Последняя любовь гипнотизера

Это был их второй сеанс, и сегодня Элен возвращала экономиста в его прошлое.

После предыдущей встречи стало совершенно очевидно, что страх Альфреда перед публичными выступления представлял собой настоящую, полностью созревшую фобию. Бедняга даже говорить о таких выступлениях не мог без дрожи и заикания. И это грозило ему потерей работы. Он часто просто прикидывался больным, если должен был проводить какую-то презентацию, и кому-то приходилось его заменять.

Альфред уже рассказал о своей первой работе — в должности экономиста-стажера, когда он нес такую ерунду на какой-то незначительной презентации, что его босс добродушно перебил его: «Да забудь ты об этом!»

Теперь Альфред описывал некий разговор, случившийся в высшей школе. Ему тогда нужно было вытащить наугад билет с темой и экспромтом произнести двухминутную речь. Его темой оказалась музыка.

— Я чувствовал себя больным. — Голос Альфреда звучал иначе, словно помолодев. Он стал не таким низким. И даже то, как двигался его подбородок, напомнило Элен какого-нибудь подростка. — Мне нечего было сказать о музыке. Музыка. Что это такое в сущности? Ну, звуки и прочая ерунда? Все таращились на меня. Они считали меня идиотом. Я и есть идиот.

— Где вы ощущаете страх?

— Здесь. — Альфред прижал ладонь к желудку. — Меня сейчас вырвет. Серьезно. Меня сейчас вывернет прямо на пол в классе.

Элен встревоженно посмотрела на него и почувствовала, как усиливается ее собственная тошнота.

— Мы используем это ощущение как некий мост, — твердо произнесла она. — И мы пойдем по этому мосту к тому моменту, когда вы в самый первый раз почувствовали именно это.

Элен начинала поиск того, что называется первичным чувственным опытом.

— Когда я сосчитаю в обратном порядке от пяти до одного, вы вернетесь назад во времени. Пять — вы становитесь моложе, меньше ростом; четыре — вы следуете за искомым чувством; три — вы уже почти нашли его; два… один. — Элен наклонилась вперед и осторожно постучала Альфреда по лбу кончиками ногтей. — Вы нашли это.

Она выждала около секунды.

— Где вы сейчас? — спросила она.

— В детском саду, — ответил Альфред.

При звуке его голоса Элен пробрало леденящей дрожью. Ее так и не перестало изумлять то, что происходило в подобные моменты. Перед ней сидел мужчина пятидесяти двух лет от роду, но она разговаривала с маленьким ребенком…

— Сколько тебе лет?

Альфред поднял руку, растопырил пальцы и поджал большой.

— Четыре? — уточнила Элен.

Альфред застенчиво кивнул.

— И что сейчас происходит?

— Сейчас время отдыха, но Пэм плачет в углу для чтения. Ей почему-то очень грустно. Я думаю, что нужно ее немного развеселить, сделать подарок.

— О, замечательная идея. И что за подарок?

— Моя улитка.

О боже! Это наверняка добром не закончится.

— Твоя улитка?

— Ну да, я нашел ее сегодня утром на дорожке и положил в карман. Она просто огромная. И знаешь что? — Лицо Альфреда светится мальчишеским энтузиазмом. — У нее волосатая раковинка! Я раньше никогда не видел волосатых улиток!

— И что ты делаешь прямо сейчас?

— Я говорю: «Пэм, посмотри, это тебе!»

— А что делает Пэм?

По выражению ужаса и потрясения на лице Альфреда сразу становится понятно, что улитка успеха не имела.

— Она кричит и отталкивает меня.

«Ох, Пэм, что ты натворила», — думает Элен.

— Я падаю назад, на книжную полку, и она валится на пол, вместе со всеми теми пасхальными яйцами, которые мы раскрашивали утром! Мисс Борк кричит так, будто вокруг пожар, а я не могу найти улитку, и все на меня смотрят.

Ботинки Альфреда колотятся о пол.

— Мисс Борк бьет меня по ногам!

«Вот ведь сука», — думает Элен.

Слезы четырехлетнего мальчишки потоком льются по немолодому лицу, лицу, которому уже пятьдесят два года.

— Теперь я должен встать перед всеми и попросить прощения у Пэм, попросить прощения у всей группы за то, что разбил пасхальные яйца, и все на меня уставились, как будто я… как будто я какой-нибудь грабитель банков.

Элен хочется отправиться прямиком в 1963 год, увести Альфреда из детского сада и купить ему мороженого. Но сделать это может только один человек на всем свете. Она повысила голос:

— А поговорить я хочу теперь со взрослым Альфредом. Вы здесь?

Альфред выпрямился. Он негромко откашлялся и вскинул голову. Его голос снова зазвучал низко.

— Да.

— Хорошо. Альфред, я хочу, чтобы вы вернулись и посмотрели на себя четырехлетнего глазами взрослого человека. Я буду считать в обратном порядке от пяти до одного. Пять, четыре, три, два, один… Вернитесь!

Альфред повел головой.

— Вы здесь?

— Да.

— Вы видите четырехлетнего Альфреда?

— Да.

— Что бы вы хотели ему сказать?

— Все в порядке, дружок. Девочки просто не любят улиток. Они все вот такие странные. А ты ведь только хотел ей помочь. Так что ты ни в чем не виноват.

Элен бросила взгляд на наручные часы. Сеанс затянулся сверх положенного времени, а следующей должна быть Мэри-Бет Макмастерс, конечно, при условии, что она вообще явится. Пора было завершать дело с несколькими положительными внушениями.

Перед мысленным взором Элен возникло унылое лицо Мэри-Бет. Элен задумчиво посмотрела на Альфреда Бойла.

Мэри-Бет тоже одинока.

«Одинокий, одинокая» — вот что они оба сразу же ответили, когда Элен спросила о семейном положении, заполняя их первые анкеты, и произнесли это с одинаковой интонацией безропотного смирения в голосе.

Они примерно одного возраста. Правда, Элен не видела между ними еще чего-то общего, но ведь разве кто-нибудь в силах вообще предсказать ту магическую комбинацию личных качеств, событий прошлого и некоей особой биохимии, которая заставляет людей полюбить друг друга?

Так почему бы не дать им едва заметный толчок? Наилегчайший щелчок ее пальцев мог бы заставить их покатиться навстречу друг другу, подобно двум мраморным шарикам. Разве тут может быть что-то дурное, какой-то вред?

Когда Альфред кивнул, давая знать, что готов, Элен сказала:

— Вы уже достаточно долго держали в себе эти чувства четырехлетнего Альфреда. Пришла пора переписать историю. В следующий раз, когда вы столкнетесь с женщиной, которая выглядит грустной, вы почувствуете сильное желание сказать ей что-нибудь приятное… — Элен сделала паузу. Даже если предположить, что грустной женщиной, которую увидит Альфред, окажется Мэри-Бет, как она откликнется? Скорее всего, не так, как четырехлетняя Пэм, но все-таки это же Мэри-Бет. Элен не имела ни малейшего представления о том, как она отреагирует. Может, идея была безумной? — И независимо от того, как она ответит вам, вы будете довольны собой. Вообще-то, вы даже будете очень, очень довольны собой.