Последний хранитель
Шрифт:
Ну, хорошо, может быть, все будет немного не так, но смысл заключался в том, что если надо было на кого-то устремить обвиняющий перст, то все персты, как по команде, устремляются именно в его направлении. И, как сказал его адвокат, «три или четыре процента времени мой клиент не был на сто процентов причислен к определенному преступлению, в котором он обвиняется. Конечно, нельзя не сказать, что существует весьма значительное количество инцидентов, участие в которых мистера Рытвинга, наоборот, незначительное. Даже если он физически был вовлечен в преступление в несколько
Только это высказывание разнесло в пух и прах три аналитических монолога и заткнуло многих знатоков за пояс.
Мульч ухмыльнулся в темноте, и его светящиеся челюсти озарили весь туннель.
Адвокаты. Адвокат нужен каждому.
— Что ж, — многозначительно сказал Мульч червякам, копавшимся в глине туннеля, — пора идти.
Прощайте, мои старые друзья. Мы сделали все, что могли, и все такое, но вам не победить их всех. Трусость — ключ к выживанию, Элфи. Ты никогда этого не понимала.
Мульч громко и тяжело вздохнул, со звучной отрыжкой в конце, так как он понимал — все это смешно.
«Я не могу просто сбежать».
Потому что на кону было нечто большее, чем его собственная жизнь. На кону была жизнь в принципе. Множество жизней, которые могли резко оборваться из-за психованной пикси.
«Я не делаю никаких героических обещаний», — сказал он себе. «Я лишь одним глазком взгляну на Врата Берсеркеров, чтобы понять, насколько глубоко мы погрязли в отходах. Может, Артемис уже всех спас, и я могу отправляться назад в свои туннели? И прихватить с собой парочку бесценных шедевров — совершенно случайно? Разве я этого не заслуживаю?».
Пузо Мульча задевало стенки туннеля во время движения, и из него до сих пор время от времени раздавались странные, почти животные, звуки.
«У меня достаточно энергии еще на двадцать футов. И ни дюйма больше, или стенки моего желудка превратятся в месиво».
Но, как оказалось, усилий на двадцать футов и не требовалось. Когда он взглянул вверх, то увидел пару горящих глаз, с любопытством уставившихся на него. Косые бивни, выглядывающие в темноте, и лохматая, устрашающая голова, возвышающаяся над всей этой картиной.
— Груфффф, — промолвил тролль, на что Мульч мог только засмеяться.
— Да? — усмехнулся гном. — Денек становится все интереснее.
— Груффф, — опять прогудел тролль, и наклонился вперед. С бивней капал ядовитая слюна.
Мульча парализовал страх, потом — паника, а потом его вдруг взяла злость.
— Это мой дом, тролль! — заорал он, рванувшись вперед. — Я здесь живу! Ты думаешь, ты сможешь побить гнома? В туннеле?!
Груфф действительно так считал, и ускорил походку, хотя стены туннеля ее изрядно стесняли.
«Он, конечно, будет побольше кролика», — подумал Мульч, а потом эти двое слились в одно пятно, из которого иногда можно было различить бивни, мясо и жир. Все это сопровождалось именно тем звуком, которого можно ожидать от столкновения машины-убийцы с грузным, наполненным газами гномом.
В это время в амбаре Артемис и Элфи пребывали в довольно-таки отчаянной
ситуации. У них осталось только два заряда в оружии, которое Элфи едва могла поднять, и из которого Артемис едва мог выстрелить в дверь сарая, хотя та была вполне близко.Они теснились в хвосте солнечного самолета Артемиса, ожидая только момента, когда Берсеркеры начнут атаку. Бессознательный Дворецки лежал на задних сиденьях, и из его ушей — в буквальном смысле — валил дым; и вряд ли этот симптом мог быть хоть в чем-то хорошим.
Элфи осторожно сжала голову Дворецки и мягко нажала большими пальцами на его глаза, и отдала последнюю искорку своей магии телохранителю.
— Он в порядке, — тяжело дыша, сообщила она. — Но этот заряд на некоторое время остановил его сердце. Если бы не кевлар в его груди…
Элфи не закончила фразу, но Артемис понял, что его телохранитель в сотый раз оказался на волоске от смерти. А ведь сотня — это предел количества жизней для одного человека, определенный Вселенной.
— Его сердце уже никогда не будет прежним, Артемис. Все, больше никаких махинаций. Он будет в отключке еще несколько часов, — сказала Элфи, осторожно выглядывая в иллюминатор. — И Берсеркеры вот-вот начнут движение. Какой план, Арти?
— У меня уже был план, — глухо промолвил Артемис. — И он не сработал.
Элфи яростно потрясла его за плечо, и Артемис знал, что следующим ее шагом будет удар в лицо.
— Перестань, вершок. Брось это, слышишь? У тебя будет много времени для самокритики чуть позже.
Артемис покивал. Это была его прерогатива. Составлять план.
— Очень хорошо. Сделай предупредительный выстрел. Они не знают, сколько у нас зарядов, и это может их задержать на некоторое время и тем самым дать мне время на размышления.
Элфи закатила глаза, и ее мысли в этот момент были абсолютно прозрачны. Она как будто говорила: «Предупредительный выстрел? Гениально. Вот уж я не догадалась бы».
Но времени на критику угасающей самоуверенности Артемиса не было, так что она взвесила в руке Зиг Зауэр Дворецки и немного приоткрыла окно, установив затем оружие на раме.
«Этот пистолет такой громоздкий… так что если я что-то случайно прострелю, я не виновата».
Во время осады стандартным действием было бы заслать разведчика. Точнее сказать, не «заслать», а «пожертвовать разведчиком». Именно это и решили сделать Берсеркеры, приказав одной из охотничьих собак Фаулов обнюхать местность. Громадная серая гончая проскользнула в залитый лунным светом амбар, явно планируя затеряться в тени.
«Не так быстро», — подумала Элфи и выстрелила из Зиг Зауэра, попав гигантским зарядом в плечо собаке. Это отбросило животное обратно к своим боевым товарищам.
«Упс», — виновато подумала Элфи. «Я целилась в лапу…».
Когда вибрирующее эхо пронеслось по всему самолету, и череп Артемиса перестал от этого трещать по швам, он осторожно спросил:
— Предупредительный выстрел, да?
Элфи почувствовала укол вины из-за собаки, но она может излечить ее потом, если они все, конечно, выживут.