Последний Герой. Том 3
Шрифт:
— Вот, сразу бы так, — удовлетворённо сказала она. — Теперь ладно, можешь ещё месяц не появляться, я уж как-нибудь переживу. С китайцами.
Затем она внимательно посмотрела на меня, явно пытаясь оценить, что я за тип такой.
— А это что за гражданин с тобой? — подозрительно спросила она. — Без отметки не положено пускать, сам знаешь, здесь всё-таки общежитие МВД, а не проходной двор.
— Какая отметка, Любовь Марковна? — примирительно заговорил Шульгин, улыбаясь ей почти с ласковостью родного сына. — Это сотрудник, коллега мой, нормальный человек. Пусть пока у меня
Комендантша подняла глаза и всплеснула руками с преувеличенным негодованием:
— Ты что, совсем с ума сбрендил? Хочешь, чтобы меня выгнали без выходного пособия? На пенсию турнули?
— Да куда вас выгонят, Любовь Марковна? — улыбнулся Шульгин. — Вы и так на пенсии, и зарплата на карточку идёт, и пенсия. Кто вас тронет-то?
— Зарплата у начальства идёт, а у меня так, крохи, — язвительно отмахнулась комендантша. — Ишь, курвец, чужие деньги считать наловчился! Бухгалтер нашёлся!
Она демонстративно вернулась к бумагам, всем своим видом показывая, что разговор окончен и ей больше нет до нас дела. Шульгин тихонько постучал пальцем по окошку:
— Любовь Марковна, может, договоримся?
— Знаю я вас, — фыркнула коменда. — Сейчас пустишь к себе в комнату одного, завтра он бабу приведёт, а потом выяснится, что здесь целый гарем прописался! Не общага получится, а дом терпимости какой-то, и всё при МВД.
Шульгин завёл глаза к потолку и так постоял с минуту, будто в параличе. А комендант добавила грозно:
— В общем, так, господа полиционеры, без решения ведомственной жилкомиссии и приказа о выделении жилплощади я никого не заселю. Всё согласно инструкции. Я тут не частная лавочка, а государственный человек, хоть и пенсионерка. Ещё чего придумали!
Шульгин вернул взгляд на место, переглянулся со мной, хитро улыбнулся и, не торопясь, снова сунул руку в карман за бумажником. Достал ещё одну пятитысячную купюру, аккуратно сложил её пополам и молча положил перед ней на стол, прикрыв рукой от посторонних глаз, которых, впрочем, и так не было.
— Вот вам и решение жилкомиссии, Любовь Марковна, — мягко и доверительно сказал он, а потом, переворачивая купюру обратной стороной, добавил. — А вот и приказ о заселении. Печать и подпись прилагаются, так что заселяйте спокойно.
Коменда, прищурившись, строго взглянула на купюру, потом перевела взгляд на Шульгина. Её губы сложились в ехидную улыбку, но рука, широкая и жилистая, с ловкостью карманницы цапнула деньги и мгновенно сунула их в карман кофты.
— Ну-у-у, не знаю даже, — протянула она, театрально изображая сомнение и разглядывая потолок. — Приказ-то у тебя временный получается. Через месяц надо будет заново подтверждать. А то вдруг у комиссии мнение поменяется.
— Само собой, Любовь Марковна, — спокойно и деловито кивнул Шульгин. — Подтвердим. Новый приказ подготовим заранее, с учётом ваших пожеланий.
— Ну, ладно уж, — смягчилась комендантша, махнув рукой, словно устала от нас. — Идите уже, деятели. Только чтоб тихо у вас там было, без пьянок и гулянок. И баб не водите, выселю! Ирку лучше в гости зовите. Засыхает девка почём зря. Мне лишние
приключения на пенсии ни к чему.— Никаких баб! — клятвенно заверил Шульгин, приложив правую руку к груди.
— Ага. Так я и поверила! Больно уж у тебя дружок смазливенький, — оценивающе и с ехидцей проговорила баба Люба, скользнув по мне взглядом. — Ох, Ирка-курва теперь от него точно не отстанет. Ты товарищ, береги свой стручок, как бы Ирка его не окрутила, она у нас девка решительная.
— Да я как-нибудь сам с Иркой разберусь, Любовь Марковна, — улыбнулся я миролюбиво.
Пусть теперь баба Люба ко мне привыкает.
— Разберётся он! — коменда усмехнулась с ехидной снисходительностью. — Ирка — девчонка добрая, смотри, не обижай её только! Отца она ищет, знают же все.
— Я, вроде, в её отцы точно не гожусь, — хмыкнул я, пожав плечами.
— Да не себе она отца ищет, — глаза коменды лукаво блеснули. — Детям своим. У неё их двое, оба от разных мужиков, отцов ветром сдуло. Теперь вот третьего папашу подыскивает, комплект нужен. Семья — ячейка общества! А то китайцев как обгонять будем, если своих нормальных мужиков нет? Русалкины ножки!
Она негромко рассмеялась, но тут же стала серьёзнее и добавила с хитрым прищуром:
— Смотри, парень, как бы ты не стал третьим в её личной коллекции. Ты у нас свеженький, статный, глазом моргнуть не успеешь — а уже алименты платить придётся.
— Да уж постараюсь не разочаровать вас, Любовь Марковна, — сдержанно кивнул я. — Учту ваши предупреждения.
— Учти, учти, — с улыбкой погрозила она пальцем. — Потом спасибо скажешь.
Мы уже двинулись мимо неё дальше к лестнице, как вдруг бабка снова окликнула меня:
— А кошка-то у тебя есть?
— Какая ещё кошка? — удивился я и остановился.
— Ну, домашняя, — строго уточнила она. — Котов сюда нельзя, учти. Тут не кошачий питомник, а общежитие МВД.
— Нет, Любовь Марковна, — заверил я её с лёгкой улыбкой. — Нет у меня кошки.
— Вот и правильно, — она важно погрозила мне узловатым пальцем. — Учти, увижу животину — сразу конфискую.
— Договорились, — усмехнулся я.
Она демонстративно отвернулась и стала листать затертый до дыр журнал регистрации посетителей или чего-то еще. Может, китайцев всех туда переписывала.
Мы поднялись на второй этаж. Шульгин неспешно вёл меня по коридору, ловко лавируя между расставленными у стен коробками и сушилками с чужими трусами.
— Колоритная у тебя коменда, — негромко заметил я ему.
— У меня? — он с иронией вскинул бровь. — Теперь уже у тебя. Привыкай. Я-то тут только в гостях появляюсь, а ты теперь постоянный клиент, так сказать.
— Слушай, а чего она так кошек не любит? — спросил я. — Прям как-то ревностно реагирует.
— Да хрен её знает, — пожал плечами Шульгин. — Может, аллергия какая, может, ещё чего. Но вообще по линии МВД тут недавно и правда пришло распоряжение, что с животными нельзя в ведомственной общаге. А она и до этого была строгая — говорят, лет двадцать назад история какая-то с ней случилась. Короче, теперь у неё личная война со всеми хвостатыми.