Последнее дело императрицы

– Что теперь делать? — повторила Савия, как будто забыла все остальные слова.

Этель вздохнула и встала. Смахнула полотенцем крошки со стола, налила воды в чайник — в принесённом вчера ведре осталось ещё много, и точно так же плавал ошмёток сухого листа — и зажгла огонь.

– Думать, — оборвала она очередной тяжёлый вздох Савии. — Думать, вот что.

– О чём? — с надеждой спросила девушка и потянула руки к огню. Слабые белые язычки лизали бока чайника, и когда один едва не коснулся её ладони — Савия отпрянула.

– О чём угодно. О смысле жизни, о бренности материального мира. Три дня… или сколько там мне осталось? Мир же теперь спасён.

Этель замолчала и оттолкнулась руками от стола, словно собиралась встать, но её взгляд замер на далёкой точке на стыке стены и потолка.

– Стой. — Она подошла к окну и отдёрнула тяжёлые шторы, закрытые на ночь.

Этель оперлась руками на подоконник, всматриваясь в тихо шуршащий листьями сад. Утро лениво наступала на него, окрашивая дальний уголок изгороди в светлое. Небо над домами занималось розовым, изрезанным тучами рассветом.

Мир вовсе не казался возродившимся. Возродившимся он был вчера, когда тонкие клейкие листочки тянулись к солнцу, а теперь, после ухода Эйрин, он снова умирал. Как будто бы трещины пошли по старым театральным декорациям. Пни ногой — и развалятся совсем. Этель повернулась спиной к саду, подоконник больно упёрся в поясницу, и единственная фраза никак не хотела облачаться в слова. Потому что не было слов для такой страшной фразы.

– Это не мир её позвал, — произнесла Этель наконец, глядя в пол. Старые доски половиц давно разошлись, и щели между ними забила пыль. Как бы Этель хотела оказаться сейчас этой пылью, чтобы забиться поглубже, ничего не видеть, ничего не знать.

Ничего не чувствовать.

– А кто? — выдохнула Савия. Она уже успела подсесть поближе к огню, вот только руки держала на безопасном расстоянии. Побелевшие от холода пальцы уже не дрожали.

Глупо, но Эйрин столько твердила о мире, о том, что он говорит и куда её ведёт, и ведь ни на одно мгновение в голову Этель не закралось подозрение. Что-то было не так во всей этой фанатичности.

Вселенский Разум никого не берёт за руку, а только наблюдает за происходящим. Когда повстанцы громили Альмарейн, мир даже не вздрогнул. А сейчас вдруг взмолился о помощи?

– Это не мир, это гораздо хуже, — произнесла Этель уже твёрдо, и голос не захрипел. — Я пойду в столицу. Эйрин надо вытаскивать оттуда.

Как назло, в горле заскребло, и она не смогла больше говорить. После приступа кашля во рту остался вкус крови.

Во внутреннем дворе за ночь застыли лужицы, и теперь с приятным хрустом крошились под сапогами Маартена. Солнце уже выскользнуло из-за горизонта и теперь рисовало на дорожках круглых камней причудливые узоры из теней и отблесков льда.

– Народу сгоните на площадь — отбирайте стариков, детей, проверенных жителей, пригласите самых лояльных магов из столицы и предместий, больше не нужно… — Генерал поморщился. — Особый праздник мы устраивать не будем.

– Иностранные послы, их сейчас немного в Альмарейне, но все же… — Секретарь рылся в бумагах, на ходу внося солнечным пером пометки на поля. — Есть пара, придающих, так сказать, вес.

– К демонам. Мы показываем, что возвращаемся к традициям, но не ползем к ним на коленях, а… — Генерал щелкнул пальцами пытаясь подобрать слова, но мысль так и не завершил. — О, мой консул.

Проявив чудеса ловкости, он подхватил под локоть Теро. Тот успел лишь на секунду появиться в проеме одного из выходов и тут же поскользнулся на обледеневшей ступеньке. Помощь Маартена подоспела вовремя

– Судя по вчерашней рубашке и помятому виду, мой консул, ты либо не спал, либо у тебя проблемы с прислугой.

– Ваш консул занимался делом, — скривился Теро, внешний вид которого действительно позволял отнести его к завсегдатаю кабаков, не возвращавшегося домой третьи сутки. Сказать об этом Теро в лицо не решался никто кроме Маартена: в последнее время подобные замечания нервному консулу могли дорого стоить. — Да. Кроме меня никто не удосужился снять с охраны предместий стрелков революции для охраны западного крыла, куда отправили девчонку. Расставить посты, например, дать задания.

– Надеюсь, там теперь есть, где ноге ступить, — мрачно подытожил Маартен, — мой друг, ты очень бдителен.

Теро пропустил мимо ушей скептицизм генерала.

– Маартен, проведай нашу девочку, мне надо побыть одному.

– Надеюсь, ты достойно представишь империю на коронации, — покачал головой генерал. В эти слова он и сам слабо верил.

– Каримские белоцветки, — улыбнулась Эйрин, проводя ладонью над нежными лепестками. Её голос под колоннадой зазвенел эхом.

Молодой солдат озадаченно склонился над цветами.

– А откуда они здесь? Холодно же.

– Они расцветают в дни больших праздников.

– Так коронация сегодня?

– Ну, это уж как лорд консул решит, но белоцветки берите, хорошая примета

Вокруг Эйрин уже четверть часа толпились парни в черных мундирах с нашитыми красными стрелами. Капитан стрелков революции пытался было прервать расспросы, но Эйрин делала вид, что ей очень неудобно оставить любопытствующих. А солдаты на приказы не реагировали. Поэтому капитан счел наилучшим вариант пассивного созерцания.

– Моя бабка говорила, что императрицы в день вступления на престол благословляют новорожденных магов. У меня сегодня у племянника день вхождения в силу. Вам будет зазорно?

– Я с удовольствием продолжу эту традицию, если конечно… если лорд консул сочтет это возможным, — застенчиво улыбнулась Эйрин.

– Братцы, я прилег заснуть в серой комнате, а проснулся в зеленой! — Прибывший на смену ошалевший солдат озадаченно осматривал преобразившуюся крытую колоннаду. Она переливалась всеми цветами радуги.

– В этом крыле комнаты полукругом — все цветные, но с истончением магии становились серыми, теперь она возвращается вновь. — Эйрин подарила улыбку и ему.

– Смирно!

Солдаты в мгновение ока преобразились, подтянувшись и посуровев. Но от появившегося под сводами колоннады мрачного Маартена не скрылось ничего. И взгляд его не предвещал ничего хорошего.

– Что за балаган вы здесь устроили? — Генерал обернулся к капитану стрелков, с лица которого разом смыло все краски. — Цирк! Представление уличных фокусников! На гауптвахту захотелось?