Последний хранитель
Шрифт:
Гниловатый у нас получился базар, — думал он, постепенно въезжая в тему. — Глянуть со стороны: я и есть, главный темнило. Если так же думает и Черкес, тогда все понятно. Никакой встречи не будет. Вот как на его месте поступил бы, к примеру, Кот? — а никак. Такие дела с кондачка не решаются
— Да ты не боись, — расщедрился Васька. Наверное, во время вспомнил, кто будет платить за выпивку. — Я ж тебе говорю, что построит чеченов дед. Для него это «тьфу!» Не такие дела поднимал, хошь расскажу?
— Ну!
— Ладно, потом как-нибудь. Слышь? пойдем-ка отсюда… эй, человек! —
— Чего это ты? — удивился Мордан.
— Блядохода сегодня не будет, — озабоченно вымолвил Васька, — так что лучше… давай менять дислокацию.
— А что там у них, у блядей, за беда? Местком, или, может быть, медкомиссия? — как можно серьезней спросил Сашка.
Амбал шуток не понимал, и потому не замедлил с ответом:
— Да кто ж его знает, когда у них там медкомиссия? Не ходят они на концерты, мать иху так, для клиента слишком накладно.
— На какие концерты?
— Ты что, не читал афишу?
— А разве она была?
— Здрасьте! А справа от входа: «Выступает Сергей Захаров»?
— Он что, в ресторане петь будет? — изумился Мордан.
— За хорошие бабки? Не только споет — станцует. Рюмочку поднесешь — и выпьет с тобою на брудершафт. А почему бы не станцевать? — вход по билетам, триста рябчиков с рыла, не считая выпивки и закуски. Халдей говорил, что свободных мест уже нет: валом валит народ. Если, мол, захотите остаться, за билеты придется доплачивать. Тебе оно надо?
— Какие проблемы? — доплатим.
Сашка был равнодушен к эстраде, но уходить не хотелось. «Интурист держал свою марку. Здесь было прохладно и чисто, к столу подавали чешское пиво — самый натуральный «Праздрой». К тому же, Сергей Захаров...
Новый солист Ленинградского «Мюзик-холла» после первой же своей песни стал кумиром питерских баб. Все они, невзирая на возраст и сексуальные предпочтения, вместе и по отдельности, сразу сошли с ума. Даже одна из приверженец лесбийской любви (их было много в богемной среде, особенно на «Ленфильме»), во всеуслышание заявила: «Сережа — единственный в мире мужчина, которому я отдалась бы по первому требованию».
«Яблони в цвету» летели из всех транзисторов. Сестренка Наташка — и та туда же! Купила на школьные завтраки большую пластинку и крутила с утра до вечера. Под подушкой хранила фотографии и афиши. С боем рвалась на каждый вечерний концерт.
Векшин, как раз, собирался в командировку, и очень просил за сестрой присмотреть.
— Прямо не знаю, что делать, — жаловался он Сашке, — черт, а не ребенок, хоть наружку за ней выставляй! Успеваемость катится вниз. Ты представляешь, она пропускает уроки, и часами торчит у подъезда этого охламона!
Пришлось из общаги переезжать на Литейный. Брать это дело под личный контроль.
Сашка тогда подрабатывал «грушей». Был спарринг партнером у Валерки Попенченко и с ним поделился своей бедой.
Валерка тогда уже был именитым боксером, олимпийской надеждой сборной. Мордан по сравнению с ним — желторотый цыпленок, недоросль. А поди ж ты, не перебил! Выслушал очень серьезно, с минуту поразмышлял и выдал свое резюме:
—
Сделаем, товарищ курсант.Так он его почему-то и звал: Не Мордан, не Ведясов и, даже, не Сашка, а именно «товарищ курсант».
Что там и как Мордан не вникал. Но только однажды к школе, где училась Наташка, подъехала черная «Волга». За рулем был Сергей Захаров. В очевидность невероятного поначалу никто не поверил. Ну, мало ли кто на кого бывает похож? Да и не место большому артисту, почти небожителю, в сугубо мирских местах.
— Вы к кому? — не сдержал любопытства малолетний оболтус, по внешнему виду, разгильдяй и типичный прогульщик. — Закурить не найдется? Ух ты, тачка какая классная!
— Мне нужна Наталья Ведясова, она из восьмого «Б».
— Наташка? — ухмыльнулся оболтус и спрятал за ухо «Мальборо», — сейчас позову. А что ей сказать, кто спрашивает?
— Скажи, что Захаров.
— Захаров? Фамилия очень знакомая... это не вы в Ленинградском «Динамо» по центру защиты играете?
— Нет, не я. По центру играет Данилов.
— Точно Данилов! А вы у них, стало быть...
— Тренер.
— Ага, ну, ладно…
Оболтус сорвался с места и пулей взлетел по ступеням, но через пару минут, столь же стремительно, вынырнул на крыльцо. Уже не один: за ним поспевала худенькая девчушка с учебником в правой руке. Фолиант, с известным намерением, взлетал над ее головой, но в самый последний момент, мальчишка играючи уворачивался.
— Издеваешься, да? Издеваешься?
К окнам первого этажа тут же прильнули сплющенные носы.
Захаров повернулся спиной. Он изнывал от тоски: вот попал, так попал! Ну, что за охота взрослому человеку торчать неизвестно где и ради чего? — ради прихоти взбалмошной пигалицы! А что делать? Говорят, что просил сам Попенченко! Эх, скорей бы кончалась вся эта тягомотина!
— Это вы меня спрашивали?
Захаров обернулся на голос, снял очки с затемненными стеклами и столкнулся с лучистым взглядом широко распахнутых глаз. А в них небесная чистота и серые тучки мимолетной обиды.
— Тебя ведь Наташей зовут?
— Нет, так не бывает, — она отступила на шаг. — Это действительно вы?!
— Действительно я.
Он отвесил шутливый поклон, скользнул вороватым взглядом по ладной фигурке: ничего себе, заготовка на вырост. Взгляд вернулся к ее глазам: в них обида, восторг и готовность заплакать. Еще Захаров заметил, что девчонка вдруг покраснела. Как будто смогла прочесть все его тайные мысли. И ему стало стыдно. Так стыдно, что он разозлился. Ну, люди! Попросили приехать, а что делать не объяснили. Не трахать же?
— Что стоишь? — сказал он свирепо. — Ну-ка быстро дуй за портфелем! А то опять уроки не выучишь.
И добавил неизвестно зачем:
— Распустились тут!
Тон сурового старшего брата был избран удачно. Результат не замедлил сказаться. Девчонка вдруг засветилась от счастья. На крыльях любви, ступая по облакам, она была готова на все: бежать за портфелем, лететь на край света, выучить физику, химию и даже бином Ньютона.
— Стоять, — рыкнул Захаров, видя, что она срывается с места, — вместе пойдем.