Последняя битва
Шрифт:
Думал ли ты обо мне?
Страшился ли смерти?
Познал ли истинный замысел Аллаха для нас, детей его?
Мое сердце воет от твоей потери, голос срывается, когда я пытаюсь произнести твое имя, руки дрожат, когда я представляю твои предсмертные крики. Я сжимаю кулаки, напрягаю мышцы шеи, смыкаю челюсти до хруста лишь бы укрепить оболочку, что скрывают внутренние терзания от пустоты, что ты оставил после того, как ушел навсегда.
Моя боль сверкает в глазах бликами слез, я опускаю веки, молясь, чтобы никто не увидел мою слабость. Ведь я Харис. Пусть и бывший. Я — легенда, а легенде должно обучать людей отваге и доблести.
Я стою возле одного из диспетчеров, подаю ему знак, он отодвигается. Я незаметно ото всех проигрываю запись видеоразговора с чужаком, нажимаю паузу и смотрю в ее глаза.
Ярко-голубые, прямо как у Хека, точно знак Аллаха изучить ее, вглядеться, познать ее замысел. Ее мотив. В ее глазах я тоже вижу боль. Меньше ли она моей? Больше? Одинакова? Я готов отдать жизнь ради имени Хека. Одного человека, что стал для меня целым миром. На что же готова она, та, у которой отняли почти двести пятьдесят человек?
Тридцать минут убежденность Триггера в собственном превосходстве росла, подпитываемая молчанием с той стороны.
Я же понимаю, что это лишь затишье перед бурей.
Я поворачиваюсь к Генералу Аль-Махди и говорю все также со сжатыми челюстями, со сжатыми кулаками и с опущенными веками, прячущими слезы:
— Генерал Аль-Махди, я думаю, они будут атаковать. Предлагаю отдать приказ на подготовку отрядов к отражению атаки.
Чужестранные полковники смотрят на меня озадаченно, немного смущенно, а еще надменно и с ухмылкой. Я для них молодой сопляк, который в два раза их моложе и который не видел и половины того, что пережили они. Да, это так. За эти две недели их пребывания здесь они не упускали ни единого момента, чтобы напомнить мне об этом. Я же молча сносил оскорбления моей чести. Но теперь, когда на карту поставлено слишком много, я готов сойтись с ними в драке, защищая свои убеждения.
Генерал Аль-Махди, мой второй отец в этом мире, долго изучающе смотрит на меня, я не вижу этого, но чувствую его тяжелый взгляд.
— Аль-Махди, нам не нужны паникеры среди руководства, — выплевывает Полковник Триггер и продолжает смотреть на центральные мониторы, выслеживая признаки решимости врага.
Они больше не обращают на меня внимания. Они снова смеются надо мной.
Я внутренне молю Генерала Аль-Махди вернуться на нашу сторону, сторону Нойштадта, и не идти на поводу чужаков, потерявших свой дом по причинам, которые нам до сих пор неведомы.
Аллах милосерден, Аллах протягивает руку просящему.
Генерал Аль-Махди подходит ко мне, чтобы взглянуть в глаза.
Он видит мои слезы.
И ничего не говорит.
Но он все понял. Он понял, что слезы мои не свидетельство страха. Они — свидетельство того, что я потерял что-то очень дорогое этим днем. Не знаю, понял ли он всей глубины потери, узрел ли последствия изоляции солдат от мирян, испытал ли отвращение лишь от мыслей о притче Лута[1]. Мне было все равно. Я познал любовь на краткий миг своей жизни, а потом Аллах отобрал ее у меня для какой-то цели, которую я еще не постиг. Я не гневаюсь, и та чужачка, что ходит среди шайтанов, как своя, не вызывает во мне желание мстить. Я хочу лишь защитить невинных людей от несправедливой незаслуженной смерти.
— Почему ты считаешь, что они нападут? — наконец спрашивает Генерал Аль-Махди.
Я отвечаю, сглотнув:
— Интуиция, Генерал Аль-Махди.
Полковник Триггер усмехается.
Но
Генерал Аль-Махди продолжает исследовать мое лицо, мою осанку, мою позу, словно оценивая.— Думаешь, они прорвутся? — спрашивает он.
Я снова смотрю на экран монитора, откуда на меня в ответ смотрит та, которая верит, что ей больше нечего терять. Я знаю этот взгляд. Любой опытный солдат узнает его.
— Да, — коротко отвечаю я.
Генерал Аль-Махди нахмурился, закивал собственным мыслям в ответ и произнес:
— Объявить военное положение на базе. Боевым отрядам приготовиться к отражению массированной вражеской атаки. Жителей подготовить к началу экстренной эвакуации.
Он отдавал приказы четко, все, как по инструкции. Диспетчера тут же реагировали на его приказы и вот уже в коридорах базы зазвучала сирена.
— Какого черта, Аль-Махди? — выругался Триггер.
— Интуиции Амира для меня достаточно, — голос Аль-Махди спокоен.
Мне кажется, он испытывает удовольствие от того, что дразнит Триггера своей властью в этих краях.
— Моего опыта недостаточно? — ревел Триггер. — Я говорю, наша база выстоит!
Глаза Аль-Махди сверкнули яростью и он прошипел:
— Не твоя база, а моя! Твою ты потерял. По ошибке, из-за предательства или мести — мне неведомо. Но месть не рождается на пустом месте. Предательство всегда имеет причину. А ошибка опасна, если ее не исправлять.
Лицо Полковника Триггера искривилось в злобе. Но Генерал Аль-Махди уже не обращал на него внимание. Он подошел ко мне и сказал:
— Аллах ведет нас. И твоя интуиция — его нашептывания. Я верю.
А потом положил мне руку на плечо и дал мне цель, которая затмила боль и скорбь:
— Иди. Защищай людей.
— А вы?
— Я останусь здесь до тех пор, пока не начнется атака. Нужно понять их стратегию. Держи со мной связь.
Я развернулся и побежал прочь из центра управления. В ангаре северных ворот уже идет подготовка тяжелой боевой техники, и я намеревался быть в центре сражения, потому что интуиция мне нашептывала, что сегодня мое место там.
[1] Лут (араб. ) — исламский пророк. Аллах послал его к садумитам, которые вели распутный образ жизни, занимались гомосексуализмом, чтобы образумить их и воспитать. Аналог притчи о Содоме и Гоморре.
Глава 6. Последняя битва
27 февраля 2071 года. 11:00
Доктор Август Кейн
Тесса уже полчаса лежала в неестественно выгнутом состоянии: тело прогнулось вперед, ноги выпрямились в длительном спазме, руки и пальцы скрючились, глазные яблоки запали, рот раскрылся в безмолвном крике, брови сошлись на переносице от нестерпимой боли. В последние секунды перезапуска организма ее забила сильная судорога, в ней она и застыла.
Тесса умерла прямо передо мной.
Я периодически проверял ее пульс, дыхание, реакцию зрачков на свет: ни первое, ни второе, ни третье не соответствовали человеческой норме. Она была в коме, которая по всем параметрам демонстрировала нетипичные характеристики. Я все больше укреплялся в вере в то, что мы понятия не имеем, с чем столкнемся.
— Ну чего она там? Окочурилась или нет? Ходячий жмур или мертвый жмур?
Мы с Арси перестали отвечать на вопросы Фунчозы уже давно. Он задавал их каждую минуту: