Последняя из рода. Скованные судьбой

Когда дошла их очередь, ее муж опустился на одно колено и упер кулак левой руки в раскрытую ладонь правой, подняв руки над чуть склоненной головой. Талила слышала еще от отца, что Клятвопреступнику была дарована высочайшая милость и привилегия от Императора: не опускаться на колени и не простираться на татами.

Ей такой милости даровано не было.

Но когда Клятвопреступник стал на одно колено, она замерла на месте и не склонилась.

Увидев это, Мамору не стал церемониться. Даже не дождавшись позволения Императора встать, он поднялся с татами и силой заставил Талилу опуститься на колени и склониться. Его хватка на ее плечах была до того жесткой, что ей показалось, синяки под его пальцами расцвели еще до того, как он ее отпустил.

— Мой дорогой брат, тебе стоит еще больше внимания уделять поведению своей жены, — изрек Император, который наблюдал за Талилой с недобрым прищуром. — Очевидно, что запас ее дерзости не иссяк, а ведь от дерзкой жены родятся дурные, никудышные дети.

Выпрямив спину, Талила сложила на бедрах ладони и уставилась на татами. Боковым зрением она видела, что Клятвопреступник по-прежнему стоял на одном колене, но больше не складывал руки в приветственном жесте.

Всем прочим Император дозволял подняться. Их же продолжал держать в унизительных поклонах. Что это? Реакция на нежелание Талилы кланяться? Или его способ сказать брату-бастарду: знай свое место?..

— Я прошу прощения за недостойное поведение моей жены, Ваше Величество, — отчеканил Мамору, даже на нее не взглянув.

— Рано или поздно, наказания выбьют из нее всю дурь, не так ли, брат? — Император кивнул довольно и сделал едва уловимый жест рукой.

Клятвопреступник мягко, упруго поднялся с татами, и Талила встала следом. Она впилась коротко остриженными ногтями в тыльную сторону ладоней, сдерживая свой гнев, и на коже остались следы-полумесяцы.

Император рассуждал о ней как о веще, словно она и не присутствовала при их разговоре, который слышала едва ли не половина дворца.

— Да, — Клятвопреступник был немногословен.

И напряжен. Талила видела это по его развороту плеч, по неестественно застывшей шеей с натянутыми жилами, по ходившим на скулах желвакам.

Она бы отрезала себе язык, если бы предположила, что Клятвопреступник был способен испытывать страх. Но в ту минуту он чего-то опасался.

Талила же молчала, обратившись вслух. Она поклялась себе быть умной. Поклялась, что не совершит ничего опрометчивого. Злость захлестнула ее, когда она увидела Императора, и упрямство не позволило склониться, но эта дерзкая выходка была опрометчивой и не принесла бы ей ничего, кроме боли и наказания. Она может сколько угодно скалиться и показывать всем зубы, но это не поможет ей сбежать.

Чтобы выжить, она должна стать хитрой, как лисица Кицунэ. Хитрой и осторожной.

Но, закрывая глаза, Талила представляла, как выплеснула бы Императору в лицо все то, что скопилось у нее на душе. Всю черную желчь, в которой она боялась захлебнуться. Всю свою злобу и ненависть.

— Вот и славно. Только покорная жена способна родить достойных сыновей.

Талила обожгла его быстрым взглядом. Второй раз за столь короткую беседу он упомянул рождение детей... Даже не детей. Сыновей. Это то, чего от нее хотели? Она поежилась и очень сильно прикусила губы, чтобы не взорваться дерзкими речами. Ее бросало в дрожь от одной лишь мысли... Ребенок от Клятвопреступника. Ребенок от убийцы ее рода.

Лучше умереть самой. И пусть отец останется неотомщенным. Лучше так, чем невинная душа попадает в руки ее мужа. Или — гораздо хуже — его брата.

— Но покорность необходимо воспитывать. И поддерживать. Ты знаешь это, как никто, мой дорогой брат.

— Да, Ваше Величество, — проскрежетал Клятвопреступник голосом, как если бы одним мечом с силой провести по лезвию другого.

Он странно дернулся и судорожно втянул носом воздух: так, что крылья прилипли к не единожды сломанной спинке.

— Что же, — Император выглядел раздосадованным. Он смотрел то на Клятвопреступника, то на Талилу едва ли не разочарованно, словно чего-то ждал.

Она стиснула зубы и вновь уперла взгляд на свои ладони, которые лежали на бедрах. Подушечками пальцев она впилась в розовый шелк кимоно. Она не станет делать глупости. Не станет.

— Ступайте, — совсем неприветливо приказал тот и отвернулся от них, как от надоевшей игрушки.

Когда они растворились в толпе и отошли от Императора на достаточное расстояние, лишь тогда Талила выдохнула. Все время рядом с ним она задерживала дыхание.

— А ты умеешь молчать, жена. Оказывается, — Клятвопреступник усмехнулся надтреснутым голосом и провел тыльной стороной ладони по лбу, смахивая выступившую испарину.

— Думаешь, мне следовало сказать ему, что ты ко мне не притронулся ночью? Что детей не будет? — скопившееся в ней напряжение потребовало выхода, и потому Талила огрызнулась гораздо жестче, чем хотела бы.

Гораздо жестче, чем ей следовало, ведь она пообещала самой себе быть рассудительной.

Он мог ее ударить. Но Клятвопреступник, сузив глаза, посмотрел на нее, словно на презренное насекомое. Его губы дернулись в кривой усмешке, и он сказал.

— Я думал, в тебе есть капля разума. Теперь вижу, что ошибался.

И он разочарованно покачал головой, чем окончательно пригвоздил Талилу к месту. Она нашла в себе силы посмотреть ему в глаза и не склонить первой голову. Ей вдруг сделалось смешно.

Человек, разрушивший ее жизнь, выказал свое разочарование ею же. Видел ли сам Клятвопреступник эту иронию?..

Она не успела ничего ответить, потому что их беседу прервали. Сразу с двух сторон к ним подошли послы граничащих с Империей государств, и каждый хотел поделиться своей безмерной радостью, что последняя из рода, владеющего огненной магией, жива и здравствует. А когда поток окруживших их людей схлынул, Талила поняла, что ей умудрились незаметно просунуть в ладонь сразу два клочка бумаги. Она бессознательно стиснула кулак, спрятав ото всех таинственные послания. Она прочтет их позже.

Вечер тянулся и тянулся, и Талиле казалось, что он уже никогда не закончится. Стоя посреди просторного зала, окружённая шелестом роскошных тканей и приглушённым гулом голосов, она чувствовала себя словно запертой в золотой клетке.

На нее смотрели. Кто-то исподтишка, кто-то откровенно изучал ее лицо, словно чего-то ждал. Того, что она обратится в злобного демона?..

Когда рядом был Клятвопреступник, гости еще как-то сдерживали себя и отворачивались, отводили взгляды. Боялись смотреть прямо и открыто. Но муж вскоре вновь оставил ее одну, затерявшись в толпе. Талила не жаловалась. Уж лучше чужие взгляды, которые прожигали ее насквозь, чем давящее присутствие Клятвопреступника.

Послания, которые вложили ей в ладони, обжигали гораздо сильнее чужих взглядов. Талила была почти уверена в том, что кто именно их передал: посол затерянного в горах государства Сёдзан и посол Тэнкё — страны теней.

Она никак не могла уединиться и прочитать их, потому что знала, что за ней пристально следят. Вероятно, не одна дюжина глаз. Попытаться ускользнуть с приема будет равносильно самоубийству. А Талила предпочла бы прихватить с собой в иной мир хотя бы Клятвопреступника. И потому она лишь осторожно скользила взглядом по толпе, присматриваясь.