Последний конвой

Он внутренне содрогнулся. План был настолько дырявый, что пытаться его осуществить полное безумие. Но другого все-равно нет.

Давай прикинем еще раз, секунда на прыжок и падение, еще две — три секунды чтобы извлечь нож. Как быстро он сможет разрезать веревки? Ну пусть еще столько же. Накинем еще пару секунд на форс-мажорные обстоятельства. Итого? Секунд десять понадобится, чтобы освободится. А африканцу хватит и одной, чтобы развернуться и одной очередью «срезать» их вместе с Мишкой.

Значит нужно потратить еще полсекунды на то, чтобы убрать Михаила с линии огня. Если сильно толкнуть его в плечо, наверняка не удержит равновесие со связанными руками и грохнется на песок. Масса тела играет решающее значение.

Так, давай сначала…

Толкнуть Мишку, затем прыжок с переворотом на спину. Выхватить нож из сапога и перехватить веревку. Это все можно сделать очень быстро, одним движением. Нужно порепетировать, хотя бы мысленно, думаю, что смогу уложиться в три секунды.

Но что потом?

Потом будет очередь из автомата…

Так, а если учесть? Кто откроет огонь? Скорее всего вон-тот, худощавый. Не снимает палец со спускового крючка и все время глазками зыркает на пленников. Остальные расслаблены, автоматы не в боевом положении. Значит его назначили присматривать за арестованными. А чего им бояться? Пленники связаны, оружия у них нет.

А если всмотреться пристальнее? Самое важное — детали. Худощавый ранен в левую руку, вон грязная тряпка на предплечье намотана, наверняка же не просто так. Это значит, что как минимум на полсекунды реакция запоздает. Ну не ждет он от пленников активных действий. Еще секунда на то, чтобы вскинуть автомат и направить на Стивена. Учитывая, что тот не останется на месте, а прыгнет вперед, африканцу придется повести автомат следом. Это еще полсекунды на сопровождение цели. Итого — две.

Отвлечь бы как-нибудь, хотя бы еще на секунду…

Пока «переговорщик» убивал Ковтуна все прямо-таки уставились на него, как загипнотизированные. Эх, жалко не сообразил раньше. Момент безвозвратно упущен.

Так, еще раз.

Толчок, прыжок, нож, веревка. Что потом? Откатиться влево? Не поможет. Вскочить и убежать за машину? Слишком далеко. Не успею! Самому напасть на худощавого? Слишком далеко, не добежать. Метнуть нож? Ночью, без тренировки, почти наверняка промажу.

— Их должно быть восемь, — снова послышалась четкая немецкая речь, — где восьмой? Восемь, — повторил Куратор на эсперанто, ткнув пальцем в трупы и подняв растопыренные ладони с зажатыми двумя пальцами на правой руке.

Сразу зашумели вокруг, залязгало оружие. От группы отделился один из боевиков и тоже заговорил по-немецки, ужасно коверкая слова:

— Все проверять. Нет никто.

— Искать!

Стивен непонимающе посмотрел на трупы и его прошиб холодный пот.

Как же я сразу не сообразил? Иваныч!

Стивен быстро глянул на Мишку, демонстративно моргнул, не дрейфь мол, дружище, как-нибудь прорвемся.

Иваныч жив, пришел в себя и спрятался. Это хорошо! Значит есть надежда, что старик что-нибудь придумает и попытается их вызволить. Интересно как? И что он сможет сделать без оружия?

Впрочем, это сейчас не важно. Чтобы не сделал старик, Стивен должен быть готов к прыжку в любой момент. Даже если Иваныч просто выйдет из темноты и громко крикнет, все сразу же повернутся к нему. Это и будет та самая недостающая секунда.

Главное не упустить момент!

Куратор приблизился и спросил у Стивена по-немецки:

— Где старик? Отвечай!

— Пошел к черту! — ответил Стивен фразой капрала. Даже матерится не было никакого желания.

Куратор нахмурился:

— Мбамба М’генге, — обернулся к рослому африканцу, быстро затараторил на паршивом эсперанто, — пленных нужно допросить, искать восьмой, убивать!

Негр ухмыльнулся, обнажив сверкнувшие в отблесках пламени зубы, потянулся к поясу за ножом…

Глава 17 Иваныч

Extremis malisextremaremedia (лат.) — сложные времена требуют непопулярных решений. Черт его знает кто сказал, какой-то полководец еще в древнем Риме. Фраза стала визитной карточкой Макса Райта, выступившего в ООН с докладом. Было очень много красивых слов, о необходимости объединения человечества для того, чтобы достойно принять вызов природы и выстоять в сложной борьбе со стихией. Наша сила в единстве, заявил Райт с самой высокой трибуны в мире и ему аплодировали миллиарды. Из ста девяносто трех государств, входивших на тот момент в состав Организации объединенных Наций, сто сорок девять проголосовали в поддержку инициатив Райта.

После завершения открытого заседания продлившегося трое суток без перерыва, Генеральная Ассамблея выпустила резолюцию, которая произвела эффект разорвавшейся атомной бомбы. Международная конвекция подписанная на заседании ООН гласила о полном упразднении границ между странами и создании единого правительства планеты. О полной и безоговорочной ликвидации армии и всех объединений и альянсов коллективной защиты. Вооруженные силы всего мира переходили под командование Магистрата, получившего не только законодательную, но исполнительную власть.

Полностью и повсеместно отменялась частная собственность. Вся имеющаяся у населения техника, оружие, боеприпасы, а чуть позднее и недвижимость, реквизировались в пользу Общечеловеческого Фонда, с последующим плановым распределением между нуждающимися. Все предприятия и производственные структуры отныне также принадлежали PFH (the public fund of humanity). Отменялись все валюты. Товарно-денежные отношения любого вида попадали под запрет, начинала действовать универсальная планово-распределительная система.

Система распределения товаров и услуг, а также поощрения и наказаний, отныне переходила к местным органам самоуправления на уровне муниципалитетов, с переподчинением их Центральному Координационному Совету, который, в свою очередь, напрямую управлялся Магистратом. Ответственность за выполнение распоряжений Магистрата и CCC (Central Coordinating Council) оказалась возложена на СБМ, организацию полувоенного типа, которую в народе немедленно окрестили привычным словом — ЧК.

Военный коммунизм фашистского типа получил вполне невинное название — «эксимилиазм», от латинского слова «eximia» — исключительный.

Сложные времена требуют непопулярных решений.

Народ в своем большинстве оказался не готов к столь кардинальным переменам. Но его никто и не спрашивал, а поставили перед фактом. Даже в страшном сне никто не мог представить себе подобных перемен до катастрофы. Любые возражения несогласных оказались погребены под ворохом красивых слов и сладких обещаний.

Но фашизм, в своей истинной сути, оказался единственной силой способной противостоять хаосу и бардаку постапокалипсиса, а Метрополия, — единственным территориальным образованием, сумевшим удержать хотя бы видимость порядка. Тогда как остальной мир погрузился в пучину безумства, грабежей, локальный войн и конфликтов, безнравственности и самоуничтожения.