Последний Герой. Том 5

Первым незнакомца отметил Шульгин. Всё-таки служба научила — взгляд цеплял детали, на которые остальные махнули бы рукой. И фигура этого типа явно выделялась. Высокий, выше Николая на полголовы, плечистый, сутуловатый, словно привык нагибаться под дверные косяки. На нём был длинный чёрный плащ, тяжёлый, явно не по сезону и моде, с глубоким капюшоном, наброшенным на голову так, что лица почти не было видно. Казалось, что в полутьме под тканью блеснули тёмные очки. Странный тип, странный прикид, подумал Коля.

Шульгин прищурился, делая вид, что натирает мелом кончик кия, но краем глаза продолжал изучать незнакомца.

За стойкой Ашот привычно протирал бокалы, когда к нему подошёл один из коммерсантов из шумной быдловатой компании. Мужик взрослый, голова с проседью, но крепкий, в красном спортивном костюме. Он громко шлёпнул ладонью по стойке и ухмыльнулся:

— Эй, гарсон, ты чего забил на нас? У нас водка кончилась, сколько можно звать?

Ашот вытер руки о полотенце, кивнул и хотел было оправдаться:

— Я ж тут другой заказ наливал, сейчас подойду, всё сделаем…

Но тот перебил его, бросив на стойку веер купюр. Несколько свежих тысячных разлетелись по лакированному дереву, шурша бумажным хрустом.

— На-ка, чтоб быстрее был. Шевели колготками, Джамшут, — усмехнулся он с наглой улыбкой. — Сдачи не надо.

Бармен изобразил благодарность, привычно улыбнулся, даже слегка склонил голову. Предпринимательская жилка пересилила всё остальное — ещё в девяностые он видел таких, да и не таких. Каждый норовил показать себя хозяином жизни, привык покупать внимание, а порой и уважение, раз само в руки не шло. И эти сейчас не были самыми неприятными из всех. Шумные, да, но пока ни один бокал не полетел об стену, и этого уже хватало, чтобы не заводиться.

Он сгреб деньги в ладонь, спрятал под стойку и налил в графин из новой бутылки. По меркам клуба, чаевых они оставили щедро, так что Ашот сделал вид, будто не замечает хамоватого тона. В конце концов, в его заведении всё держалось на умении терпеть — и на том, что любой, даже самый громкий, рано или поздно уходит.

Мужик в красном, получив графин, неторопливо двинулся к своему столику и только тут заметил у стены фигуру в длинном плаще. В полумраке лампы над столами бросали медные круги света, а у камина сидел он — неподвижный, будто вырезанный из камня.

— Во, пацаны, гляньте, — громко хмыкнул здоровяк, явно нарочно, чтоб тот услышал. — Чучело. Чего вырядился так? Э… Хэллоуин, что ли, у нас? Хе-хе!

— Ой, хи-хи! Он как назгул из «Властелина колец», только в секонд-хенде одевался! — прыснула одна из девиц с накачанными губами, вызвав общий смех за их столом.

Мужики налегали на закуску, звенели стопками, шум стоял всё сильнее. При этом двое успевали между тостами играть партию. Тип в красном, размахнувшись невпопад, ударил кием слишком сильно, и шар сорвался со стола, с грохотом покатился по полу — и остановился прямо у ног незнакомца.

— Эй, ты, чучело! — рявкнул здоровяк. — Катни шарик! Чего сидишь? Глухой, что ли?

— Серёжа, да не лезь, — защебетала девица, косо поглядывая на незнакомца. — Видишь, человек, может, убогий, глухонький.

— Ща я ему слух поправлю, — ухмыльнулся тот, положил кий и двинулся к дивану.

Зал на миг стих. Все — и Ашот, и Шульгин, и пара мужиков с другого стола — уже смотрели только на них.

— Я ж тебя нормально попросил, — сказал здоровяк, подойдя к сидящему. — Чё, в лом шарик катнуть? Вот смотри, берёшь его, несёшь и говоришь: «Дядя Серёжа, возьми, пожалуйста», — а не дождавшись реакции, он добавил: — Не понял, ты чё, бухой или глухой?

Он протянул руку, чтоб сорвать капюшон, но не успел. Стремительным, невидимым жестом незнакомец перехватил его запястье, сдавил пальцами так, что костяшки хрустнули. Рука вывернулась будто сама. Мужик сам не понял, как вдруг оказался на полу, глаза округлились от боли и непонимания, а следом хлынул вопль:

— А-а-а, сука! Ты мне руку сломал! Убью!

Схватив валявшийся на полу шар, он рывком поднялся, размахнулся, целясь в голову противника. Небольшой шар весил почти триста граммов — удар им в лицо мог запросто размозжить скулу или проломить череп. Но незнакомец, не вставая с дивана, просто поднял руку и поймал его на лету, как детский мячик.

Следующее движение было ещё проще — молниеносный бросок обратно. Шар с глухим треском врезался здоровяку в грудь. Раздался мерзкий хруст, мужик дернулся, осел на колени, хватая ртом воздух. Изо рта вместе с сипом пошла кровь, глаза ещё сильнее таращились от ужаса и боли. Он уже не мог крикнуть, только сипел, понимая, что сломанные рёбра пробили лёгкие.

На какое-то мгновение в зале повисла мёртвая тишина.

Компания опомнилась почти сразу, как только первый из их братии завалился на пол.

— Ты чё творишь, сука! — взвыл тощий, длиннорукий, схватил кий и рванулся к незнакомцу.

Второй, коренастый, с короткими ногами и тяжёлой челюстью, сжал в руках два бильярдных шара, будто кастеты. Сам невысокий, но плечи широкие, угловатые, вены вздулись, мышцы выпирали из-под растянутой футболки. Третий пока тихо отсиживался сзади, оказался пьянее или просто трусливее остальных, всё оглядывался на девиц, явно струхнув.

Двое кинулись одновременно.

Человек в плаще встал с дивана. Одним коротким движением он ушёл от взмаха кия, словно тень скользнула. Рука выстрелила вперёд и с невероятной для такой дистанции лёгкостью сомкнулась на горле тощего. Тот захрипел — глаза вылезли, он забился, пытался было оттолкнуть его, но хватка была железной. Незнакомец рывком притянул тощего к себе и, не моргнув, хрустнул его шеей, будто барабанную палочку переломил. Кий выпал, тело повисло и тут же рухнуло на пол, обмякшее и мертвое.

Коренастый уже занёс шары-кастеты и с разбегу врезал. Успел. Один удар пришёлся в плечо незнакомца. Он будто со стороны услышал собственный вскрик боли — словно сослепу ударил в каменную плиту. Пальцы вывернулись, шар выпал. Он попробовал второй рукой — мимо. Человек в плаще перехватил запястье, дёрнул. Коренастого отбросило к камину. Он впечатался в решётку, грудью и горлом напоролся на острые железные прутья. Захрипел, кровь хлынула по металлу.

Четвёртый, тот самый трус, нырнул за женщин, словно они могли прикрыть его. Девицы же в ужасе застыли, даже пикнуть не смели.

У входа в зал вообще-то стояли еще двое игроков. Но те смылись под шумок в самом начале стычки. Ашот, побледнев, съёжился за стойкой, что-то торопливо возился, щелкал замком — видно, ковырял сейф под стойкой, который примостили тут ещё в девяностых, когда без ствола в заведении не работали.

Шульгин выхватил ксиву на автомате, раскрыл её движением отработанным.

— Стоять! Полиция! — крикнул он, сам понимая, что для того, кто только что свернул шею и пробил грудину человеку бильярдным шаром, никакая корочка не аргумент. Но спрятаться, как Ашот, он тоже не мог.