Последний Серафим: Катастрофа шестнадцатилетнего Глена Ичиносэ

— Сестренка, ты хорошая? Твои мама и папа хорошие? Ты будешь добра к Дзюндзи? — эта милая девочка расспрашивала Махиру так отчаянно, что та легонько погладила Аканэ по голове. Когда ее рука коснулась волос девочки, на глаза Аканэ навернулись слезы. Казалось, она вот-вот расплачется. Должно быть, для нее было мучительно больно разлучаться с мальчиком по имени Дзюндзи, хотя они не приходились друг другу кровными родственниками. Наверное, Аканэ считала его своим младшим братиком. Что ж, Махиру более-менее понимала ее чувства, ведь, в конце концов, у нее тоже была маленькая сестренка, и они обе были привязаны друг к другу. Махиру рисковала своей жизнью, чтобы спасти Шиноа. Вот почему она могла понять причину плача Аканэ. Махиру продолжила нежно поглаживать девочку по волосам и спросила ее:

— О чем ты подумала, когда посмотрела на меня?

— Ты очень красивая, — ответила она.

— Спасибо.

— И еще ты кажешься хорошей.

— Кажусь?

— Да.

— Тогда сможешь ли ты со спокойной душой отпустить Дзюндзи со мной?

Но на это девочка ничего не ответила, продолжая говорить:

— И, несмотря на то, что ты кажешься мне хорошей, ты также выглядишь печальной.

— Что? ..

— Ты кажешься опечаленной. Сестренка, тебе грустно? — обратилась к ней Аканэ.

Но Махиру вовсе не собиралась принимать опечаленный вид. Она много раз перед зеркалом репетировала улыбку на своем лице до тех пор, пока она не стала выглядеть естественно. Она оттачивала свое умение выглядеть безмятежной бесчисленное множество раз с самого детства. И раз уж ее истинное лицо смог увидеть даже ребенок, стало быть, ее улыбка и напускной вид на самом деле были довольно плохого качества.

— Да, полагаю, что так, — ответила Махиру, и лицо Аканэ стало обеспокоенным.

— Сестренка, у тебя все в порядке?

Махиру лукаво улыбнулась.

— В последнее время у меня не слишком хорошие отношения с любовью всей моей жизни.

Тут в глазах Аканэ вспыхнуло еще больше интереса. Хотя она была еще ребенком, она также являлась девочкой, а значит, ее безумно интересовали любовные истории.

— Что-то не так с твоим бойфрендом?

В ответ на ее вопрос Махиру пожала плечами.

— Он еще не мой бойфренд.

— Неразделенная любовь?

— Мм… Я так не думаю.

— Тогда какие у вас отношения?

— Он мой друг детства.

— Ах, твой друг детства! Но, но это значит, что вы хорошо ладите друг с другом, верно? Тогда почему бы тебе не признаться ему?

Махиру снова заулыбалась.

— Черт побери, мы говорим только обо мне. Может, нам сейчас стоит подумать о Дзюндзи?

Аканэ тоже нежно улыбнулась ей.

— Теперь все в порядке.

— Почему это?

— Потому что, сестренка, когда ты говорила о своем любимом человеке, на твоем лице было по-настоящему доброе выражение.

Как оказалось, ее лицо естественным образом стало добрым и ласковым, когда она только что заговорила о Глене. Махиру немного изумилась от этого.

— Честно говоря, я такая простодушная девушка, — она посмеялась над собой. Подумав об этом, Махиру вспомнила, что давным-давно Шиноа сказала ей что-то похожее. Ее фраза была в духе: „Сестрица, когда ты говоришь про Ичиносэ Глена, ты выглядишь такой оживленной“.

Еще в ее памяти всплыл тот момент, когда они обе, сестры Хиираги, стояли перед туалетным столиком и говорили о том, как всем девушкам абсолютно необходимо обладать женскими чарами, пока репетировали улыбки на лицах в отражении зеркал. И в то время, как Махиру скоро стала хорошо удаваться поддельная улыбка, Шиноа вовсе не могла естественно улыбнуться против воли.

— Так? Или вот так, верно? — говорила младшая, глупо улыбаясь с полуприкрытыми глазами.

Одно воспоминание о лице Шиноа снова заставило Махиру почувствовать себя живой. Демон внутри нее поглотил все ее эмоции, оставив только их следы и пережитки прошлого. По крайней мере, ее сердце все еще билось в груди ради Глена и Шиноа. Вот почему она не могла не улыбаться так нежно, пока думала о своем любимом Глене. Ее мысли были заполнены возлюбленным, и Аканэ лишь радостно усмехалась над ней.

— Раз уж мы об этом заговорили, а у тебя есть мальчик, который тебе нравится? — прямо спросила Махиру девочку, щеки которой тут же вспыхнули ярким красным румянцем.

— Ммм… Я…

— Значит, есть. И кто он?

Но тут кто-то из здания сиротского приюта позвал девочку по имени.

— Аканэ-чан! — у него был отрывистый и невероятно отчетливый голос. Аканэ подпрыгнула на месте, вздрогнув. И эта ее реакция, по которой об отношении девочки к окликнувшему ее было чрезвычайно легко догадаться, выдала ее с головой.

Махиру посмотрела в направлении, откуда исходил голос, прямо на парнишку, которого так любила Аканэ. Она увидела там толпу детей, и среди них был особенно красивый мальчик. Его пушистые волосы имели золотистый цвет, а кожа была белоснежной. Вероятно, он не являлся чистокровным японцем, один из его родителей был европейского происхождения. Его звали Микаэла Шиндо. Махиру уже видела имя этого мальчика в научно-исследовательских материалах „Храма Хякуя“. Естественно, сам он ничего не знал об этом, но Махиру было известно, что по решению правящей верхушки организации именно его тело определили как чрезвычайно подходящее и по его возрасту отменно развитое для экспериментов. Степень оценок его показателей была такой высокой, что это значило лишь одно — „Храм Хякуя“ отказывался отпускать Микаэлу из приюта.

— Мика! — Аканэ позвала его по имени, и ее голос был жизнерадостным. Голос влюбленной девочки.

Как оказалось, этот мальчик, которого она назвала Микой, был любим и обожаем всеми детьми, окружающими его. Приходя к этому умозаключению, Махиру заметила, даже почувствовала, что он ведет себя как лидер в этом приюте, так было отмечено даже в материалах исследования. На самом деле девушка была не заинтересована в чем-либо, кроме данных, полученных в ходе экспериментов.

Совсем маленькие дети повисли на руках Микаэлы, и прямо сейчас один из них, недавно переданный под опеку „Храма Хякуя“, Дзюндзи, горько плакал. Напротив них стояла пожилая леди, ответственная за работу сиротского приюта. Позади нее находился Сайто, мужчина в черном костюме, отправленный сюда из главного штаба секты Хякуя. Сайто бросил взгляд холодных глаз на Махиру, но она ничем не ответила ему.

— Братик Мика! Не хочу идти! Не хочу уходить! — Дзюндзи льнул к коленям Микаэлы, и тот осторожно смахивал слезы с лица мальчика. Затем Мика посмотрел на Махиру. Взор его больших голубых глаз выдавал в нем ум и смышленость, и в выражении его лица виднелась такая сильная и прямая воля, что создавалось впечатление, будто этот ребенок может видеть насквозь каждого человека, всё и всех вокруг. Махиру словно маску нацепила на свое прекрасное лицо ту улыбку, которую репетировала так много раз с самого детства.