Последний взгляд

–  Никак, - сказала она, не поднимая глаз.
– И не подумаю ничего объяснять.

Тратвелл встал и из #8209;за плеча Смизерэма пробежал письмо глазами.

–  Насколько я понимаю, это не ваш почерк. Нет, нет, явно не ваш.
– И добавил после паузы: - Ведь это почерк Лоренса Чалмерса, не так ли?
– Затем последовала еще одна пауза.
– Значит ли это, что военные письма Чалмерса к матери были подделкой?

–  Разумеется.
– Смизерэм потряс зажатыми в кулаке письмами. Глаза его были обращены на жену.
– Но я так до сих пор и не понял, как могли быть написаны эти письма.

–  Чалмерс служил когда #8209;нибудь в морской авиации?
– спросил Тратвелл.

–  Нет. Он поступил было на летные курсы. Но так и не смог их закончить. По правде говоря, его демобилизовали через несколько месяцев после того, как он был зачислен во флот.

–  Почему?
– спросил я.

–  Психическая неполноценность. Ему и учебный лагерь оказался не под силу. Такое не редкость у склонных к шизофрении юнцов, когда они пытаются стать вояками. Особенно если в их жизни, как в жизни Ларри, главную роль играла мать.

–  Откуда вам все это известно, доктор?

–  Я служил тогда в военно #8209;морском госпитале в Сан #8209;Диего, и меня прикрепили к Чалмерсу. Мы обычно держали пациента несколько недель у себя: подлечивали, прежде чем отпустить на все четыре стороны. И с тех самых пор Чалмерс был моим пациентом, если не считать двух лет, что я провел в плавании.

–  Вы поселились здесь, в Пойнте, из #8209;за Чалмерса?

–  В том числе и из #8209;за него. Чалмерс был мне благодарен и предложил помочь с практикой. Мать его к тому времени умерла, оставив ему кучу денег.

–  Я одного не понимаю, - сказал Тратвелл, - как он мог втереть нам очки этими липовыми письмами. Ведь ему, наверное, приходилось подделывать армейские конверты и штампы. И как он получал письма, если не служил во флоте?

–  Он работал на почте, - сказал Смизерэм.
– Я сам его туда устроил, перед тем как уйти в море. Наверное, он завел специальный ящик для своей корреспонденции.
– Тут Смизерэм снова повернулся к жене: - А я не понимаю, Мойра, как ему удавалось - и притом неоднократно - переписывать мои письма к тебе?

–  Должно быть, он брал их у меня, - сказала она.

–  Он брал их с твоего ведома? Она хмуро кивнула.

–  По правде говоря, он брал их почитать, так он мне говорил. Но я вполне понимаю, почему он их переписывал. Ты был для него идеалом, и он хотел во всем походить на тебя.

–  А как он относился к тебе?

–  Он ко мне привязался. Ты мог это заметить еще до отъезда. Он ведь этого не скрывал.

–  Ты часто виделась с ним после моего отъезда?

–  А ты как думал? Мы ведь жили дверь в дверь.

–  Дверь в дверь в «Магнолии»? Ты хочешь сказать, что вы жили в соседних номерах?

–  Ты сам просил меня за ним приглядывать, - сказала она.

–  Я тебя не просил с ним спать. Ты спала с ним?
– грубо сказал он; видно было, что это объяснение тяжело и ему, но остановиться он уже не мог.

–  Я спала с ним, - сказала Мойра.
– И ничуть об этом не жалею. Я была ему нужна. И может быть, спасением своего рассудка он мне обязан не меньше, чем тебе.

–  Ах, вот как, значит, ты с ним спала в лечебных целях? Вот почему тебе так хотелось приехать сюда после войны. Вот почему…

–  Ты ошибаешься, Ральф, - оборвала его жена, - впрочем, когда речь идет обо мне, ты всегда ошибаешься. Я порвала с ним задолго до твоего возвращения.

–  Это правда, - подняла голову Айрин Чалмерс, - он женился на мне в июле…

Тратвелл, склонившись к ней, прижал палец к ее губам.

–  Держите свою информацию при себе, Айрин.

Она смолкла, и тут раздался низкий взволнованный голос Мойры.

–  Ты знал о наших отношениях, - сказала она мужу.
– Нельзя лечить пациента двадцать пять лет кряду и не знать про него таких вещей. А теперь ты делаешь вид, будто для тебя это открытие.

–  Если и так, - сказал он, - я ничего не признаю, я действовал не в личных интересах, а в интересах моего пациента.

–  Неужели ты и впрямь в это веришь, Ральф?

–  Разумеется.

–  Ты можешь обманывать самого себя, но больше никого тебе обмануть не удастся. Ты не хуже меня знал, что Ларри Чалмерс не тот, за кого себя выдает. Но мы не разоблачали его и брали у него деньги.

–  Это ложь!
– Однако в голосе Смизерэма прозвучала тревога и неуверенность. Он вглядывался в нас, словно хотел прочесть по нашим лицам, осуждаем мы его или нет.

Мойра, едва не натолкнувшись на мужа, выбежала из дверей. Я выскочил за ней в коридор.

Глава 36

Я настиг ее перед запертой дверью у обитой войлоком комнаты. Второй раз за наше знакомство она не могла попасть ключом в замочную скважину. Я поделился с ней этим наблюдением.

Она подняла на меня злые блестящие глаза.

–  Забудем о той ночи. Она отошла в далекое прошлое, настолько далекое, что я с трудом припоминаю, как вас зовут.

–  Мне казалось, что мы друзья.

–  Мне тоже. Но вы разрушили нашу дружбу.

И она указала рукой на комнату Ника. Женщина за стеклянной дверью зарыдала.

Мойра наконец открыла дверь и мы прошли в ее кабинет. Первым делом она вынула из ящика сумочку и поставила ее на стол, давая понять, что не собирается здесь задерживаться.

–  Я ухожу от Ральфа. И пожалуйста, не надо предлагать мне уйти к вам. Вы ко мне недостаточно хорошо относитесь.

–  Вы всегда принимаете решения за своих знакомых?

–  Ладно, скажем так: я сама недостаточно хорошо к себе отношусь.
– Она замолчала и обвела глазами кабинет. Казалось, в пылающих ослепительными красками картинах, словно в волшебных зеркалах, отражается ее жгучее недовольство собой.
– Я не люблю наживаться на чужих страданиях. Вы меня поняли?

–  Еще бы. Только у меня нет иного источника доходов.

–  Но вы ведь не из #8209;за денег этим занимаетесь?

–  Стараюсь по мере сил, - сказал я.
– Когда доходы переваливают известную цифру, теряется ощущение реальности. Внезапно начинаешь посматривать на всех остальных, как на бродяг, босяков, одним словом, как на людей второго сорта.