Последний из могикан

– Стены обваливаются, провизия начинает истощаться,— продолжал Хейворд. — Даже среди солдат замечаются признаки неудовольствия и тревоги.

– Майор Хейворд, — сказал полковник и повернулся с достоинством к своему молодому товарищу, — напрасно прослужил бы я полстолетия, поседев на службе, если бы не знал всего, что вы сказали, и не понимал наших стесненных обстоятельств. Тем не менее мы должны помнить, что часть нашей армии и наша собственная еще не пострадали. До тех пор пока не истощится надежда на подкрепление со стороны генерала Вэбба, я буду защищать эту крепость, хотя бы с помощью булыжников, собранных на побережье озера. Сейчас нам важнее всего увидеть письмо начальника форта Эдуард.

– Не могу ли я быть вам полезным?

– Да, сэр, можете. Вдобавок ко всем своим остальным любезностям маркиз де Монкальм просит у меня свидания на поляне между этой крепостью и его собственным лагерем, желая, как он говорит, сообщить нам кое-какие добавочные сведения. Я считаю, неблагоразумно показывать ему чрезмерное стремление повидаться с ним, а потому хотел бы послать к нему вас, одного из высших офицеров, в виде моего заместителя.

Дункан охотно согласился заменить начальника на время предполагавшегося свидания. Молодой человек получил необходимые наставления и откланялся.

Дункан мог действовать только в качестве представителя коменданта форта, а потому торжественность, которая, без сомнения, сопровождала бы свидание двух начальников враждующих сторон, была отменена. Через десять минут после разговора с Мунро Дункан вышел из крепостных ворот под звуки барабанного боя, под защитой маленького белого флага.

Навстречу Дункану выступил французский офицер и с обычными формальностями проводил его до отдаленного шатра Монкальма.

Французский генерал принял молодого посланца из вражеского лагеря, стоя посреди своих офицеров и смуглой толпы туземных вождей, которые принимали участие в войне, каждый во главе воинов своего племени. Быстро окинув взглядом темную группу краснокожих и неожиданно увидев среди них лицо Магуа, который смотрел на него спокойным, но пристальным взглядом, Хейворд остановился; невольное тихое восклицание сорвалось у него с уст, однако майор быстро подавил все признаки своего волнения и обернулся к вражескому командиру. Монкальм уже сделал шаг к нему навстречу.

В тот период, о котором мы пишем, Монкальм достиг зенита своей счастливой судьбы. Но даже в этом положении он был приветлив и столько же славился вежливостью, сколько и рыцарским мужеством. Дункан отвел глаза от фигуры злобного Магуа и повернулся к генералу.

– Майор, — начал по-французски Монкальм, — я очень рад... Ба! Где же переводчик?

– Мне кажется, его помощь не нужна, — скромно по-французски же ответил Хейворд: — я немного говорю на вашем языке.

– Ах, я очень рад, — сказал Монкальм и, дружески взяв Дункана под руку, отвел его в глубину своего шатра, подальше от слушателей. — Я ненавижу этих мошенников: никогда не знаешь, как держаться с ними. Итак,— продолжал он, — хотя я очень гордился бы, если бы мне удалось принять вашего начальника, я счастлив, что он нашел уместным прислать сюда такого отличного и, без сомнения, такого любезного офицера, как вы.

Дункан низко поклонился: комплимент доставил ему удовольствие, несмотря на героическое решение не поддаваться хитрым уловкам Монкальма. Монкальм помолчал мгновение, как бы собираясь с мыслями, потом снова заговорил:

– Ваш начальник — храбрый человек, вполне способный отбивать мои нападения. Но скажите, майор, не пора ли вам прислушаться к голосу гуманности, отложив доказательства вашей храбрости, которая и без того бесспорна? Ведь гуманность и храбрость в равной мере характеризуют героя.

– По нашему мнению, оба эти качества связаны неразрывно, — с улыбкой ответил Дункан. — Видя в отваге вашего превосходительства причины, возбуждающие храбрость, мы до сих пор еще не имели случая отвечать вам гуманностью на гуманность.

В свою очередь, Монкальм слегка поклонился, сделав это с видом человека, привыкшего к лести и не обращающего на нее большого внимания. Подумав мгновение, он прибавил:

– Может быть, мои подзорные трубы обманули меня и ваши укрепления лучше выносят канонаду моих орудий, чем я предполагал? Вы знаете наши силы?

– Сведения, которые мы получаем, различны, — небрежно заметил Дункан, — но высшая цифра, доставленная нам, не превосходила двадцати тысяч человек.

Француз закусил губу и впился взглядом в лицо своего собеседника, точно желая прочитать его мысли. Но скоро с характерным для него присутствием духа он продолжал говорить, как бы подтверждая достоверность цифры, вдвое превышающей численность его войска:

– Нелестно для нашей бдительности, майор, что, несмотря на все усилия, мы никак не сможем скрыть силы нашей армии, а казалось бы, что это легче всего сделать в здешних громадных лесах. Мне сказали, что дочери коменданта проникли в форт уже после начала осады.

– Это правда, маркиз, но они совсем не лишают нас мужества, напротив — сами дают пример смелости и твердости. Если бы только одна решимость была необходима для отражения натисков такого превосходного генерала, как маркиз де Монкальм, я охотно доверил бы защиту форта Уильям-Генри старшей из мисс Мунро.

– Благородные качества переходят по наследству, а потому я охотно верю вам, хотя, как уже сказал раньше, мужество имеет свои границы, и не следует забывать о гуманности. Надеюсь, майор, вы явились ко мне с предложением сдать крепость?

– Разве ваше превосходительство нашли нашу оборону до такой степени слабой, чтобы считать эту меру необходимой?

– Мне было бы грустно видеть, что оборона затягивается. Ее продолжительность раздражает моих краснокожих друзей, — продолжал Монкальм и, не отвечая на вопрос Дункана, окинул взглядом группу насторожившихся индейцев. — Даже теперь я с трудом сдерживаю их.

Хейворд промолчал, потому что в его уме воскресли печальные воспоминания о тех опасностях, которых он так недавно избежал, и возникли образы беззащитных существ, разделявших эти страдания.

– Подобные господа, — продолжал Монкальм, пользуясь, как он думал, выгодами своего положения, — особенно страшны в минуты раздражения, и незачем говорить вам, как трудно сдерживать их злобу. Так что же, майор? Не поговорить ли об условиях?

– Боюсь, что вы, ваше превосходительство, были обмануты относительно крепости Уильям-Генри и численности ее гарнизона.

– Я стою не перед Квебеком — передо мной только земляные укрепления, защищенные двумя тысячами тремястами храбрых воинов, — послышался лаконичный ответ.

– Конечно, нас окружают земляные валы, форт не расположен на скалах мыса Даймонд, но он возвышается на берегу, который оказался таким гибельным для барона Дискау и его отряда. А на расстоянии короткого перехода от наших укреплений стоит сильное войско, которое мы считаем частью наших оборонительных средств.

– Шесть или восемь тысяч человек! — возразил Монкальм, по-видимому, с полным равнодушием. — Предводитель этих сил считает, что его солдаты находятся в большей безопасности за стенами форта Эдуард, нежели в открытом поле.