Последнее убийство (Сборник)

— А как его работа? Каковы перспективы?— Кингшип отпил глоток молока.

— Он на превосходном счету. Через несколько месяцев он будет управляющим секцией. А почему ты спрашиваешь? — Она улыбнулась одними губами.

Кингшип поднял очки. Его голубые глаза холодно смотрели на Марион.

— Ты приводила его к нам обедать, Марион,— сказал он.— Ты никогда так раньше не поступала. Разве это не дает мне право задать несколько вопросов?

— Он живет в меблированных комнатах,— ответила

Марион.— Питается один. Когда он не ест со мной, то ест один. Поэтому я и привела его с собой пообедать.

— Значит, когда ты обедаешь не здесь, ты обедаешь с ним?

— Да, в основном. Зачем нам есть поодиночке? Мы работаем в пяти кварталах друг от друга.— Она удивлялась своим уклончивым ответам, ведь ей нечего скрывать.— Мы едим вместе, потому что нам приятно общество друг друга,— твердо произнесла она,—Нам очень приятно быть вместе.

— Тогда я имею право задать несколько вопросов,— спокойно сказал Лео Кингшип.

— Он мне нравится. Хотя он и не имеет отношения к «Кингшип Коппер».

— Марион...

Она взяла из серебряного ящика сигарету и прикурила от серебряной настольной зажигалки.

— Он тебе не нравится?

— Я не говорил этого.

— Потому что он бедный?

— Это неправда, Марион, и ты это знаешь.

Наступило молчание.

— О, да,— кивнул Кингшип.— Он бедный, это верно. И трижды подчеркнул это во время обеда. И еще этот притянутый за уши анекдот о женщине, для которой шьет его мать.

— А что плохого в том, что его мать шьет?

— Ничего, Марион, ничего. Особенно когда он намекает на это как бы случайно. Ты знаешь, кого он мне напоминает? Того типа из клуба, который немного хромает. Каждый раз, когда мы играем в гольф, он говорит: «Ребята, идите вперед. Я догоню вас». И каждый старается идти сверхмедленно и чувствует себя мерзавцем, будто именно он сломал ему ногу и заставляет хромать.

— Боюсь, что я не уловила аналогии,— заметила Марион.

Она встала из-за стола и направилась в гостиную, оставив Кингшипа задумчиво сидеть за столом. В гостиной она встала у большого окна, выходящего на Ист-Ривер. Она слышала, что отец тоже вошел в комнату вслед за ней.

— Марион, поверь мне, я только хочу, чтобы ты была счастлива.— Он подбирал слова.— Я знаю, что не всегда был прав с Эллен и Дороти...

— Да,— неохотно отозвалась она,— Но мне двадцать пять лет и я взрослая женщина. Ты же не станешь угрожать мне, будто я...

— Я только хочу, чтобы ты не торопилась, Марион.

— Я и не тороплюсь,— ласково проговорила она.

— Это все, чего я желаю.

— Почему ты не любишь его?

— Это не так, Марион. Он... я не знаю... я...

— Ты боишься, что я уйду от тебя? — Она произнесла это медленно, будто сама мысль об этом удивляла ее.

— Ты уже ушла от меня. В свои апартаменты.

Она повернулась к отцу лицом,

— Знаешь, ты должен быть благодарен Баду,— проговорила она.— Я тебе кое-что расскажу. Я не хотела звать его сюда. Я предложила ему и тут же пожалела об этом. Но он настаивал. «Он твой отец,— говорил он.— Подумай о его чувствах». Видишь ли, у Бада серьезный взгляд на семейные узы. Поэтому ты должен радоваться. Если он что и делает, то не во вред тебе.— Она снова отвернулась к окну.

— Хорошо,— согласился Лео Кингшип.— Возможно, он хороший парень. Я только хочу, чтобы ты не совершила ошибку.

— Что ты имеешь в виду? — Она взглянула на него. Тело ее напряглось.

— Я только не хочу, чтобы ты совершила какую-нибудь ошибку, вот и все,— неопределенно ответил Кингшип.

— Тебя что-нибудь еще интересует? Или ты спросишь о нем других людей? Или поставишь кого-нибудь следить за ним?

— Нет!

— Как ты сделал это с Эллен?

— В то время Эллен было семнадцать лет. И я оказался прав, не так ли? Что было хорошего в том парне?

— Ну а мне двадцать пять, и я знаю, чего хочу! Если ты Бада...

— Такая мысль никогда не приходила мне в голову!

— Я люблю Бада,— медленно проговорила Марион.— Я его очень люблю. Ты знаешь, что это такое? Ты любил когда-нибудь?

— Марион, я...

— Так вот, если ты предпримешь что-то, что изменит его чувство ко мне или помешает нам, я не буду с тобой разговаривать. Клянусь богом, что я не заговорю с тобой, пока буду жива!

Она отвернулась к окну.

— Эта мысль никогда не приходила мне в голову, Марион, клянусь тебе...

Кингшип сел в кресло и смотрел в спину Марион. Раздался звонок в дверь. Марион направилась в вестибюль.

— Марион! — Кингшип встал. Она обернулась и взглянула на него. Из вестибюля донесся звук открывшейся двери и шум голосов.— Пригласи его остаться на несколько минут и выпить.

— Хорошо,— сказала она после паузы. В дверях она остановилась.— Прости, что я так разговаривала с тобой.— Она вышла.

Кингшип посмотрел ей вслед. Затем повернулся к зеркалу и осмотрел себя. Из зеркала на него глядел холеный мужчина в костюме стоимостью 340 долларов, который находился в квартире стоимостью 700 долларов в месяц.

Он обернулся, изобразил на лице улыбку и направился к двери с протянутой для рукопожатия рукой.

— Добрый вечер, Бад,— приветствовал он гостя.

Глава 5

День рождения Марион в начале ноября совпал с субботой. Утром она тщательно убрала свою квартирку. В час дня направилась в небольшой ресторан на Парк-авеню. Там ее ждал Лео Кингшип, читавший журнал. Увидев Марион, он отложил журнал, встал и, поцеловав в щеку, поздравил ее с днем рождения. Метрдотель провел их к столику. В центре стола стояла ваза с розами. Возле места Марион лежала небольшая коробочка, завернутая в белую бумагу и перевязанная золотой лентой. Кингшип сделал вид, что занят выбором вин и разговором с метрдотелем, а Марион развернула коробочку. Щеки ее покраснели, глаза заблестели. В коробочке лежал золотой диск, усеянный маленькими жемчужинами. Когда метрдотель ушел, Марион горячо поблагодарила отца за брошь и погладила его руку, лежавшую на столе. Эта брошь не была похожа на ту, которую она хотела бы иметь, однако она была рада подарку. В прошлом Лео Кингшип дарил дочерям стодолларовый сертификат, на который они могли приобрести себе что угодно в магазине на Пятой авеню.

Расставшись с отцом, Маркой посетила косметический салон и вернулась домой. Вскоре в дверь позвонили, и посыльный внес большую корзину с орхидеями. На карточке стояло только одно слово: «Бад».

Стоя перед зеркалом, Марион для пробы приколола по цветку к волосам, груди и талии. Потом расставила цветы в вазы.

Он пришел ровно в шесть. Дав два звонка, остался ждать у двери. Вскоре послышались шаги, и сияющая Марион открыла ему дверь. На ее черном платье ярко выделялись белые орхидеи. Они поздоровались за руку. Поздравляя, он поцеловал ее в щеку, стараясь не измазаться в губной помаде, которая- на этот раз была гораздо ярче, чем при их первой встрече.