Последнее испытание

– Сесил, – говорит старый адвокат, – вы даже представить себе не можете, сколько раз нам с Мартой казалось, что мы буквально уничтожили всех до единого свидетелей обвинения, а жюри признавало подсудимого виновным еще до того, как мы с дочерью успевали выйти из здания суда, чтобы перекусить.

К сожалению, Стерн вовсе не преувеличивает в «воспитательных» целях, а говорит чистую правду. В отличие от гражданских слушаний, когда присяжные до суда ничего толком не знают ни об истце, ни об ответчике, ни о сути дела, члены жюри уголовных процессов изначально верят в справедливость обвинителей, которых считают государственными служащими, защищающими интересы граждан. Стерн знакомит Сесила с лозунгом, под которым живут они с Мартой: «Зомби становится все больше». Эту фразу они позаимствовали у Генри, младшего сына Марты, в свои двенадцать лет сформулировавшего одной этой фразой суть любимой компьютерной игры. То есть не важно было, скольких зомби убьют хорошие парни – все время возникали все новые и новые, и в конце концов кто-то из них неизбежно расправлялся с игроком. Рано или поздно наступает момент, когда жюри присяжных сдается и начинает считать, что люди, один за другим появляющиеся на свидетельской кафедре, лгут, пытаясь выгородить подсудимого, а представители гособвинения этого не пони-мают.

Наконец, проводив Сесила, Стерн открывает свою голосовую почту и с удивлением обнаруживает там послание от Иннис Макви. Он как-то написал ей после их встречи в Нэйплсе, что хотел бы коротко переговорить по одному вопросу. В своем сообщении Иннис говорит, что в выходные вернулась в округ Киндл, и просит Стерна позвонить ей. Он тут же набирает ее номер. Иннис, похоже, очень рада слышать его голос.

– Сэнди!

Она объясняет, что приехала, чтобы встретиться с представителями обвинения до того, как даст показания – скорее всего, в зале суда она выступит на неделе. Ее племянница специально отложила крестины ребенка, чтобы Иннис могла в них поучаствовать – церемония состоялась накануне.

– Вы сказали, что хотите поговорить, – напоминает Иннис. – Речь пойдет о делах?

– Более или менее.

– Жаль, – произносит Иннис с очаровательным легким смешком. Когда тридцать лет назад умерла Клара и Стерн стал вдовцом, он был поражен, что те же самые девушки и женщины, которые в школе или в колледже просто не заметили бы его, а его попытки ухаживаний восприняли бы как оскорбление, похоже, вдруг стали считать его привлекательным. Сказать по правде, подобные мысли приходили ему в голову и в отношении Хелен. Что ж, теперь, если рассуждать логически, Стерн находится даже в еще более выгодном положении, потому что старуха с косой каждый день сокращает количество его конкурентов. Тем не менее Стерн все еще склонен считать флирт Иннис подозрительным. Он прекрасно знает, что мало что может ей предложить. Иннис выглядит на пятнадцать лет моложе своего реального возраста. Между тем, любой внимательный человек, взглянув на Стерна, скорее всего, испытает подспудное желание позвонить в похоронное бюро и вызвать гробовщика. Теории Фрейда по поводу женщин сегодня все чаще подвергают сомнению, и не без оснований. Однако, по мнению Стерна, венский доктор все же уловил нечто вечное, что всегда будет характерно для отношений между полами, когда в отчаянии воскликнул: «Чего же хотят женщины?»

Стерн и Иннис договариваются встретиться утром следующего дня и позавтракать в университетском клубе – Стерн часто бывает в нем, пользуясь тем, что у Марты имеется членский билет. Клуб расположен неподалеку от здания суда и от принадлежащего «ПТ» кооперативного дома, в котором раньше жила Иннис – по ее словам, согласно процедуре расторжения договора найма, она при желании может провести там еще пару месяцев.

Когда Стерн собирает вещи, намереваясь покинуть офис, в дверях его кабинета внезапно возникает Пинки. О теме разговора, который вот-вот состоится между ними, Стерн догадывается без труда – прежде чем открыть рот, внучка оглядывается, чтобы убедиться, что поблизости нет ее тетки.

– В общем, мне наконец позвонила детектив Свенсон, – заявляет Пинки.

– Да?

Стерн сразу дает понять, что ему некогда.

– Свенсон сказала, что, по данным управления автомобильного транспорта, в округе Гринвуд зарегистрированы 165 белых «Шевроле Малибу».

– И шесть из них принадлежат компании «ПТ»? – Стерн понимал, что машин интересующей их марки и модели в округе довольно много, но приведенная Пинки цифра не кажется ему ни чудовищно большой, ни маленькой. Собственно, хотя авария произошла всего в паре миль от здания «ПТ», это вполне могло быть просто совпадением. – А что детектив Свенсон сказала по поводу твоего расследования?

– Это очень скучно. Она сказала то же самое, что и ты: что на стоянке компании «ПТ» не оказалось машин с повреждениями передней части кузова. На мое замечание, что виновник аварии мог сразу же прямиком отправиться в автосервис, инспектор сказала вот что: «Ну тогда пусть ваш клиент соберет данные про эти машины и выяснит, была ли какая-либо из них в ремонте».

– Ну да. Но понимаешь, Пинки, наш клиент не хочет, чтобы мы всем этим занимались. И мы не станем заваривать кашу и заставлять полицию шнырять повсюду и задавать вопросы.

По разочарованному выражению лица внучки Стерн понимает, что именно об этом она и думала.

– Пинки, я просто не могу представить себе более острого конфликта интересов, чем тот, который мы можем спровоцировать, инициировав полицейское расследование, так или иначе затрагивающее нашего клиента или людей, которые с ним работают. Более того, он ведь приказал нам оставить это дело в покое и не заниматься им.

Стараясь не показывать, как сильно она расстроена, Пинки отправляется в конференц-зал, туда, где она и предоставленные другими адвокатскими конторами помощники юристов в ходе подготовки к следующей стадии судебного процесса внимательно изучают данные о биржевых операциях Кирила.

* * *

Входя во вторник утром в шикарные апартаменты университетского клуба, Стерн пребывает в отчаянии. Он озабочен тем, что только сейчас начинает по-настоящему осознавать, в каких комфортных условиях рос и жил, а всю свою карьеру строил в атмосфере благополучия и богатства. Сам он, как ни крути, богат. А его дети даже богаче, отчасти благодаря тому, что у Соломона и членов его семейства был отличный консультант по инвестициям и мужу Марты удалось удачно вложить все то, что оставила ему в наследство мать. Коллеги Стерна, более или менее равные ему по возрасту, практически все до единого стали влиятельными членами высшего общества. И все же воспоминание о детстве, прожитом в бедности, пристали к нему, как запах дыма после пожара. Среди многих причин, по которым он всегда упорно продолжал бесплатно представлять в суде интересы бедняков, одна из главных заключается в том, что ему постоянно требовалось своими глазами видеть, что в Америке к тем, кому не повезло в жизни, все же относятся не так, как в других странах. Если бы он не делал этого на постоянной основе, он прожил бы большую часть жизни, так и не узнав, что она, эта жизнь, бывает тяжелой и даже жестокой.

Марта вступила в университетский клуб, поскольку там прекрасные условия для занятий спортом. Однако Стерн, особенно в его нынешнем эмоциональном состоянии, воспринимает все, что видит вокруг, как неумную и смешную претензию на аристократизм. Витражные стекла, балки, словно висящие в воздухе, желтого цвета мебель из полированного дуба – все это, как кажется старому адвокату, призвано имитировать расположившийся на Восточном побережье мир «богатых белых людей», из которого большинство первых поселенцев, осевших в округе Киндл, вполне осознанно и целенаправленно исключили. Наиболее заметной фигурой среди них оказался первый европеец, приехавший в эти края, – охотник и торговец по имени Жан-Батист Пуан Дю-Сабль, в честь которого назвали центральный муниципальный округ Три-Сити. Любопытно, что даже сегодня многие местные жители не подозревают, что он был чернокожим.

Стерн находит Иннис в вестибюле. Стоя спиной к нему, она изучает развешанные на стене фотографии бывших президентов клуба. Стерн окликает ее, и она оборачивается. Ее красота вызывает у Стерна неоднозначную реакцию. Как профессионал он не должен обращать внимания на ее привлекательность. Однако крайне сложно не замечать, насколько она хороша. Иннис действительно прекрасно сохранилась для своего возраста. Она живо напоминает старому адвокату нееврейских красавиц, таких, как Дорис Дэй и другие женщины ее типажа, которыми Стерн и его приятели в молодости восхищались, как богинями. Доктор Макви одета по-деловому. На ней сшитый на заказ черный костюм и туфли на высоких каблуках, из-за которых она стала на несколько дюймов выше Стерна. Она тщательно накрашена, в отличие от того дня, когда они с адвокатом встречались в Нэйплсе, – тогда незадолго до разговора со Стерном Иннис купалась в море. Стерн запоздало понимает, что Иннис рассматривала снимки на стене. Оказывается, среди них есть и фото Донателлы. Когда женщинам лет двадцать назад в конце концов позволили входить в состав руководства клуба, Донателла в течение какого-то времени состояла в местном совете директоров, а затем работала на посту президента – правда, недолго.

– Она всегда за всем наблюдает, – шутит Иннис, кивнув в сторону фото Донателлы.

Она и Стерн идут к лифту. Рядом с доктором Макви ему легче держать равновесие, и он, подхватив трость, зажимает ее под мышкой. В ресторане, как только официант подает кофе, Стерн, все еще вспоминая про фото в вестибюле, говорит:

– Если я поинтересуюсь, в каких отношениях находились вы с Донателлой, это будет слишком личный вопрос?

– Наши отношения были лучше, чем можно предположить. Донателла замечательный человек. Она очень, очень умная женщина. Она была корректна со мной. Когда мы встречались в обществе, у меня всегда возникало ощущение, будто мы с ней соревновались – кто будет хладнокровнее реагировать на соперницу, она или я. Я уверена, что она и сейчас была бы вежлива со мной, даже относилась бы ко мне с теплотой. В конце концов, она ведь победила. Я уехала. Она осталась. С какой стороны ни посмотри, дело обстоит именно так.