Последнее заклинание

В скалах заунывно свистели течения, вода была намного холоднее, чем в штаб-квартире. Поежившись, Серафина подняла воротник куртки и уже хотела повернуть обратно, к теплой центральной части лагеря, как вдруг услышала голоса.

Они звучали из-за огромного валуна, источенного морскими червями, и с каждой секундой становились всё громче.

И, похоже, присутствие Серафины не осталось незамеченным.

– Кто там? – крикнул один из говоривших.

Русалочка молча подалась назад.

– Это лейтенант Адамо из Черных Плавников! Покажись! Немедленно! Иначе я стреляю!

Серафина запаниковала. Нельзя, чтобы ее видели в таком состоянии. Она должна вдохновлять своих солдат на борьбу, а не быть источником беспокойства.

– Я сказал, покажись!

Русалочка поспешно сотворила маскирующее заклинание, чтобы сделать свои каштановые с рыжиной волосы черными, а зеленые глаза синими. В итоге из-за обилия железа в здешних горах глаза стали черными, а волосы – синими.

– Последнее предупреждение! – пригрозили из-за валуна.

Серафина услышала скрип взводимого арбалета. Русалочка поспешно выплыла из-за валуна, высоко подняв руки над головой.

– Всё в порядке, я тоже из Черных Плавников, – крикнула она.

В нее из арбалета целился какой-то седой, бородатый русал с изборожденным морщинами лицом. На его форменной куртке было вышито «Адамо». Двое других – молодой русал и гоблинка – тоже держали наготове арбалеты.

– Если ты одна из нас, зачем тайком пробиралась вдоль границы лагеря? – спросил лейтенант Адамо, смерив русалочку подозрительным взглядом. Во всяком случае, он рассмотрел ее форменную куртку.

– Я не пробиралась тайком, я… не могла заснуть и решила немного поплавать.

– Откуда ты?

– Из Лазурии.

– Баламутка, значит? – определил лейтенант Адамо, рассматривая ярко-синие волосы русалочки. – Как тебя зовут?

– Серафина, – ляпнула юная королева, не подумав. Потом поспешно добавила: – Серафина Лярена.

– Какая-то у тебя странная фамилия для лазурийки, – прищурился Адамо.

– Моя мама родом из столицы, – быстро солгала Серафина. – А семья отца из западных вод. С побережья Франции.

– Ладно, засчитано, – сказал Адамо, опуская оружие. Спутники последовали его примеру. – Посиди с нами, погрейся, – предложил он, указывая на водный огонь. – Мы закончили патрулирование и сменились. Вот, решили подзаправиться.

– Спасибо, – поблагодарила русалочка.

Лейтенант сообщил Серафине, что его зовут Сальваторе. Молодой русал представился как Энзо Лензи, а гоблинку звали Хлюпка – они потеснились, чтобы Серафине хватило места у костра. Когда она уселась, Энзо Лензи принялся строгать кусок дерева. Серафина заметила множество маленьких щепок на морском дне. Присмотревшись, она поняла, что русал вырезает из куска дерева тюленя, и у нее защемило сердце.

Она знала одного русала, который очень любил резьбу по кости. Однажды он даже сделал для нее малюсенького осьминога, а потом подарил ей фигурку, когда они гуляли в дворцовом саду Лазурии. Наблюдая за работой Энзо, Серафина так скучала по Махди, что душа болела.

Хлюпка вдруг толкнула русалочку в бок, оторвав от грустных мыслей. Гоблинка протягивала русалочке миску, сплетенную из диких водорослей, полную сочной кальмаровой икры.

– Угощайся. Мы ее под камнями насобирали.

Серафина взяла одну гроздь и забросила в рот. Сочные икринки лопались под языком.

– М-м-м, – промычала она с полным ртом. – Ух ты, как вкусно. Спасибо.

– Да уж, куда лучше, чем похлебка из морских угрей, – заметил Сальваторе, тоже присаживаясь к огню.

– Клянусь Вэльдигом, если я съем еще хоть одну миску этого варева, меня вырвет, – пожаловалась Хлюпка.

Вэльдиг был гоблинским богом войны. Серафина внутренне поморщилась, сожалея, что не может обеспечить своих солдат нормальным провиантом.

Хлюпка покачала головой.

– Я пришла сюда потому, что так приказал Гульдемар. А вы трое, – гоблинка поочередно кивнула на Сальваторе, Энзо Лензи и Серафину, – добровольцы. – Она засмеялась. – Скере табер, – добавила она по-гоблински. «Сумасшедшие дураки».

– Да, я доброволец, – сказал Сальваторе сухо. – Совсем недавно мне казалось, что есть вещи, за которые стоит умереть: мое королевство, мой город, мой правитель. Однако теперь я уже в этом не уверен.

Слушая разговор Хлюпки и Сальваторе, Серафина всё больше падала духом. Она не способна отправить на смерть преданных ей солдат, которые верят, что их дело правое. Отправить на смерть солдат, сомневающихся в ее правоте, – это еще хуже.

– Мы сидим тут день за днем, едим одних угрей, а тем временем всадники смерти подбираются всё ближе и ближе, – сказала Хлюпка. – Нам самим надо устраивать на них засады, перебить всех до единого и насадить их головы на пики перед воротами лагеря.

– Точно, – кивнул Сальваторе, сплевывая в костер изжеванные водоросли. – Да только Серафина никогда на такое не пойдет. Слишком она слабая и неопытная. Она просто пешка в игре своего дяди.

Серафине показалось, будто ей дали оплеуху. Подсознательно ей захотелось оправдаться.

– Серафина не так уж плоха, – сказала она, стараясь, чтобы голос не звучал виновато. – Я слышала, она очень любит своих подданных.

Сальваторе фыркнул и приподнял кустистые брови.

– Любит? Да кому нужна ее любовь? Я голоден, замерз, мне нужны еда и стрелы, а не любовь, – сказал он презрительно. – Любовь для меня ничего не значит.

Энзо, до сих пор не проронивший ни слова, поднял взгляд от своего деревянного тюленя и тихо сказал:

– А для меня значит. Именно поэтому я здесь.

Сальваторе махнул на него рукой и снова сплюнул в костер.

Энзо снова повернулся к Серафине.

– Я тоже из Лазурии, я жил рядом с фаброй.

Серафина кивнула. Она хорошо знала этот район, там жили городские ремесленники.

– Я из семьи плотников, – продолжал Энзо с гордой и одновременно грустной улыбкой. – Мы добывали деревянные балки с затонувших кораблей и искали на побережье куски дерева. Из найденной древесины мы вырезали красивые вещи: статуэтки, столы, рамы. – Улыбка Энзо померкла. – Больше мы ничего такого не делаем. Теперь мы вырезаем стволы арбалетов и рукоятки кинжалов. Мои дед и отец не хотят заниматься такой работой, но у них нет выбора: таков приказ Валерио. А вот дядя отказался… – Энзо помолчал, борясь с собой, потом продолжал: – И его забрали.

– Мне жаль, Энзо, – сочувственно сказала Серафина. – Полагаю, ты здесь потому, что тоже не захотел работать на Валерио.

– Не захотел, – с вызовом произнес Энзо. – Как-то ночью я улучил момент и, когда стражник отвернулся, выскользнул через городские ворота. Дед и отец не могут сражаться, они слишком стары, а мои сыновья слишком малы. Зато я могу и буду. Потому я и здесь. Лучше умереть сражаясь, чем жить и смотреть, как они страдают.

Сальваторе, скрестив руки на груди, смотрел на водный огонь.