Последнее дело Джека Рэтчета
Шрифт:
– Как скажете, Мистер Голдштейн, – со всей возможной учтивостью в голосе кивнул Джек, меж тем отметив для себя в уме: «Будешь просто Винни».
– Что-нибудь ещё? Спрашивай, спрашивай, – Винни нетерпеливо помахал перед собой пухлой рукой, требуя продолжения. – Мне же нужно понимать, что тебе требуется узнать для предстоящего дела.
– Многое, но всего мне знать не обязательно. Однако есть действительно важные моменты, которые стоит прояснить. Для плодотворного сотрудничества.
Джек с явным трудом подбирал слова и это не ускользнуло от собеседника, однако он не столько заострил на этом внимание, сколько решил поддержал детектива:
– Ты учтив, Джеки, молодец. Продолжай, не стесняйся. Быть может, налить тебе выпить? – он качнул бокалом, который отозвался мелодичным перезвоном кубиков льда о тонкие хрустальные стенки.
– Благодарю, не стоит, – с явным трудом отказался детектив.
– Разумеется, – кивнул Винни и пригубил из стакана, от чего Джеку сделалось плохо — желание надраться сию же минуту он сдерживал, но это отнюдь не значило, что оно исчезло вовсе.
– Логично. Ну и последний вопрос… что это за авто?
На лице Голдштейна появилось откровенное изумление, и прежде, чем он всё-таки ответил, он оторвался от бокала и внимательно осмотрел сыщика с ног до головы, точно пытаясь понять, к чему бы об этом вообще спрашивать, если машина тому явно не по карману.
– Силвер Клауд второй модели, прошлого года. Ты ведь хотел спросить не об этом, я прав?
– Вижу, вы проницательны. Это столь же логично — вашего положения не достичь идиоту. А о вашем статусе говорит многое. И не столько авто, сколько реакция окружающих. При том всего лишь на появление вашей дамы, даже не на личное. Так если вы обладаете такими возможностями, что можете просто пристрелить кого угодно прямо перед зданием суда и это объявят несчастным случаем, сказав что-то вроде: «бедолага упал на пулю четыре раза, ну с кем не бывает?!», то зачем вам вообще понадобился такой человек, как я? Понятно, что вы хотите через меня справиться с тем смазливым пареньком, вдовцом Кэт, но мне не ясно, собственно, зачем вам для этого вдруг я? Патроны сэкономить?
Голдштейн помолчал некоторое время, хорошенько обдумывая ответ, после чего коротко пояснил:
– Затем, что он — не кто угодно.
– Понятно. Нет, простите, ни черта не понятно.
– Понимаешь, Джеки, ты прав. И ты — кто угодно. А он — нет.
– Это я как раз отлично уловил, мистер Голдштейн. Но боюсь, мне потребуется немного… истории ваших взаимоотношений, чтобы осознать, что именно вы хотите, чтобы я для вас сделал. Пока что я ни черта не понимаю, что я могу противопоставить в игре против этого «не кто угодно».
– Справедливо, – Голдштейн насупился и подобрался, словно бы готовясь к прыжку, прежде чем начать свой рассказ. – Понимаешь, Джеки, в мире сильных людей тоже возникают проблемы, которые требуется время от времени решать. И это проблемы сильных людей, существующие на… несколько ином уровне, чем обыденные. Разумеется, их решение требует полной отдачи, всего внимания. И если твоё внимание сосредоточено на чём-то одном, если ты смотришь лишь в одну сторону, – он указал в окно слева от себя, – то где-то там, за пределами твоего поля внимания могут возникнуть и иные проблемы, при этом ничуть не мене важные, – он указал в окно за спиной Джека. – А пока ты занят первыми, ты их не решаешь. Это даёт им время укрепиться. Как говорит об этом один мой знакомый медик: «легкораненые становятся тяжёлыми, которых уже не спасти». Теперь я понимаю, что он имел в виду, однако момент и впрямь упущен: пока я занимался… иными вопросами, этот… – Голдштейн сделал глоток виски, чтобы взять себя в руки, , а заодно получить и небольшую паузу и подобрать наиболее подходящее определение. – Этот… Мистер Нэпьер, как принято его теперь именовать, обзавёлся статусом, связями и друзьями, порядком укрепил своё положение. И теперь он отнюдь не «кто угодно», которому можно просто пустить пулю в лоб. Бесспорно жаль, но увы — это уже свершившийся факт, с которым мне приходится считаться. Однако есть и иные способы решить все наши с ним… недопонимания и конфликты. Я понимаю, тебя не волнуют все эти расшаркивания, тебе нужны факты, сама суть проблемы. Что ж, я как раз к этому подошёл. Понимаешь, Джеки, он влез в моё дело. Но не просто влез в дело всей моей жизни, бросать которое я отнюдь не собираюсь, не просто отхватил от него порядочный кусок, нет. Он вышел на людей — и людей серьёзных, значительно выше нас с ним по статусу. И он работает с ними напрямую. В обход меня. Ты ведь понимаешь, что это неприемлемо?
Джек отлично это понимал и охотно кивнул.
– И ты должен так же понимать, что для меня куда опаснее другое: всё это может вызвать цепную реакцию — он может переманить моих друзей на свою сторону, предложив им иные условия, которые покажутся им более заманчивыми. Пока он этого не делает, поскольку понимает, чем это может для него закончиться, а к настоящей войне он попросту не готов. Пока не готов. Однако… возвращаясь к вопросу о легкораненых, не так ли, Джеки?
Очередной кивок.
– Конечно,
я искал подходы против него и раньше. Его жёнушка, милашка Кэт — упокой господь её душу! — была моей хорошей подругой. И твоей, верно? – Джек вновь кивнул, но больше по привычке, мысли его были заняты уже несколько иным — теперь он вспоминал их последнюю встречу с Кэтти несколько в ином свете, не сводя взгляда с этого гбастого толстопуза, сидевшего напротив. – Прекрасная девушка, очень её жаль. Хотя её истинного характера не знал почти никто. Так вот! По старой дружбе она смогла найти для меня некий компромат на своего благоверного. Там были какие-то доказательства былых грешков Джима Нэпьера, что очень бы мне помогло в моих делах. Однако она не смогла его раздобыть самостоятельно. Сейф оказался ей не по зубам. Но, она уже придумала, как выйти из ситуации. Для этого она планировала воспользоваться твоей помощью… Не успела, сколь я понимаю. Жаль, определённо жаль. Однако, поскольку дело не закончено, нам придётся его продолжить, при том уже вдвоём. И при этом всё отнюдь не ограничивается былыми делами, ведь теперь речь уже и о малышке Кэтти. А в этом, как я понимаю, есть уже и твой личный интерес, не так ли? В этом решили обвинить тебя, но это ведь несправедливо! – толстяк наигранно взмахнул руками, словно его это приводило в ярость. –В этом должен быть обвинён виновный. Тем не менее, мне, признаться, наплевать, на чём именно погорит мистер Нэпьер, если ты меня понимаешь, Джек. Главное, чтобы вопрос был решён и решён как можно скорее. Детали же меня совершенно не волнуют! Разумеется, я не останусь в долгу перед тобой и выплачу любую сумму, что ты назовёшь. Могу даже это авто тебе отдать. Хочешь, утром его пригонят к твоему дому?– Я, можно сказать, живу практически только в офисе, да и машина эта будет мне явно не по статусу — я и сейчас-то в ней смотрюсь не очень уместно. Но за предложение, конечно, спасибо, – Рэтчет вдруг отчётливо понял, что машинку у него потом заберут, оставив взамен дырку во лбу, и ответить как-то иначе он попросту не может, если всё-таки хочет ещё сколько-нибудь пожить. Однако сдержать любопытство он был уже не в силах. – А… позвольте ещё вопрос. Возможно несколько бесцеремонный, но всё же. Прошу простить если это окажется действительно так, но пока мы наедине и столь откровенны друг с другом, думаю, можно себе такое позволить, ведь разговор останется сугубо между нами — я всё-таки не враг себе. Так вот, позвольте уточнить… Я ведь верно понимаю, что ждёт ту рыжую малышку?
– Что ты имеешь в виду? – Голдштейн попытался изобразить непонимание, даже какое-то удивление, но получилось насквозь фальшиво.
– Ну, при вашем-то статусе ваша подруга вдруг заявила во всеуслышание, что провела ночь с каким-то спивающимся частным сыщиком. Не трудно догадаться, какой это удар по вашей репутации и каким образом это можно исправить — пример мистера Нэпьера свеж в памяти.
– Ну, быть может Нэпьер и не виноват, – неожиданно начал заступаться за него Голдштейн, однако тут же разрушил надежды Джека. – Тем не менее, это не помешает нам всё на него повесить. Не так ли, Джеки? Что же до рыжей… ну, в целом, ты мыслишь в верном направлении и даже в чём-то прав. Но я не столь беспечен, как этот молокосос Нэпьер, можешь не переживать. Она не будет мучатся. А тела её никогда не найдут. Разве что очень удачливые археологи далёкого будущего.
Толстогубый издал сдавленный смешок, явно довольный собой. А вот Джеку было не до смеха, ведь он собирался совершить главную из ошибок в общении с этим куском… бизнесмена.
– Могу я попросить вас сохранить ей жизнь? – выпалил он, уже прикидывая, в чей гроб подхоронят его тело. – Да, и здоровье, разумеется, тоже.
– А ты наглец, Джеки, – довольно усмехнулся Голдштейн, поджав толстые губы и вперив взгляд сощурившихся глаз точно на детектива, в надежде, что тот испугается и отступится от собственных слов. Но Джек тоже был тем ещё упёртым бараном, и предпочёл бы в гроб лечь добровольно, лишь бы не изменить себе и своим принципам.
Голдштейну совершенно не хотелось ни признавать правоты Джека в этом вопросе, ни уступать тому. К тому же, он совершенно не привык отказываться от собственных слов, потому медлил, пытливо выжидал, надеясь, что и давать его не придётся. «Слово можно будет нарушить, когда не станет того, кому я его дал» – наконец подумал он и с наглой усмешкой, исказившей его и без того не самое прекрасное лицо, кивнул:
– Хорошо, даю тебе слово — с ней ничего не случится. Она вольна уйти когда сама того пожелает и ни я, ни мои парни её не тронут. Можешь даже забрать её себе как трофей, раз уж вы спасли друг другу жизни, но только не спеши, займись сперва работой. Да и её согласия спросить не забудь, хорошо? Рыцарь чёртов… А теперь выметайся из моей машины! У меня ещё полно дел.