Последний поклон президента

Смирнов улыбнулся. Наивные рассуждения иностранки звучали как сочинение в школе. Романтика человеческого достоинства и справедливое общество! Ах, если бы так же думали многие в России!

– Нет, Ева, я вижу, ты плохо знаешь нашу страну. У нас семьдесят лет в человеке убивали личность, семьдесят лет в человеке убивали уважение к частной собственности, а это и есть твой труд! Мы просто не знаем, что такое уважение к своему труду. Поэтому наше общество больно! Это вам там, за границей, кажется, что наш народ не хочет жить при демократии. Он хотел демократии, но, попробовав, плюнул! Любви к работе ведь ему коммунисты не привили. Да и вера в доброго царя еще сильна в народе, вера в сильную и справедливую руку! Мы думаем, что жить в тоталитарном государстве проще и надежнее, чем в демократическом, и от этого никуда не денешься. Поэтому все твои рассуждения - не для нашего народа! Хотя я с тобой во многом согласен.

Ева посмотрела ему в глаза и, словно актриса провинциального драмтеатра, произнесла пафосную реплику:

– Андрей. Это - не я говорю. И ты можешь с этим соглашаться или не соглашаться, это говорит история, это говорит здравый смысл!

– Господи, сколько патетики! Хм, ты пытаешься вселить в мое сознание любовь к демократическим ценностям? Но я и так демократ! Я - журналист, а в нашей стране, к сожалению, самые демократически настроенные люди - только журналисты! Даже интеллигенция сейчас считает демократию дерьмом! Некоторые так и называют ее - дерьмократия!

– Как-как ты говоришь? Дерьмо-кратия?! Ха - интересно!
– Ева рассмеялась.

Смирнов обиделся:

– Тебе смешно.

– Не обижайся, просто Уинстон Черчилль однажды сказал очень верную фразу. Если ее перевести на русский, она звучит примерно так: "Демократия - очень мерзкая форма управления государством, но, к сожалению, ничего совершеннее люди не придумали". Умный он был, этот толстяк.
– Ева вдруг стала грустной, поставив бокал на стол, серьезно добавила:

– Ладно, что-то мы от главного уклоняемся, прячем главное. Я пригласила тебя в свой номер не за тем, чтобы разговаривать о причинах плохого устройства вашего государства, и не на романтический ужин. Я вообще к себе мужчин вот так не приглашаю, поэтому прошу тебя, расскажи мне то, что ты обещал. О деньгах мы договоримся. Я тебя, поверь, не обману.

Смирнов тоже помрачнел. Он вдруг заметил, что в эти минуты совсем забыл о своих проблемах. Ему было хорошо с этой чужой и далекой немкой. Сидеть вот так и разговаривать. Жаль, что все хорошее быстро кончается. Она разрушила все это хрупкое очарование своими напоминаниями. В ней проснулся бизнесмен, холодный и расчетливый, дотошный западный журналист, равнодушный и придирчивый! Ему вдруг стало обидно.

Андрей налил себе почти полный бокал ликера. Посмотрев на Еву, он зло процедил сквозь зубы:

– Опять о деньгах. Говоришь, хорошо заплатишь? Ладно. Но есть одно условие!

– Какое?

– Я рассказываю тебе все. А это, поверь, тянет на маленькую сенсацию, а ты за это помогаешь мне уехать на запад, хотя бы к вам в Германию, ну или в любую страну. Жить здесь я не могу. Да и опасно будет после этого рассказа.

Ева глотнула из бокала и, поставив его, закурила сигарету. Смирнов внимательно наблюдал за ее реакцией. Но девушка спокойно выдержала его взгляд и, выпустив в потолок дым, спокойным ровным голосом ответила:

– Хорошо, все, что смогу, я сделаю. Но это действительно должна быть настоящая сенсация, иначе мне не помочь тебе.

– Поверь мне, это сенсация.

– Хорошо, рассказывай.

Смирнов, выпив залпом налитый ликер, пододвинул к себе тарелку с бифштексом и взял вилку. Ева улыбнулась:

– Ты прав, мы совсем забыли о мясе, оно уже остыло!

– Сейчас я его подогрею, - буркнул Андрей, жуя кусок.
– Слушай, а как ты относишься к сепаратизму?

– Хм, к сепаратизму?! Это когда хотят разделить государство на части?

– Да, как этот кусок мяса. Резким движением!
– Андрей кромсал бифштекс ножом.

Ева наблюдала за его движениями и спросила:

– Это уже начало твоего рассказа?

– В общем, да.

Глава двадцать шестая

Холодный порыв ветра завыл голодным волком в арке проходного двора. Постников шел по темному проулку, отворачивая лицо от противных и колючих порывов февральской пурги. Впереди замаячили огни круглосуточно работающего павильона. Виктор остановился и оглянулся. В арочном проходе никого не было. Лишь скрюченный бродячий пес плелся за ним, поджав хвост. Постников посмотрел на собаку и печально произнес:

– Что, дружище, не повезло в этой жизни?

Пес жалобно заскулил и сверкнул голодными глазами. Виктор присел на корточки и протянул к нему руку. Холодный мокрый нос ткнулся в ладонь:

– Сейчас я куплю тебе что-нибудь, малыш. Господи! Как все похоже! Господи! Прямо какое-то "Собачье сердце", - бормотал Виктор.

В павильоне никого не было. Прилавки с пивом и консервами и холодильник с прозрачной дверкой - стандартный набор интерьера ночной забегаловки. Постников подошел к небольшому окошку, сделанному прямо в одной из витрин. Оттуда на него смотрело толстое лицо продавщицы. Ярко-красные волосы и синие тени под бровями - боевой окрас ночного работника общепита. Такая отпугнет любого грабителя. Тетка лениво посмотрела на Виктора и, пару раз двинув скулами, замерла в ожидании заказа.

– Девушка, у вас водка есть хорошая?

– У нас вся - хорошая!
– продавщица вульгарно улыбнулась, толстый слой ярко красной помады зловеще полыхнул на ее губах.

– Нет, мне посоветуйте такую, ну, которую вы сами пили, чтоб завтра голова не болела.

– Ой, милок! Такую еще не придумали. Кто придумает, наверное, эту, как там ее - шнобелевскую премию получит!
– тетка громко расхохоталась.

Постников печально улыбнулся ее шутке и, достав сто рублей, протянул в окошко:

– Дайте что-нибудь на ваш вкус.

Продавщица, как иллюзионист, подхватила купюру с прилавка и, нырнув вниз, поставила перед Виктором бутылку. Тот посмотрел на стеклянный цилиндр и кивнул головой:

– И консервы какие-нибудь дайте.

– Сайра - хорошая, камбала в томате есть! Что дать?

– Дайте в томате, с детства люблю.

Продавщица достала банку и положила рядом с бутылкой. Тут ее взгляд упал за спину Постникова. Тетка нахмурила брови и крикнула:

– А ну, пошел отсюда!

Виктор оглянулся. Перед входом стоял бродячий пес и с надеждой смотрел на него. Постников подмигнул ему и, повернувшись к продавщице, добавил:

– Не ругайтесь, это - мой, я сейчас его уведу. У вас есть колбаса?

– Только ливерная.

– Дайте полкило.

Тетка что-то тихо проворчала и поплелась к холодильнику. Достав оттуда палку колбасы, она отмахнула от нее большим ножом кусок. Взвесив его на весах, продавщица сказала:

– Не хватает, надо добавить двадцать три сорок.