Последнее дело императрицы

Генерал хмыкнул и медленно выпрямился. Шар белого пламени дрогнул от взмаха его плаща. Скрипнула дверь. Только тогда Теро решился поднять голову: Маартен стоял в дверном проёме, и приёмная за его спиной — пустая, совсем не страшная комната с ободранными стенами — была освещена ещё парой шаров.

– Меньше бы ты пил, — буркнул он и презрительно скривил губы.

Ночь обещала быть долгой. Эйрин оставили ждать в комнате, окна которой выходили в оранжерею. Под бдительным надзором солдат, конечно, но она и не думала сбегать.

Фонтан молчал, и с деревьев облетели все листья, но Эйрин, откидывая голову назад, думала совсем о другом. Её не пугала заброшенность замка, не смущали пыльные драпировки, и почерневший сад. Она была дома. Наконец-то.

Эйрин прислушивалась к привычному эху шагов в галереях. Пальцы жадно ощупывали мягкую обивку кресла. Здесь даже воздух пах по-особому, только Эйрин никак не могла определить — чем именно. Детством, наверное.

– Подъём!

Встрепенулись задремавшие на карауле солдаты. Нет, эти были — не чета элитному замковому гарнизону, который нёс службу при Орлане.

Тяжело впечатывая шаги в пол, в комнату вошёл генерал. Он проследовал к соседнему креслу — Эйрин следила из-под полуприкрытых век. В ярком свете огненных шаров она заметила, что край его плаща забрызган дорожной грязью, по-старчески узловатые пальцы генерала сжимали его отворот, словно плащ норовил свалиться.

Следом за ним в дверном проёме появился ещё один мужчина — молодой, но какой-то помятый, словно его только что подняли из постели, а спать он предпочитал прямо в одежде.

– Ну что ж, здравствуй… — Он помедлил с тем, чтобы назвать её по имени. Или хоть как-нибудь. — Принцесса.

Эйрин снисходительно улыбнулась ему вместо приветствия. Невежливо, но очень красноречиво.

– Лорд консул. — Она кивнула.

Когда-то он был красивым. И напоминания об этой красоте остались до сих пор, например, щёгольски подстриженные усы или алая оторочка на рубашке. Изысканные серебряные пряжки на сапогах. Когда-то. А теперь в нём не осталось ничего, кроме злости.

Если это он собирался её убивать, нанимал бандитов, то Эйрин не боялась. Чего бояться-то это пугало? Да и потом, у таких, как она, всегда есть завистники и недруги. От каждого не набегаешься.

Теро опустился в третье кресло. Вышло, что они двое оказались напротив Эйрин, так нечестно — двое на одну, но напугать её они бы всё равно не смогли. Здесь она была своей, а они — чужими, как бы ни старались казаться давними обитателями замка.

– Говори. Что ты знаешь? — потребовал генерал. Голос, грубый, похожий на рык демона, хорош был для солдат, но сейчас звучал нервно. Какая же долгая ночь.

Эйрин помедлила, заставляя их поднакопить раздражения.

– Наверное, вы уже заметили, что мир изменился, — сладко сказала она. Маленькая хозяйка мира. — Так вот, он изменился не просто так. Миру нужна была императрица, и он меня нашёл.

Она водила пальцем по подлокотнику, скользила по серебристым узорам, лилиям и листьям. Остро заточенный ноготь чуть царапал ткань.

– И если вы меня убьёте, мир рухнет.

Теро вздохнул — но вздох получился больше похожим на стон — и подпёр голову рукой. Бледный и сморщенный, как сухой лист, он словно и не слушал Эйрин, а жил всецело в мире своей боли — очень важной и очень большой. Она уже начинала сомневаться, что это именно он нанял наёмных убийц. Куда ему, ему бы рубашку постирать для начала.

– А если мы тебя посадим на цепь и заставим жить, пока нам это нужно? — Маартен пожевал выцветшими губами, подбирая слова, но, видимо, решил пока не опускаться до откровенной грубости.

Эйрин посмотрела на него в упор. Жажда ответить гадостью на гадость недолго жила на её языке. Гордая, как будто хозяйка положения, грациозная, словно одетая в лучшее платье, а не в расшитый по размеру наряд Савии, она думала об одном — как себя вести, потому что в своих мечтах она каждый раз двигалась по-разному. Слова для разговора Эйрин давно уже придумала.

"Только не забрасывай ногу на ногу. Это неприлично", — так сказала бы мама. Эйрин откинулась на спинку кресла и забросила ногу на ногу. Мама замучила со своими правилами: "Говори тише, девушке не пристало так громко кричать. Надень лучше это платье. Скромность и сдержанность, запомни".

Скромность и сдержанность — то, что Эйрин ненавидела.

– А если так, рассчитывайте на себя. Могу и полгорода обрушить.

Он не поверил. А Теро до сих пор сидел, уткнувшись в кулак.

– Твоя мать не торопилась разрушить полгорода, — заявил генерал, кривя губы, как будто только что отхлебнул хршасского вина.

– О, она была слишком добра к вам. Альмарейн — её любимое детище. А вот меня к нему ничего не привязывает. Могу и разрушить, а потом уйду, разбирайтесь тут сами.

Солдаты в присутствии Маартена молчали, а он устало прикрывал глаза, как будто урывал себе ещё времени для раздумий. Эйрин раздражённо царапала подлокотник кресла.

– И какие планы, императрица? — выдал генерал наконец.

Теро поднял голову и мутным взглядом обвёл их двоих. Хотел ли он что-то сказать, или просто ему надоели ночные посиделки за многозначительными разговорами — осталось непонятным для Эйрин. По лицу консула она могла сказать только то, что мысли его витали далеко отсюда.

Эйрин ощутила, как навалились безразличие и скука. Маартен спрашивал точно то, на что она и готовилась отвечать. Она даже во сне не могла себе представить, что всё обернётся так легко.

– Попробую восстановить мир, который вы чуть не угробили. А потом посмотрим. Вселенский Разум подскажет.

Вселенский Разум — она так и сказала, тщательно артикулируя. Запрещённая фраза, запрещённый бог. Как ей нравилась хмурая морщина на лбу генерала Маартена.

– Восстановишь… посмотрим, — бросил он, точно выплюнул, и, тяжело упираясь на подлокотники, поднялся из кресла. — А сейчас можно было бы и поспать. С остальным разберёмся завтра.

"А то отрывают по незначительным мелочам", — прочитала Эйрин на его лице и чуть не зааплодировала такому актёрскому мастерству. Она же знала, что генералу мир нужен ничуть не меньше, чем ей. И даже больше.

– Давай руку.

Рассвет за окном был едва заметен, даже уличные огненные шары казались тусклыми. Они плавали в тумане, как в густом киселе. Не глядя, Этель протянула руку, чуть сдвинув рукав, чтобы было видно запястье с двумя кровавыми точками. Она никуда не спешила, поэтому и не убежала из имения, как только первые лучи солнца легли на мощёные камнем дороги.