Последняя из рода. Скованные судьбой

В этом лагере они были словно в кольце, где время не имело власти. С одной стороны — величественный горный хребет и враг, поджидавший на каждом шагу. Необходимость противостоять ему, необходимость сражаться каждый день своей жизни. С другой — отрезанные пути сообщения. Дороги, по которым никто не мог к ним пробраться.

Прошло уже немало времени, но Мамору не знал, что происходило снаружи. Их жизнь сузилась до этой точки в горах, но Талила была права.

Там, где-то снаружи, за пределами бескрайних гор с белоснежными шапками жил, дышал, ходил его младший брат. Император.

За их головы наверняка было назначено вознаграждение. Быть может, отправлена армия. Та, что еще осталась в столице. Та, что была созвана со всех уголков Империи...

Мамору заскрежетал зубами. Он слишком много времени провалялся в беспамятстве. Слишком многое упустил.

Охватившая Талилу истерика стала для него ушатом ледяной воды.

Они не могут оставаться здесь. Они не могут больше сражаться с Сёдзан, потому что... потому что теперь их настоящий враг — его, ее — это вовсе не самураи из соседней страны. Он слишком сильно погряз во всем этом, и слова давней клятвы пустили в нем глубокие корни.

«Империя превыше всего».

Так сказал ему отец в день, когда поставил рабскую печать. И Мамору навсегда запомнил эти слова. Они были в него впечатаны. Он рос с ним на устах, он воевал, он терпел наказания брата, он делал то, что ему велели, он исполнял свой долг: перед страной, перед Императором, перед теми, кто его презирал, ненавидел и боялся.

Но больше нет.

Пока он мучительно размышлял, то не заметил, как затихли, а потом и вовсе прекратились всхлипы. Он опустил взгляд, почувствовав, что Талила дернулась в его руках. Ее лицо было белее свежевыпавшего снега.

— Я... — смущенно пробормотала она, и он удивился, что ее голос может звучать так робко, — я прошу прощения. Это... это больше не повторится... — сказала она, словно была всего лишь солдатом в его армии, а он — всего лишь полководцем.

— Ты права, — Мамору явно не собирался её отпускать. Талила, сделав несколько попыток вырваться, в конце концов остановилась.

Он все еще сжимал ее плечи, а она по-прежнему цеплялась за него.

— Император никогда не остановится, — в его взгляде вспыхнул гнев. — Но его можно остановить.

У нее перехватило дыхание. Талила медленно подняла заплаканные глаза, думая, что ослышалась. Она удержала на губах слова, которые рвались наружу.

— Я его остановлю, — сказал он твердо.

«Как же все остальное?» — могла бы спросить она.

«Как же Сёдзан и необходимость защищать страну от вторжения?»

«Как же то, что бунт в столице развалит Империю на части, и враги растерзают ее без малейших усилий?»

Она не спросила ничего. Но нашла в себе силы разжать пальцы, в которых стискивала его плащ. Казалось, они занемели за время ее слабости, и сейчас по ладоням раз за разом проходила судорога.

Талила чуть подалась назад, и на этот раз Мамору с легкостью ее отпустил.

— Я отправлюсь за тобой, — сказала она, поймав его взгляд.

Ей показалось, на короткое мгновение его глаза потеплели. И тем неожиданнее было, когда он покачал головой.

— Ты сама теперь знаешь, что мой брат желает вернуть тебя больше всего на свете. Ты должна укрыться в другом месте.

— Ты остановишь меня, только если вновь закуешь в кандалы, — выпалила она, не поколебавшись ни мгновения. — Я пойду с тобой, куда бы ты ни отправился.

— Ты помнишь, кто я? — спросил Мамору жестко.

И, едва ощутимо коснувшись, медленно провел пальцами по ее щеке.

В ее улыбке блеснуло лукавство, которое он не ожидал увидеть.

— Конечно, помню, — фыркнула Талила и на мгновение прикрыла глаза. — Ты мой муж. Мой господин.

Он усмехнулся, вспомнив их недавний разговор.

— Почему же ты забыла самую важную часть? Ту, где ты подчиняешься моим решениям?..

Ее щеки чуть порозовели от смущения, но Талила не дрогнула. По груди разливалось невероятное, безумное тепло. Она рыдала от ужаса несколько минут назад и содрогалась в его руках, а теперь ей хотелось смеяться. А ведь Мамору только что пообещал ей новую войну. Против Императора. Ей казалось, она лишилась рассудка.

Ну, и пусть.

— Думаю, так случается, когда твой солдат — это не только самурай, но еще и твоя жена.

Лишь безумием могла она объяснить свой полный дерзости ответ.

Слабая улыбка коснулась губ Мамору, но почти сразу же он посерьезнел. Обернулся и посмотрел на лагерь, где жизнь продолжала течь своим чередом.

Он не знал, как начать. С чего.

— Поговори с полководцем Осакой, — почувствовав его замешательство, шепнула Талила. — Он будет счастлив.

— Предать свою клятву?

— Они все клялись тебе.

Глава 18

— Господин, в гарнизон у реки ехать должен я.

Мамору раздраженно фыркнул и бросил на своего полководца хмурый взгляд. И пары дней не прошло, как тот встал на ноги, а уже перечил ему.

Но в его словах было зерно разума. И от этого отмахнуться не получалось.

Ранним утром они собрались в просторном шатре: Мамору, Талила, полководец Осака, Такахиро и еще несколько самураев, которым можно было доверять.

Им нужно было уводить войско подальше от горного хребта, нужно было возвращаться из этой снежной блокады в Империю. И им нужно было искать людей, готовых стать частью их безумного замысла.

Мамору считал, что должен ехать сам. Он возглавляет войско. Он принял решение. Ему за него и отвечать.

Он не удивился, столкнувшись с сопротивлением Талилы. Но разозлился, когда к ней присоединились почти все из собравшихся в шатре людей.

— Я могла бы поехать... — она как раз заговорила, воспользовавшись его затянувшимся молчанием.

— Простите, госпожа, но нет, — Осака покачал головой. — Мы не знаем, что происходило там все это время. Нет никаких гарантий... вы подвергнетесь риску.

— Мы все подвергнемся риску, — тихо возразила Талила.

Но не стала дальше спорить и замолчала, и все взгляды устремились на Мамору.

Ему претила сама мысль остаться в стороне. Отправить заместо себя полководца. В его глазах это означало переложить на Осаку ответственность. А полководец не должен расплачиваться за решения, которые принял его господин.