - охотно согласился Крашенинников.
– Сказочные, былинные. Три богатыря с картинки. Ведь Алеша у нас по фамилии Попович, а Гера по отчеству - Никитич, один только я сбоку-припеку ...

– Правда что ль?
– повторила озадаченная Танька его любимый вопросик.
– Или так плохо врешь на ходу?

– Святая истина, - заверил ее Виктор.
– Для выдумки больно примитивно, да и у меня с этим делом слабовато, правильно говоришь. Окромя всего, Геркина фамилия - Сумнительный. Ну разве такое придумаешь?

Танька расхохоталась.

Однажды без всякого предупреждения заявилась Татка.

"Сразу здорово поплохело, - подумал Виктор.
– И чего ей неймется? На дачу намылилась... Делать нечего... Проветриться решила, подышать свежим воздухом..."

– Без хозяина и дом сирота, - доброжелательно поведал он Татке и поинтересовался: - Чем порадуешь?

Татка неопределенно и вяло пожала плечами. Она без конца терзала и мучила цепочку на груди и выглядела весьма неважно: скучная, унылая, неулыбающаяся. Царевна-несмеяна. Но Таня подруге очень обрадовалась и защебетала, зачирикала, словно не замечая Таткиного настроения. Она водила Татку за собой в лес, закармливала дрянными консервами и тщетно пыталась разговорить. Получалось плохо.

Виктор угрюмо таскался за девчонками, размышляя над тем, как сильно стали тяготить и обременять его в последнее время люди. Сплошняком не в кайф. Все, кроме Таньки. Это диагноз. Она неслабо колданула, видать. Присухой такое дело в народе зовется. Простодушная вроде на вид, бесхитростная, а вот подишь ты! Облапошила мужика и радуется. Вон как заливается!

Таня звонко смеялась, усиленно развлекая Татку. Далась ей эта любимая подруга! Ну что с ним опять происходит? Татка, подарившая ему ключи от лесной избушки... Безотказная Татка, которая без колебаний бросится грудью на амбразуру, если Витюшке понадобится... И даже на нее он понес! Но справиться с собой Виктор не мог: его снова круто заносило. Только с отъездом Таты вечером в город тяжелый груз свалился с его плеч.

– С Таткой что-то неважно!
– объявила ему, проводив подругу, Таня.
– Она стала совсем неозвученная. В чем дело, как ты думаешь?

– Не драматизируй, Таня, - посоветовал ей Виктор и пристально осмотрел пустую бутылку: неплохо еще выпить!
– Ты бы лучше поговорила с ней мягко, по-женски, если уж тебе так чешется все разузнать. Глядишь, она бы и раскололась!

– Ты нечуткий!
– заявила Таня.
– И невнимательный!

– С этим не поспоришь!
– с готовностью подтвердил Виктор.
– У меня с чуткостью давно напряженка. Мрак! А сейчас я очень паршиво себя чувствую...

Таня посмотрела недоумевающе.

– Перепил, что ли?
– неласково поинтересовалась она.

– У тебя только одно на уме, бестолковая!
– не выдержал и озлобился будущий художник.
– Молчала бы лучше, больше бы толку было! Перепил, перепил! Сиди и не выступай! Я, может, давно тяжко хвораю, а ты и не видишь ничего, шибко внимательная!

– Чем это?
– с некоторой тревогой спросила Таня.
– Вроде непохоже... Ты прости, я действительно ничего не заметила.

– Как водится...
– мгновенно остывая, буркнул Виктор.
– Ладно, не бери в голову! Проехали! Это я так, сдуру ляпнул. Здоров, как дикая зверюга!

– Скорее, как твой художественный прототип Илья Муромец, - хитро поправила его Танька.

Крашенинников засмеялся.

– Правильно говоришь! Ох, и умна! А теперь просвети меня насчет своего творчества: я до сих пор в глаза не видел ни одного твоего даже самого куцего сценария. Или какого-нибудь рассказенка. Ты бы доверила мне свои творения!

– Не-а!
– отрицательно помотала головой Танька и скорчила недовольную гримасу.
– Лучше потом, как-нибудь в другой раз. Ты ведь тоже не показываешь мне своих картинок!

Виктор вздохнул.

– Да я пишу сейчас очень мало... Уже разучился, поди, начисто, так что хвалиться нечем.

– А почему мало?
– удивилась Танька.

– Какая вы недогадливая, сударыня!
– Виктор подхватил ее со стула и усадил к себе на колени.
– Когда ты, наконец, начнешь хоть чуток думать? Это ведь ты мне свет застишь, разве тут с тобой может быть нормальная работа?! Но лучше быть без ума от женщины, чем без женщины - от ума...

Таня очень смутилась и растерянно провела ладонью по лицу.

– Я ни при чем...
– прошептала она.
– Я вовсе не хотела тебе мешать...

– С этим не поспоришь!
– покладисто согласился с ней Виктор.
– Но все приключилось без вашего хотения, мадам! Такое случается. И не слишком редко. Можете рассматривать мое заявление как официальное признание в любви!

Танька вдруг снова сильно закосила, левый глаз заторопился к переносице, и у Виктора нехорошо застучало в висках.

– Ты что, бестолкушка?
– он зажал ее между колен.
– Ну что ты, глупая? Я вроде никаких гадостей тебе на сей раз не говорил.