Последняя из рода. Скованные судьбой

Но он ушел в тень и теперь исполнял приказы своего младшего брата, законного сына, ставшего Императором — на беду им всем.

— Дальше вам запрещено ступать, — Талила, погрузившись в свои мысли, безотчетно шла по коридору, когда стражник преградил ей путь обнаженным мечом.

Солнечный луч, отразившийся от гладкой стали, ослепил Талилу, когда она вскинула острый взгляд. Ее губы растянулись в кислой усмешке. Она заметила, как дернулся стражник, стоило ей на него посмотреть, и шагнул назад.

— Кто так решил?

— Господин Мамору, — произнеся имя Клятвопреступника, стражник почтительно склонил голову.

Талила мрачно огляделась по сторонам. Выходило, что единственной возможность ускользнуть из очерченного Клятвопреступником пространства оставался сад. И тот мостик, перекинутый через пруд.

Она не удивится, если муж прикажет его разрушить. После того, как узнает, что она надерзила Лиссе.

Но Талила не думала, что расплата за слова настигнет ее так скоро.

Солнце едва миновало полдень, когда распахнулись раздвижные двери, и в покои вошел Клятвопреступник. Талила не подняла взгляда от своего занятия: она выводила иероглиф за иероглифом, но все больше портила драгоценную бумагу.

— Разве тебя не учили вставать в присутствии мужчины? — раздался его холодный, требовательный голос.

Подавив внутреннюю дрожь, она молча поднялась. Правила, которые вбивали в нее с детства, искоренить было невозможно.

Талила бросила на мужа быстрый взгляд и удивилась про себя, заметив испарину у него на лбу. И волосы у висков казались влажными от пота, а ведь на улице было довольно прохладно. Она даже замерзла, когда прогуливалась в саду. Любопытство взяло вверх, и Талила присмотрелась к нему повнимательнее. На нижней губе появился свежий след, похожий на укус.

Забавлялся с любовницей?..

Мамору прошел на середину комнаты, и от ее внимательного взгляда не укрылось, что его всегда идеально выпрямленная спина больше такой не была. Он чуть косил на правое плечо, держа его ниже левого.

Она моргнула несколько раз и заставила себя перевести взгляд на татами. Ей нет дела ни до чего, что связано с Клятвопреступником.

— Я велел тебе прогуливаться во внутреннем саду, — сказал он, и она смолчала. — Ты меня ослушалась. Надерзила младшей жене Императора.

Талила мазнула по нему непримиримым взглядом и вновь проглотила все слова, что вертелись на языке.

— Она сказала, что ты намеревалась на нее напасть.

— Это ложь! — Талила впервые заговорила. — Она мне не нужна.

«Мне нужен ты».

— Ее слова подтвердили стражники и фрейлины. Стоило мне снять с тебя цепь... — он оборвал себя на полуслове, решив, что и так сказал уже больше нужного.

Талила с тихим, затаенным ужасом смотрела, как муж махнул рукой, и один из стражников, почтительно кланяясь, подал ему цепь и кандалы.

Она узнала их. Она сразу же их узнала.

Она клялась себе быть стойкой и сильной, но стоило Талиле увидеть хорошо знакомые оковы, как ее губы задрожали.

Перед глазами замелькали вспышки воспоминаний: палачи Императора держат ее, пока кузнец заковывает ее в кандалы. Он орудует молотом, даже когда оковы уже на ней, и она боится, что неловким ударом он раздробит ей кости на ногах... Она извивается в руках мужчин, чувствуя себя жалкой и беспомощной, и кричит, кричит, кричит, пока не слышит, как защелкивается последнее крепление, и наступает тишина и пустота, ведь она потеряла связь с собственной магией...

Талила очнулась на татами. В углу, в который она забилась, пока не властвовала над собственными чувствами. Муж стоял в нескольких шагах от нее, по-прежнему держа в руках цепи, и смотрел на нее таким взглядом...

Сцепив зубы, Талила поспешно взвилась на ноги. Щеки были мокрыми от слез, из носа даже пошла кровь. Она представила, как жалобно лепетала какие-то глупости, моля не возвращать цепи, и болезненно скривилась.

Жалкая, никчемная, недостойная наследница.

Смахнув слезы с лица и утерев тыльной стороной ладони кровь, она выпрямилась и вытянула руки, показав, что готова. Поднять взгляд на мужа у нее не было сил и потому она уперла его в татами. Щеки пылали от стыда. Как она могла так потерять контроль?.. Верно, Клятвопреступник от души позабавился, наблюдая за забившейся в угол, испуганной и сломленной женой...

Талила вздрогнула и съежилась, и прокляла себя за это, когда муж подошел к ней и продел цепь, соединив кандалы на руках. К горлу подступила тошнота, и она принялась старательно дышать через нос, пытаясь пережить приступ. Ей показалось, что муж чуть подался вперед, словно хотел что-то сказать.

Слава Богам, он промолчал.

Очередного издевательства она могла бы не вынести.

Она вздрагивала каждый раз, когда щелкали кандалы: на левой ноге, на правой. Затем забренчала соединившая их цепь...

— Это только твоя вина, — сказал Клятвопреступник, закончив.

Он отряхнул руки и завел их за спину, и, вопреки ожиданию Талилы, не выглядел довольным.

— Ты уничтожил мой род по приказу Императора, — она посмотрела на него, словно на душевнобольного.

Истерика, которую она даже не запомнила, выпила все ее силы, и потому сейчас она говорила тихо и совершенно спокойно. Сухим, безжизненным голосом.

— Ты отрубил голову моему отцу.

Клятвопреступник молчал. Смотрел на нее, и она ничего не могла разобрать в его темном, тяжелом взгляде.

— Вы заточили мою магию и заковали в цепи, словно рабыню... — ее голос опустился до свистящего, полного черной ненависти шепота. — И ты смеешь... смеешь говорить что-то... о моей вине? — прошипела Талила, выплюнув ему в лицо последние слова.

Она едва успела заметить, когда муж подошел к ней: столь стремительно и резко он двигался. Он схватил ее за плечо левой рукой и рывком притянул к себе, и ей пришлось запрокинуть голову, чтобы смотреть ему в глаза.

— Уже сдалась, Талила? — спросил он уничижительно, стегая ее каждым словом, каждой усмешкой. — Хнычешь, словно дитя, у которого отобрали игрушку! Ты воин! Или ты забыла? Увидела кандалы и затряслась? Где твой внутренний огонь? Как ты посмела позволить пламени так быстро погаснуть?

Она слушала его с широко раскрытыми глазами, завороженная тем пламенем, которое полыхало в его взгляде. И не могла поверить тому, что слышала.

— Ты... — просипела на выдохе и вскинула руки, пытаясь добраться до ненавистного лица. — Ты... — она задохнулась собственной злостью. — Я убью тебя.

И муж отпустил ее, резко разжав жесткую хватку.

— Так-то лучше, Талила.

Она дождалась, пока он покинет покои через еще одну скрытую в стене дверь, и лишь тогда обессиленно рухнула на татами и спрятала лицо в ладонях. Ее плечи дрожали, словно она плакала, но слез больше не было.