Последний падишах

И вот официально начинается твоя жизнь в изгнании. Ресторан гостиницы становится вашим пристанищем, а посетители пялятся на вас так, словно вы — пришельцы из иного мира, по ошибке прилетевшие на Землю. Новости из Тегерана противоречивы и искажены. То ты всерьез готовишься вернуться в страну, то с тоской размышляешь, кто же оплатит гостиничный счет. Впрочем, ты не перестаешь надеяться, что в Тегеране произойдет чудо. Окольным путем ты узнал, что переворот вступил во вторую фазу, а именно: американские и английские спецслужбы, вместе с твоими сторонниками внутри страны, раздали денег, кому нужно, и вывели на улицы некоторое количество народа.

…И вот ты сидишь за обедом, как вдруг к тебе торопливо подходит журналист и протягивает депешу:

— Мосаддык свергнут!

Ты в изумлении смотришь на него и бледнеешь так сильно, что Сорайя пугается: не удар ли тебя хватил?

Нервная улыбка искривляет твой рот, но ты быстро овладеваешь собой и заявляешь:

— Я знал, что народ любит своего падишаха…

Ты сходишь по трапу самолета, перенесшего тебя из Италии в Иран, и замечаешь барашков и телят, вытаращившихся на тебя. Миг — и их кровь забила струей. Хорошо, что здесь нет Сорайи, иначе обязательно упала бы в обморок.

Запахи курящейся руты, крови и овечьего помета ударяют тебе в нос. Ты вглядываешься в лица: те же всегдашние люди выстроились в ряд и оттесняют посторонних. Те, кто в самые тяжкие дни бросил тебя, теперь собрались, надеясь, что и им перепадет кусок жертвенного мяса. И ты говоришь себе: «Верна поговорка, что поражение сирота, а у победы — сотни отцов!»

Ты вспоминаешь минуты бегства из Ноушехра, и кровь твоя закипает. Ты чувствуешь, что за эти несколько дней стал другим человеком и уже не сможешь вести себя по-прежнему. Теперь ты будешь отдавать приказы, а не санкционировать чужие решения. Ты теперь — реальный правитель, а не бессильный конституционный монарх.

И ты берешься царствовать по-новому. Ты приговариваешь к ссылке Мосаддыка, ты приказываешь арестовать самых рьяных коммунистов — некоторых из них позже расстреливают. Ты велишь изготовить новые статуи, крупнее прежних, изображающие тебя и твоего венценосного отца, и установить их на главных площадях иранских городов. Ты создаешь новую, безжалостную службу безопасности…

А вот с Сорайей отношения делаются все сложнее. Выяснилось, что она не может забеременеть. Вы оба проходили обследования в самых лучших клиниках мира, но получили печальный диагноз: Сорайя никогда не сможет выносить ребенка. Врачи объяснили, что рост ее матки остановился в семилетнем возрасте, и этот орган не способен рожать. Как это несправедливо! Нация ждет, что твоя супруга забеременеет и произведет на свет наследника. И ты тоже, имея бесплодную жену, оказываешься бесплодным и не имеющим жизненного продолжения. Как можешь ты объяснить другим, что проблема не в тебе? Не кричать же, что при каждом обследовании брались образцы твоей спермы, и в них находили миллионы здоровых и активных мужских клеток! И вот беда: пошли гулять слухи, что у тебя нет детородной силы и что даже дочь, которую родила Фаузия, была не от тебя. Иностранные радиостанции часами передают эту чушь.

Ты стоишь на поразительном распутье. Ты не можешь ни расстаться с Сорайей, ни объявить имя наследника. Иногда ты склоняешься к тому, чтобы назначить наследником одного из твоих братьев; иногда хочешь, не разводясь с Сорайей, взять еще одну жену и родить сына от нее. Однако Сорайя не согласна играть роль счастливой, но бесплодной шахини. Фамильная гордость не позволяет ей допустить такое: чтобы избранницей была не она, а другая рядом с ней.

И в конце концов ты и Сорайя решаете расстаться. Тяжелое, но единственно возможное решение. Хотя расстаться тебе с ней очень трудно: всей душой ты чувствуешь, что мужчина на протяжении жизни способен полюбить до гробовой доски лишь одну женщину, и такая единственная для тебя — Сорайя…

И вот даже сейчас ты чувствуешь пустоту там, где должна была бы быть Сорайя. Красоту и достоинство этой женщины — полуместной, полуевропеянки — забыть не так-то просто. Особенно мучительны для тебя воспоминания об эпопее того переворота — о днях одиночества, страха и унижения. И воспоминания о том, первом, бегстве из страны. Сорайя — это сокровище — была тогда рядом с тобой… Ты тоскуешь по ней даже сейчас, находясь в Купольном дворце в Египте…

«Ах, мой венценосный отец! Как же счастлив был ты — поскольку не зависел так сильно, как я, от того, что называют сердцем; не зависел даже и в тот день, когда влез на тутовое дерево, чтобы наполнить подол моей матери ягодами…»

Их Величество крепко заснули. В таком состоянии сильнее заметны кости их лица. Их череп тоже кажется большим, чем обычно. Уже довольно давно они выписались из больницы и живут в Купольном дворце, проводят время, в основном читая газеты и журналы, слушая радио и беседуя с друзьями и бывшими официальными лицами. Важнейшим делом, выполненным за это время, было уточнение завещания с помощью их французского юриста. В завещании четко определена имущественная доля каждого из наследников, включая внуков, причем значительная часть всего состояния отошла к их старшему сыну, при том условии, что до определенного времени он не сможет пользоваться всем своим состоянием целиком; и при условии, что он не откажется от шахской власти…

Ты выпиваешь глоток воды и держишь стакан в руке. Состояние Его Величества после операции улучшилось, но если взять несколько последних месяцев в целом, то он очень сильно сдал: стал как потухшая свеча. Мужественная, броская фигура, красивые мускулистые ноги, сильные, правильной формы руки — все исчезло. Только взгляд прежний — привлекательный и грозный, удерживающий в своей власти любого. Этим взглядом он подчинил тебя, и ты стала его супругой. Ты была веселой и взбалмошной девочкой, ты и думать не думала, что однажды станешь супругой правителя страны. Тебе до сих пор все это кажется сном…

…Вот ты влетаешь в дом и возбужденно кричишь:

— Мамуля, угадай, что сегодня произошло! Угадай, кого я встретила в министерстве иностранных дел?

Мать, сметывая платье заказчицы, пожимает плечами:

— О Аллах, почем я знаю?

— А ты подумай… Министра иностранных дел собственной персоной! То есть шахова зятя!

— Ой-ой!..

Иголка впивается в палец матери, и выступает капля крови, похожая на бусинку. Мама сосет палец и спрашивает:

— И что же он сказал?

— Да ничего, кроме того, что пригласил меня к ним домой, чтобы я занималась французским… — ты можешь в это поверить? — с его супругой, дочерью шаха… Давала бы ей уроки французского…

Материны глаза округлились. Такое событие сразу не осмыслишь. Трудности жизни научили ее везде и во всем подозревать подвох. Изо всех сил она билась, после смерти мужа, чтобы вырастить тебя. Портняжное ремесло больших денег не дает, но все необходимое у ее дочери есть. И ты училась в лучших школах Тегерана, а когда выпал шанс поехать во Францию, мать продала все вплоть до обручального кольца, лишь бы справить тебе билет. Конечно, и дядюшка — материн брат — тоже всегда был вам защитой и поддержкой, матушка очень уважает его. Вот и сейчас она говорит:

— Нужно посоветоваться с дорогим дядюшкой…

Ты рассердилась. О чем тут советоваться? Такой счастливый случай выпал — познакомиться с дочерью шаха, а матушка еще условия выставляет?

Этой ночью тебе снились необыкновенные сны. Ты загадала желание: вот бы шах посетил особняк своей дочери, увидеть бы его вблизи. Поскольку ты спишь на крыше дома, ты подняла руку к небу и сквозь пальцы смотрела на звезды, как бы делая себе драгоценный перстень из самой яркой и дрожащей звезды. И как же приятно это было! Ты словно сама летала меж этих звезд от предвкушения встречи с шахской дочерью. Ты — и дочь падишаха!