Последний из могикан

– Майор, вам дано слово, оно охраняет вас от опасности, — ответил Монкальм, выразительно прижимая руку к сердцу. — Этого, мне кажется, достаточно.

– Да! Отступите, — прибавил Дункан, обращаясь к офицеру, который стоял во главе английского эскорта, — отступите так, чтобы вам не был слышен наш разговор, и дожидайтесь приказаний.

С заметной тревогой Мунро увидел, как отходила его охрана, и тотчас же потребовал объяснений.

– Не в наших интересах, сэр, выказывать недоверие, — возразил Дункан. — Маркиз де Монкальм честным словом ручается, что мы в безопасности, и я приказал эскорту отступить, чтобы доказать ему, что мы полагаемся на его уверения.

– Может быть, все это справедливо, сэр, но я не имею большого доверия к словам маркиза.

– Дорогой сэр, вы забываете, что мы говорим с офицером, который прославился и в Европе и в Америке. Нам нечего опасаться человека с такой репутацией.

Старик развел руками, как бы подчиняясь неизбежности.

Монкальм терпеливо ждал окончания беседы, происходившей вполголоса; наконец он подошел к Мунро ближе и приступил к переговорам.

– Я просил этой встречи с вашим начальником, майор, — сказал Монкальм, — в надежде доказать ему, что он уже сделал все необходимое для поддержания чести своего короля, и уговорить его прислушаться к голосу человеколюбия. Я всегда и повсюду буду утверждать, что он мужественно сопротивлялся и не уступал, пока не исчезла последняя надежда отразить неприятеля.

Дункан перевел это вступление старому коменданту, и Мунро ответил с большим достоинством, но довольно вежливо:

– Как бы ни ценил я свидетельство маркиза де Монкальма, оно, как я думаю, сделается еще более веским, если я в полной мере заслужу его.

Когда Хейворд передал французскому генералу ответ полковника, Монкальм улыбнулся и заметил:

– К сожалению, все, что я до сих пор так охотно обещаю, видя истинное мужество, может быть станет для меня нежелательно после ненужного и бесполезного упрямства. Не угодно ли вам, полковник, осмотреть наш лагерь, чтобы лично убедиться в нашей многочисленности и в невозможности успешного сопротивления?

– Я знаю, что французскому королю хорошо служат, — ответил непоколебимый шотландец, — однако мой собственный государь обладает такой же сильной и верной армией.

– Но, к счастью для нас, она отсутствует, — сказал Монкальм.

– Спросите, Хейворд, французского генерала, может ли он с помощью своих подзорных труб видеть Гудзон? — горячо сказал Мунро. — А также знает ли он, когда и где мы должны ждать появления сил генерала Вэбба?

– Пусть вам ответит сам генерал Вэбб, — произнес хитрый Монкальм и неожиданно протянул Мунро развернутое письмо. — Вот отсюда вы узнаете, полковник, что отряд генерала Вэбба не потревожит моей армии.

Не дожидаясь, чтобы Дункан перевел слова француза, ветеран схватил бумагу, и по быстроте этого движения было видно, какую важность придавал он содержанию перехваченного письма. Глаза Мунро быстро бегали по строкам, его лицо постепенно теряло выражение воинской гордости, которое сменялось отпечатком глубокой печали. Губы коменданта задрожали, руки выпустили листок, письмо упало на землю, и старик опустил голову с видом человека, все надежды которого погибли от одного удара. Дункан поднял бумагу, даже не попросив извинения за свою вольность, и узнал жестокое содержание письма. Генерал Вэбб не советовал Мунро сопротивляться, наоборот — говорил о необходимости быстро сдать форт, объясняя, что он не имеет возможности выслать на помощь коменданту крепости Уильям-Генри ни одного человека.

– Здесь нет обмана, — заметил Дункан, рассматривая бумагу с обеих сторон, — стоит подпись Вэбба. Вероятно, это и есть перехваченное письмо.

– Он меня предал!— с горечью произнес Мунро.— Он покрыл бесчестьем дом, в котором еще никогда не знавали позора, он обрушил стыд на мои седины!

– Не говорите этого! — вскрикнул Дункан. — Мы еще господа крепости и нашей воинской чести! Продадим же свои жизни за такую цену, чтобы враги сочли покупку чрезмерно дорогой.

– Благодарю тебя, мой мальчик! — сказал старик, очнувшийся от столбняка. — Ты напомнил Мунро его долг! Мы вернемся в форт и за нашими укреплениями приготовим себе могилу.

– Господа, — произнес Монкальм и сделал несколько шагов вперед, — плохо вы знаете меня, Луи де Сен-Верана, если считаете, что я способен, пользуясь этим письмом, унизить храбрецов или постараться приобрести сомнительную славу таким неблаговидным путем. Погодите, выслушайте мои условия.

– Что говорит француз? — сурово спросил ветеран. — Уж не хвастается ли он тем, что ему удалось захватить разведчика с письмом из главной квартиры? Сэр, скажите ему, чтобы он лучше снял осаду и пошел к форту Эдуард, если надеется запугать врагов своими словами.

Дункан объяснил полковнику смысл слов Монкальма.

– Маркиз де Монкальм, мы слушаем вас, — спокойнее произнес ветеран, когда Хейворд окончил перевод слов маркиза.

– Удержать в настоящее время форт для вас невозможно, — повторил великодушный враг, — и ради интересов моего государства это укрепление должно было быть уничтожено, однако вам лично и вашим храбрым товарищам будут дарованы все льготы, дорогие сердцу солдата.

– Наши знамена? — спросил Хейворд.

– Отвезите их обратно в Англию и покажите вашему королю.

– Оружие?

– Останется в ваших руках. Никто не может его носить с большей честью, чем вы.

– Наше выступление и сдача крепости?

– Все будет сделано самым почетным для вас образом.

Дункан обратился к Мунро и объяснил ему предложения Монкальма. Полковник слушал с изумлением и, казалось, был тронут необыкновенным и неожиданным великодушием.

– Идите, Дункан, — сказал он, — идите с маркизом в его палатку и там покончите дело. Никогда я не думал, что мне придется увидеть англичанина, боящегося поддержать друга, и француза, слишком честного, чтобы воспользоваться выгодами своего положения.

Проговорив это, ветеран снова опустил голову на грудь и медленно вернулся к форту. Его уныние сразу показало встревоженному гарнизону, что он несет печальные вести.

Дункан остался с Монкальмом, чтобы определить условия капитуляции форта. Во время первых ночных караулов он вернулся в крепость и после короткого совещания с комендантом снова вышел из ее ворот. Когда он вторично ушел, было объявлено о прекращении военных действий и о том, что Мунро подписал договор, в силу которого форт утром должен был перейти в руки врага, гарнизон — сохранить оружие, знамена, снаряжение и, следовательно, согласно воинским понятиям, свою честь.

Глава XVII

Оба вражеских войска в пустыне близ Горикана провели ночь 9 августа 1757 года приблизительно так же, как, вероятно, они употребили бы эти часы, если бы находились на равнинах Европы. Побежденные были молчаливы, мрачны, унылы; победители торжествовали. Но как печали, так и радости был положен предел: еще до наступления утра все смолкло, тишина безграничных лесов нарушалась только криком какого-нибудь молодого француза с передовых пикетов или угрозой, которая звучала со стен форта и мешала врагам приближаться к бастионам раньше назначенного мгновения. Однако даже и эти случайные отрывистые окрики замолкли в унылый, туманный час, предшествующий рассвету.