Последнее испытание

Стерн издает горлом неясный звук, который, по всей видимости, выражает согласие.

– Должен признаться, отношения, существующие в семье Пафко, озадачивают меня, – говорит он. – Я знаю Кирила и Донателлу несколько десятилетий. Мы с Кларой и мы с Хелен думали, что у них удачный, прочный брак. А теперь я вдруг осознаю, что все далеко не так. Наверное, примерно то же самое можно сказать о семейной жизни любой пары, но мне все же трудно сложить одно с другим. Мало того что у Кирила, оказывается, была другая, совершенно неизвестная мне жизнь, которая, теперь я уверен, имела для него большое значение, – Стерн кивает на Иннис, – так еще я вынужден прийти к выводу, что Донателла об этом знала и с этим мирилась.

– Да, похоже, все обстояло именно так, хотите верьте, хотите нет. Никто никогда ничего не говорил об этом вслух. Я, пожалуй, последний человек, кто может как-то объяснить тот факт, что Донателла молча все это принимала. – Иннис выдавливает из себя смешок. – Я бы ни за что не сказала, что узы, связывавшие их, были непрочными. Но я никогда не знала, что лежит в основе их союза. Кирил всегда говорил, что у них очень сложные отношения, и даже упоминал о том, что в них много горьких, болезненных вещей. Я понимала, что мое появление во многом усугубило их проблемы. Но, насколько я понимала, Донателла была для Кирила тьмой, а я светом. Тем не менее я с самого начала принимала как данность то, что он никогда не сможет сделать выбор в пользу одной из нас.

Стерн интересуется, устраивало ли Иннис такое положение вещей. Видно, что ответить на этот вопрос ей нелегко. В конце концов она слегка пожимает плечами и говорит:

– Похоже, наш разговор становится слишком личным, вы не находите?

– Само собой разумеется, что вы можете в ответ просто попросить меня не совать нос в ваши дела.

Стерн на секунду задумывается о том, что произошло бы, будь это не просто деловая встреча, а нечто большее – то самое, на что, как ему казалось, Иннис в какие-то моменты тонко намекала. Если бы это было, Господи спаси, свидание, думает адвокат, как бы тогда Иннис объяснила ему многолетний роман с Кирилом? Он был вдовец. А она? Любовница, которую отвергли после трех десятилетий близких отношений? Стерн предполагает, что Иннис просто не стала бы обсуждать эту тему и дала понять, что не собирается копаться в прошлом.

– Что ж, – говорит Иннис, – это действительно очень личное, но в этом нет ничего такого, что я боялась бы сказать. Просто есть вещи, которые довольно трудно объяснить другому человеку. В Кириле есть что-то от поэта. Он умеет красиво ухаживать, добиваться женщины. У него, если можно так выразиться, имелся свой маленький садик, окруженный высокой стеной, – именно там мы и стали близкими людьми. Когда мы были вместе, Донателла не существовала. Я ни с кем не делила Кирила. Он принадлежал мне – весь, целиком. Мы оба в такие моменты беззаветно верили в это.

Иннис подтверждает свои слова кивком – похоже, она сама удивлена, как точно ей удалось все объяснить. Стерн тем временем раздумывает над тем, что она сказала. «Кирил умеет красиво ухаживать». Видимо, это в самом деле важный момент, как и то, что рассказал адвокату на прошлой неделе Басем Катеб, хотя Стерн, разумеется, твердо намерен держать это при себе.

– Я вовсе не хочу, чтобы мои слова воспринимались как лепет застенчивого подростка, – добавляет Иннис. – Я знала, что мне достается меньше того, к чему стремится большинство людей. Но я должна признать, что меня все полностью устраивало.

Иннис делает паузу, и ее губы растягиваются в деланой улыбке.

– А вы здорово умеете разговорить другого человека, не так ли, Сэнди?

– Мне просто очень интересно.

– Что ж, пожалуй, я вам поверю. Но буду осторожной и не стану спрашивать, чем вызван ваш интерес. – Иннис снова смеется, а затем, прикрыв ярко-синие глаза, умолкает – она явно размышляет над тем, стоит ли продолжать. Наконец она вскидывает руки вверх, словно хочет сказать: «Какого черта?!» – Знаете, Сэнди, я сумела договориться с собой о том, кто я есть и чего хочу. Примерно через пять лет после того, как начался наш роман с Кирилом, я встретила одного мужчину – кстати, юриста.

– Здешнего, из округа Киндл?

– В общем, из этих мест. Возможно, вы даже его знали. Однако я буду придерживаться правил конфиденциальности – теперь этот человек давно уже женат на другой женщине. Но он в свое время сделал предложение мне. И что мне оставалось делать? Выйти за него замуж? Я имела возможность сделать выбор в пользу так называемой нормальной жизни. Да, я уже была в приличном возрасте, но все же не сомневалась, что при желании могу забеременеть. Тот мужчина настроился на брак, хотя я сомневалась, что он хороший отец для тех детей, которые у него уже есть. Но я спросила себя: то ли это, чего я хочу? И в конце концов, Сэнди, ответила себе самой – нет. Я представила, что каждый день буду приходить домой, то есть в место, которое мне придется делить с кем-то еще. А для того, чтобы принять какое-то решение, любое, мне придется с кем-то договариваться… И поняла, что это не для меня. В такой ситуации я чувствовала бы себя словно в тюрьме. Правда в том, Сэнди, что я не из тех женщин, которые вьют гнезда. Я не хочу этого. Да, я люблю романтику – это я признаю. Люблю самое начало отношений, это сладкое безумие, когда люди трахаются до полного изнеможения. Я обожаю все это. Во время моих первых встреч с Кирилом, мы, бывало, лежали в постели и вырезали друг для друга сердечки из бумаги. Сейчас мне семьдесят, а я все еще не думаю, что с такими вещами покончено.

Иннис смотрит через стол на Стерна, и на ее губах возникает пикантная полуулыбка.

В свои восемьдесят пять Стерн тоже не готов признать, что он уже не может получать удовольствие от таких вот моментов. Но даже если бы он не был адвокатом Кирила, последние слова Иннис ясно дали ему понять – они с ней как пара не подходят друг другу. То, что она только что призналась в своем ограниченном интересе к общему пространству, ему не нравится. Да и вообще ему кажется, что трудно стать близким человеком для того, кто не очень-то хочет пускать других людей в свою жизнь. Стерн понимает, что с Иннис, если исходить из ее собственных слов, он очень быстро уперся бы лбом в стену. Именно это стало причиной того, что его первый брак оказался неудачным. Он больше ни за что и никогда не пошел бы на такое добровольно, не говоря уже о том, что сейчас остаток жизни для него, возможно, измерялся днями.

– Я очень тронут вашей откровенностью, Иннис, – говорит он. – Правда. Но вы остановились буквально в шаге от объяснения чего-то такого, что привело меня в недоумение еще после первой нашей беседы. Там, во Флориде, и сейчас тоже вы дали понять, что время от времени вы с Кирилом действовали, исходя из разных интересов.

– Так происходило в течение многих лет.

– Тогда я должен спросить вот о чем. Что такого было в Ольге, что заставило вас порвать с Кирилом и уйти из компании «ПТ»? Ведь, откровенно говоря, с ее появлением ситуация для вас практически не изменилась, да и она сама во многом походила на вас.

Иннис насмешливо фыркает и откидывается назад, словно ей вдруг захотелось взглянуть на Стерна с чуть большего расстояния.

– Знаете, Сэнди, час назад, когда мы с вами уже начали разговаривать, я спрашивала себя: «Почему бы мне не посоветовать ему задать все эти чертовы вопросы своему клиенту?»

Недовольство Иннис вполне искреннее, но Стерн также улавливает, что отчасти ей приятно вспоминать те времена, когда они с Кирилом были вместе. Поэтому он решает не отступать.

– Вы имели полное право сказать мне это. Но, как вы, наверное, знаете, Кирил обладает уникальным умением уходить от вопросов, на которые не хочет отвечать, особенно учитывая мои хорошие отношения с Донателлой.

Иннис негромко присвистывает и говорит:

– Уж это точно.

– Когда я взялся защищать Кирила, я понятия не имел, что его личная жизнь будет иметь значение для понимания обстоятельств, сложившихся в тот момент, когда все случилось.

Стерн едва не сказал «всех обстоятельств преступления». Но этого, к счастью, не произошло – это было бы совсем уж некстати.

– Поверьте, Сэнди, от меня вы не узнаете всего того, что вам нужно, – говорит Иннис.

Адвокат чуть откидывается назад, несколько озадаченный этим замечанием. Разве была еще какая-то женщина, с которой Кирил проводил время в тот период, когда клинические испытания «Джи-Ливиа» подходили к концу? Впрочем, Стерн в конце концов решает, что ему лучше этого не знать.