Последняя любовь президента
Шрифт:
У меня начинает гудеть голова. Хочется прилечь, и я уже не в силах противиться этому желанию.
135
Крым. Форос. Госдача. 31 декабря 2015 года.
Шершавое зимнее солнце здесь, на ЮБК, кажется нежнее. Пять градусов тепла. Монотонно ворчащее море. Мы с Майей спускаемся в лифте к берегу. На ней джинсы в обтяжку и синенький свитерок. Все подчеркивает фигурку, аппетитную и в чем-то подростковую.
Краем глаз я прохожусь по задней вертикали ее тела. Ее попке такие обтягивающие джинсы очень даже идут!
У
Странно, волны вроде бы и гудят, но едва накатывают на берег. Я протягиваю руку, и холодное море приятно обжигает мне пальцы. Вот бы искупаться!
Оглядываюсь на спутницу. Она уж точно сочтет меня сумасшедшим.
– Майя, искупаться не хочешь?
Она вскидывает ресницы, смотрит на меня с любопытством.
– Я нет, но если ты хочешь, то пожалуйста! Тебя все равно спасут! – И она кивает взглядом налево, где я замечаю двух или трех человек, притаившихся за беседкой.
– Может, у них совершенно противоположная задача? – усмехаюсь я.
Раздеваюсь тут же догола и медленно захожу в соленый холод Черного моря.
Волны, хоть и маленькие, но толкают меня назад, к берегу. А вот подводное течение, откат этих самых волн, наоборот, затягивает подальше, на глубину.
Я молча погружаюсь по шею. Мне хочется поделиться этим невероятным ощущением. Вспоминаю отца Василия, Давида Исааковича. Вот бы их сюда!
Оглядываюсь. Майя, заметив мой взгляд, машет рукой.
Из-за беседки за мной кто-то наблюдает в бинокль. Может, показать ему член? Нет, неохота так рано выбираться на сушу. Обойдется. Хотя президентского члена он наверняка в своей жизни ни разу не видел. Было бы что рассказать жене и детям!
Во мне появляется ощущение удивительной гармонии, словно я становлюсь неотъемлемой и естественной частью моря, морской фауны. Кажется, что кровь в теле охладевает, как в этот момент охладевает и мое желание возвращаться на сушу. Может, моя настоящая жизненная ориентация – человек-амфибия? Как в давнем советском фантастическом фильме? Может, меня надо держать в бочке с холодной морской водой, чтобы я чувствовал себя комфортно и не отвлекался мыслями на дисгармонию, постоянно возникающую между моей средой обитания и моим телом? Эта дисгармония из чисто физической превращается в назойливое беспокойство ума, в подозрительность. Подозрительность, однако, совершенно оправданная. У меня нет другого выхода. Если я узнаю о пересадке сердца только после операции, когда это сердце уже вшито белыми нитками! Если в сердце оказывается какой-то компьютерный чип непонятного назначения! Если, в конце концов, из моего рабочего кабинета крадут диван, а заодно с ним и пленки системы видеонаблюдения! Скажите, я могу спать спокойно при такой жизни? Мне вообще непонятно: как это я еще в состоянии засыпать?
Я вдруг замечаю, что плыву прочь от берега. Оборачиваюсь. До президентского пляжа метров триста. Слева от беседки, уже совершенно не стесняясь, стоят двое мужчин. Один наблюдает за мной в свой бинокль. Они стоят неподвижно. Так же неподвижно на берегу стоит и Майя, только она, кажется, рассматривает что-то под ногами.
Со стороны Турции доносится до моего слуха жужжание. Я делаю энергичное движение руками, чтобы повыше вынырнуть и заглянуть за невысокие волны. И вижу белый спасательный катер, плывущий в мою сторону.
Ах так? Я набираю полные легкие воздуха
и ныряю под воду. Вода меня не хочет, пытается вытолкнуть. Глубже погрузиться не хватает сил, и я просто плыву под водой неведомо куда. Плыву с открытыми глазами, но ничего, кроме серого полумутного пространства не вижу. Зато глазам приятно холодно от соприкосновения с водой. Глазам этот холод кажется нежным.Вынырнув, я оказываюсь у самого борта спасательного катера. Задираю голову вверх, чтобы выразить все свои чувства, и вижу как раз того, кого надо. Над бортом возвышается Коля Львович в темном костюме, поверх которого надет оранжевый спасательный жилет.
– Сергей Павлович! – кричит он. – Тут у меня Зельман, крымский губернатор. У него секретное сообщение. Очень важное. Может, подниметесь на борт?
– Зельман?! – Мое недовольство прерванным купанием проходит. К Зельману, низкорослому крымско-татарскому еврею, я отношусь хорошо, хотя встречался с ним всего раз пять. – Ладно! – говорю. – Давай трап!
Белый пластиковый трап спускается в воду. Я поднимаюсь на борт. Тут же и Зельман с большим полотенцем в руках. Пока я заматываю полотенце вокруг бедер, Коля Львович наливает в стакан-тамблер виски. Протягивает мне.
– А лед где? – спрашиваю я.
– Так вы же только что из холода!
– Лед где? – повторяю я.
Коля Львович кивает, бегом спускается вниз, в каюту. Возвращается с пластиковой формой для льда, только что вытащенной из морозильника. Я сам выламываю из формы фигурный лед и, только бросив два куска в стакан, замечаю, что форма у этих кусочков какая-то странная. Уж очень они похожи на миниатюрные человеческие головки. Я выламываю еще один кусочек из формы, кручу его в руках. Точно! Это ледяной бюстик!
– Кто это? – спрашиваю у Коли Львовича.
– Грушевский. Первый президент Украины, – отвечает он.
– Первым был Кравчук!
– В новой Украине был Кравчук, а в старой – Грушевский, – объясняет он.
В зеленых глазах Зельмана возникает искра любопытства. Он протягивает ладонь, и я опускаю в нее уже начавший таять ледяной микробюстик Грушевского. Зельман подносит его к глазам.
– Вот он какой был, – говорит задумчиво.
– Да не был он таким! – Я машу рукой и отпиваю холодного виски. – Так что ты хотел рассказать?
Лицо Зельмана приобретает выражение беспокойства.
– Россия туннель роет под проливом. К Керчи.
– Откуда знаешь?
– А они этого и не скрывают. На их берегу все заборами обнесено, много техники и охраны. К нам один из их рабочих перебежал, он сам украинец по происхождению. Рассказал, что видел планы туннеля. Сказал, что два туннельных комбайна уже разгрузили. Кстати, проект туннеля слизан с проекта туннеля под Ла-Маншем, ну, между Францией и Англией.
– А нам Россия ничего не сообщала об этой стройке? – Я перевожу взгляд на Колю Львовича.
– Нет! Наоборот.
– Что наоборот?
– Мы седьмой год согласовываем с Россией проект строительства моста с двумя разводными секциями для прохода судов. А про туннель речь никогда не шла.
– Ну так придумай что-нибудь, а то действительно – вылезут они на нашей территории и скажут: «Ну вот, мы снова вместе!»
– Я думаю, – кивнул Львович. – Уже есть некоторые наработки.
– Вечером доложишь! Кстати, как там с диваном? Нашли?
Коля Львович враз никнет. Губы поджал и отрицательно машет головой.