Последний полет Гагарина
Шрифт:
В октябре шестьдесят седьмого я читал как раз такую лекцию студентам Пражского университета, пропитанным духом свободомыслия. Многим из них монополия коммунистов на власть казалась ярмом, надетым советскими оккупантами на шею угнетённого народа.
— У экономики рыночной и командно-административной есть свои плюсы и откровенные минусы. Командная, характерная для сталинского и хрущёвского периода в СССР, а также в какой-то мере в первые два десятилетия существования народной власти в Чехословакии, оптимально подходит для условий, когда необходимо предельно мобилизовать ресурсы для выполнения чрезвычайной задачи. Вы знаете, что экономика СССР выдержала основную тяжесть снабжения Красной армии в войне с гитлеровской Германией, а немцы поставили себе на
Это, вообще-то, тонкий момент. Чехи, в отличие от словаков, а в аудитории чехи преобладали, в основной своей массе поддерживали нацистов, совершенно прохладно отнеслись к массовому исчезновению евреев и устроили едва ли не всенародный траур, когда британцы шлёпнули Гейдриха, управляющего чешской колонией Берлина. Передо мной сидели дети тех, кто одобрил коричневую чуму, пропаганда социализма если и оказала на них воздействие, то лишь чуть. Проще было бы в Братиславе, словаки, формальные союзники фюрера, сдавались в плен или переходили на сторону Красной армии едва ли не при каждом боевом соприкосновении, потому их убрали с Восточного фронта.
— Второй пример успеха командно-централизованной экономики относится к созданию ракетно-ядерного щита СССР. Простому человеку вообще трудно объяснить, зачем громадные военные расходы, если нет войны. Мы потратили многие миллиарды, а то и десятки миллиардов рублей ради равновесия. Правительство США и других стран НАТО не решится напасть на нас и наших союзников, опасаясь неприемлемого и неотвратимого ущерба. И нас они не боятся, понимая: кто бы ни пришёл к власти в Кремле, не посмеет ударить ядерными ракетами первым, потому что ответ будет страшен. Всё! Мы установили мир на десятилетия, не хочу загадывать на сотни лет, пора подумать о себе. И в этой ситуации рыночная экономика не имеет альтернативы. Теперь самое главное: должна ли она быть социалистической рыночной? Или капиталистической?
Как только работавший со мной преподаватель перевёл последнее слово, аудитория в старинном здании, вмещавшая, наверно, человек триста, огласилась громким «да-а-а». Орало двадцать-тридцать студентов, но громко. На них не шикали, и создавалось впечатление, что так думает большинство.
— На самом деле, разница не столь велика, как принято думать. Представьте, имеется предприятие, принадлежащее государству. Назначен компетентный управляющий, имеются достаточные основные фонды и производственное оборудование, администрация имеет право самостоятельно выбирать поставщиков сырья и потребителей готовой продукции. Оно может работать эффективно?
— Приведите пример такого предприятия! — выкрикнул с места длинноволосый парень из первого ряда, стиль хиппи.
— Сколько угодно. Таковы многие национализированные компании Западной и Северной Европы. Если ровно те же условия хозяйствования, включая внешнеэкономическую деятельность, предоставить чешской или словацкой фирме, что получится? Обанкротится, подсказывает мне девушка из второго ряда. Да запросто — от ошибок в управлении, в выборе контрагентов, от изменения каких-то внешних условий. Но выживет или обанкротится абсолютно одинаково и здесь, и в капстране. Ещё раз: при обеспечении равных условий хозяйствования.
— Зачем тогда социализм? Планы всякие?
Этот студент не походил на хиппи, был аккуратен и при костюме.
— Капитализм предполагает наличие прослойки, получающей нетрудовые доходы в размере, многократно превышающем доходы труженика, что вызывает напряжение от социальной несправедливости. При социализме частная собственность упразднена, кроме простейших форм. В СССР ты можешь выращивать что-то на
своём участке и продавать на базаре, что не влияет на общую картину. С плановой экономикой мы всё равно способны уйти от уравниловки, свойственной командно-административной системе. Эффективный работник на успешном предприятии может получить в пять, в десять раз больше чем сейчас. Чуть позже, надеюсь, ему удастся обменять кроны на дойчмарки или франки, съездить за границу — потратить. Возможно, кто-то уедет навсегда, но наша задача — сделать так, чтоб в обратном направлении стремилось больше. Чехия и Словакия не слишком богаты природными ресурсами, особенно ископаемыми, Советский Союз предоставит их в изобилии. Ваша главная ценность находится между ушами — это мозги умных, образованных людей, так используйте их на благо себе и своему Отечеству.Я ещё немного рассказал о сотрудничестве в космосе, что с запуском постоянно действующей орбитальной станции, где уже побывал чехословацкий гражданин, страна получила гораздо больше возможностей для развития науки, чем имеются у учёных США и Западной Европы.
Фу-ф-ф… Если не всех убедил, то хоть задуматься заставил, ещё запись на телевидении, пока супруга в компании сотрудницы советского посольства завершает набег на магазины. Но программа круиза по европейским соцстранам треснула и развалилась — сначала от сообщений СМИ, потом телеграммы из ЦК КПСС со срочным вызовом на экстренный внеочередной пленум.
Александр Николаевич Шелепин в связи с затяжным заболеванием и невозможностью далее исполнять обязанности Генерального секретаря ЦК КПСС заявил о сложении полномочий. Добровольно или его заставили, как принудили Николая Второго подмахнуть отречение, из Праги не узнаешь.
К разочарованию благоверной, лишь на четвёртом десятке жизни впервые покинувшей СССР, оказалось — на жалкие три дня, не вся валюта потрачена, я потащил её на аэродром в сопровождении, как обычно, пары офицеров «девятки» и стайки их местных коллег.
Вечером, едва переступил порог квартиры и обменялся обнимашками с детьми, затрезвонил телефон — меня набирал Келдыш.
— Наконец-то в Москве! Завтра к десяти давай в Кремль.
Я ещё стоял в уличном пальто, капая на пол остатками дождевых капель.
— Мстислав Всеволодович! Но Пленум — в час.
— Расширенное заседание Политбюро, утверждается кандидатура нового Генерального секретаря.
— Кого?
Глупый, вообще-то вопрос, подобные не задают при разговоре по незащищённой линии, но вот — ляпнул.
— Не могу сказать, Юрий. Претендентов двое. Твой голос может быть необходим. Иначе… Больше ничего не скажу по телефону.
Какой голос? Я — не член Президиума.
Ночью спал плохо, утром злился, завязывая галстук на белой штатской сорочке.
— Нервничаешь? — спросила Алла.
Ей хорошо, отпуск не догуляла, может сидеть с детьми и не волноваться о судьбах народов СССР и всего прогрессивного человечества, выражаясь суконным языком газеты «Правда».
— Ещё бы. Пойми, я не за шелепинцев, то есть за Семичастного, и не за «молодое ополчение», а за космос, за будущее СССР. Поддержу первых, а победят вторые — они тут же меня задвинут. Стану на сторону младореформаторов или просто отсижусь в кустах, Семичастный не простит и сжуёт без хлеба. Может, ногу сломать?
— Гагарин! Себе ври сколько хочешь, меня не обманешь. Потом никогда себе не простишь, что уклонился. Держись!
Чмокнув супругу, я сбежал к машине и пытался обратиться за советом к чуйке, пока «волга» разбрызгивала шинами лужи на мокрых улицах Москвы. Чуйка изволила молчать, основанная преимущественно на послезнании. Какое, к чёрту, послезнание, если в семьдесят шестом генсеком должен быть Брежнев, а он — даже не член ЦК!
В той жизни всё было проще, престарелый вождь отдавал концы, и следующий Генеральный возглавлял Госкомиссию по похоронам дорогого товарища. Диспозиция была понятна заранее. Здесь ничего подобного, Шелепин жив и, не исключено, поправится. Собирать коллектив по организации его проводов в лучший мир точно преждевременно. Тогда — кто?