Последний Персидский поход
Шрифт:
Лучше бы уж он этого не говорил. Марина вновь разрыдалась, еще пуще.
Коля, не зная, что делать, снова принялся гладить ее по голове. Его здоровый мужской организм, похоже, начал решать эту проблему самостоятельно, заявляя о себе все сильнее и сильнее. Он попытался отстраниться, отодвинуться в сторону, но куда там…
Девушка вцепилась в него, как утопающий в спасательный круг.
– Коленька, родной мой, хороший…Я очень люблю тебя…Я не могу без тебя, я тут… я пропаду, понимаешь?
– Почему? –
– Потому! У меня же никого больше нет, кроме деда! Коленька, миленький… Возьми меня!
Он выставил последнюю линию обороны:
– А как же… Олег?
Последовала пауза, а потом Марина, вздохнув, серьезно сказала:
– Олега больше нет. И потом, я была совсем маленькой и ничего не понимала. А теперь у меня есть ты.
Говоря все это, она стягивала с него влажную футболку, и Кирпичников уже не мог сопротивляться. На его грудь и шею обрушился град неумелых, но очень жарких поцелуев. Дальнейшее он потом помнил плохо – что-то вроде помутнения рассудка. Вспышка, как при ядерном взрыве, нарастающий огненный шар внутри, слепящий глаза свет и испепеляющий жар…
***
Титры: Фарахруд. Провинция Фарах. Афганистан.
3 июля 1988 года.
Тишину раннего утра рвал изношенный движок БТРа, который насиловали изо всех сил – всем очень хотелось поскорее попасть домой. Насточертело болтаться в поле, пыль и грязь въелись в кожу, «песочка» задубела от пота и стояла колом, наваливалась усталость, физическая и душевная. Хотелось смыть все это, хоть на время забыть обо всем на свете в полумраке парилки, а после нырнуть в прохладные воды бассейна. А потом – сладкие сны на чистом белье, в нормальной постели, а не в недрах не успевающего остыть за ночь БТРа.
Встречал группу Петрович самолично. По его монументальной физиономии трудно было понять, в каком он настроении. Никитин не стал ломать голову, бодро спрыгнул с брони и объявил построение.
– Строиться!
Бойцы выполнили команду, несмотря на усталость, очень быстро, зная, что чем проворнее они это сделают, тем скорее для них все закончится, можно будет отправляться сдавать оружие и боеприпасы, а потом – баня, обед и отдых.
– Равняйсь! Смирно! – я приложил правую руку к козырьку и строевым шагом направился к Петровичу. – Товарищ майор! Группа…
– Вольно! – не стал дослушивать его комбат, – Старшина, ведите людей сдавать оружие, броню – в парк, дальше все по распорядку, как обычно.
За спиной Никитина Гуляев начал распоряжаться, а Никитин переминался с ноги на ногу перед комбатом, соображая, что бы это значило? Обычно командир строго следовал церемонии встречи с боевых и до конца выслушивал рапорты.
– Там, в броне, - начал было Никитин, – безоткатка от советников - целехонькая, только без прицела. За нее…
– Черт с ней,– махнул рукой Петрович, – Гуляев сдаст на склад, потом посмотрим.
Никитин не понял. Комбат сам просил поцыганить что-нибудь из стволов
у советников, а теперь нос воротит. Чего ему еще надо? Гаубицу?– Ну, что? Навоевались? – спросил комбат, крутя свой длинный запорожский ус.
А что случилось? – искренне удивился Никитин, – Были жалобы?
– А то, друг ты мой ситный, что нашли вы всем нам на жопу развлечение почище «Черных аистов» тех проклятых. Не забыл еще?
– Такое разве забудешь?
– И это тебе тоже запомнится. Балаганов второй день докладные строчит в штабе. Ждем особистов, они должны с минуты на минуту прилететь. А, вот и легки на помине!
В небе протарахтела пара винтов.
– А чего им из-под нас надо? – спросил Никитин, предчувствуя, что в баню попадет не скоро.
– Это ты у них спроси. Только вряд ли они что скажут. Так вам, дуракам, и надо,– мстительно сказал комбат и сплюнул.
– Товарищ майор! – взмолился Никитин, – Мы-то в чем виноваты? Действовали четко по инструкции. Нам что, надо было жмура этого, залетного, закопать вместе с духами, а «посылку» его себе забрать? И потом, он ведь еще живой был…
– То-то и оно, что «был». Если бы вы сразу, на месте, его расшифровали, то мы бы на вертушке успели до нашего госпиталя довезти. Глядишь, и выжил бы, стервец. А сейчас какой от него прок? Разведчики…
– Так ведь вы знаете, товарищ майор, что ханумок этих проклятых мы стараемся без нужды не трогать, а то визгу будет, не утрешься потом,– Никитину стало тоскливо на душе.
– Ладно, не дрейфь, – Петрович уловил его настроение, которое тот и не пытался скрывать, – Я буду рядом. Все едино, придется расхлебывать вместе.
Майор тяжко вздохнул:
– Ладно, ступай в штаб, жди там, а я поехал встречать этих...
Комбат забрался в свой УАЗ, уселся за руль и резко сорвался с места.
Никитин, мысленно проклиная свою нелегкую долю, поплелся к штабному бараку, кои в Афгане почему-то принято называть «модулями». Единственное утешение: там, в штабе, имелись кондиционеры. И умывальник тоже был, так что он еще успевал ополоснуть хотя бы свою покрытую пылью физиономию.
Вспомнив, что у него загнан патрон в патронник автомата, на ходу принялся разряжать его: отсоединил магазин и передернул затвор.
Патрон улетел куда то в пыль.
Никитин и не пытался его ловить или искать, отчитываться за него здесь не надо. Не в Союзе, где даже стреляные гильзы сдают по счету.
……………………………………..
В штабе мерно гудели «кондеры», было прохладно и тихо. Никитин заглянул к дежурному:
– Здорово, генацвале, Шуру не видел?
– У Нинки он, где ж еще? – усмехнулся дежурный тонкими усами под большим грузинским носом.
На всякий случай постучав, Никитин заглянул в помещение коммутатора. Ротный сидел на столе и развлекал даму анекдотами, надеясь, очевидно, таким способом проложить дорогу в ее опочивальню. Ну-ну…