Последняя ночь майора Виноградова

— Каков негодяй! Хотя Бог ему судья, покойнику.

— Это точно. Зря он в Лидинге приперся — может, еще жив бы был.

— Почему?

— Оставил бы ребятам ключи, документы, пошел бы в кино, к подружке. Нет. Обязательно надо было к тебе заявиться, отрапортовать. Ну выпили, ну денежки в уме подсчитали… Но в койку-то зачем валиться?

— Что-о?

— Да я не осуждаю — конечно, нервы, успешная операция, да еще и муж в отсутствии… Эльза ведь вас прямо в процессе застукала?

— С-сука! Лесбиянка.

— Нет, просто она русских не любит. Ты знала, что это она Геллера из командировки вызвала? С подробностями?

— Догадывалась.

— Хорошо еще, что ей в голову не пришло в гараж сунуться, а то бы… В общем, супруг твой сорвался домой, естественно, без звонка. Застукать вас не застукал, но то, что машины нет, заметил в первую очередь. В полицию сообщил. Так что друзей твоего Колосовского за задницу прихватили в последний, можно сказать, момент.

— И что, за это мужа пытались убить?

— Не-ет! Никто и не пытался его убивать. Кому он нужен?

— Как это? Вы же сами, чуть ли не…

— Ерунда. Оптический обман.

— Не понимаю.

— Очень просто все! Первый твой муж узнал про накладку со вторым, занервничал. Рано или поздно вышли бы на Войтовича, через него — на тебя. Сама понимаешь.

Женщина молча слушала.

— Так вот. Шофер оказался лишним звеном. Ненужным, неудобным таким! Сам Колосовский рисковать не стал, прислал братишку, Марека — очень удачный выбор, он ведь будущего покойника в лицо знал, еще по Кракову. Так?

— Может быть.

— Шлепнули водителя ни за грош. И концы вроде в воду. Если бы не телекамера, могло и пройти. Что же ты так прокололась, не предупредила?

— А со мной не советовались. Янек, как всегда, сам все решил, поторопился. Это все можно доказать?

— Практически все.

— А те русские?

— Кто-то внес залог. Я думаю, если покопаться, то это по каналам Колосовского. Очевидно, отработанная схема — вытаскивают своих засыпавшихся, а сумму залога списывают на убытки. При тех оборотах и прибылях, которые дает сбыт краденых автомобилей, накладные расходы неизбежны.

— Это все?

— Вопрос, сколько стоит геллеровский «мерседес»?

— Здесь или у нас?

— Есть разница?

— Конечно! Муж застраховал его на полную стоимость — около семисот тысяч крон, почти полтораста тонн баксов. Это ведь не базовая модель, там всяких «наворотов» с избытком. А в России такой, дай Боже, если удалось бы за стошку спихнуть, тем более — «темный».

— Сотня тысяч долларов! Неплохо! А твоя доля?

— О чем ты? Это же чисто теоретически. Я тебя выслушала, пивком угостила, а теперь — привет!

— Денег больше предлагать не будешь?

— Нет. Не буду. — Госпожа Геллер сосредоточенно улыбнулась, встала и бросила на блюдечко со счетом мятую купюру. — Гуд бай, пинкертон ты мой разговорчивый!

Виноградов вытянул шею: вслед за женщиной на приличном расстоянии увязалась видавшая виды колымага с темными стеклами.

* * *

С некоторых пор, еще, пожалуй, с исхода детства, отношение Виноградова к Александру Дюма и его трем мушкетерам было весьма неоднозначным. И не потому даже, что, судя по тексту, за этими обаятельными парнями числился целый букет деяний, подпадающих под статьи уголовного кодекса, — от измены родине в военное время до обычного злостного хулиганства в кабаках. Не говоря уже о систематическом сопротивлении сотрудникам тогдашних правоохранительных органов, причем вооруженном!

Просто кое-что ему в благородных дворянах не нравилось: нехорошо, например, делать четырем здоровым мужикам шоу из банального убийства женщины. Да еще обставлять все это нравоучительными монологами. Миледи, конечно, тоже не подарок, но… Убить — убей, если по-другому защититься не можешь, а высшего судью-то корчить из себя зачем?

Поэтому никакой радости от сегодняшней встречи Владимир Александрович не испытывал.

В привычном уже полицейском кабинете не без труда разместились пятеро: хозяева, господин Геллер и Виноградов с приятелем-журналистом.

Олаф переводил:

— Лэрри благодарит господина Геллера за благоразумие и сотрудничество. Он обещает со своей стороны, что деловая и личная репутация господина Геллера не пострадает.

— В прессе ничего не будет?

— Полностью перекрыть каналы информации никто не в состоянии, но… Пока не задержан Колосовский, можно будет ссылаться на тайну в интересах следствия.

— А этот, убийца?

— Он уже дает показания, скоро мы заберем его у датчан.

— В этой истории есть и положительные моменты. Например, то, что жизни самого господина Геллера ничто не угрожало. И не угрожает. Также хорошо, что отпала версия с деловыми интересами.

— Он собирается отменить в связи с этим меры безопасности?

— Только некоторые. Ты остаешься, технику в доме демонтировать не будут.

— Это радует.

— Тем более что в России возможны всякие неожиданности.

— Надеюсь, там я тоже буду полезен. А что с женщиной?

— Всерьез ей мало что грозит. Соучастие в краже у собственного мужа? Так ведь ущерб в конечном счете никто не понес. И господин Геллер, как я понял, на уголовном преследовании супруги… бывшей, прошу прощения, супруги… не настаивает.

— А что же она так рванула? Хорошо, что следили, а то бы пришлось Европол задействовать. В аэропорту взяли?

— Да. Но я думаю, что это для нее лучший вариант — Колосовский, скорее всего, бывшую супругу прикончил бы. Слабость у него такая — всех ликвидировать, кто опасен.

— А что по другим угонам в Стокгольме?

— Землячка твоя, видимо, непричастна. А ты что думаешь, кроме Колосовского, в Швеции машины воровать некому?

И, перехватив насмешливый взгляд полицейского, Густавсон несколько виновато добавил:

— К сожалению, разумеется!

Апрель 1995 года.

Блаженны миротворцы

…О, конечно, у вас тоже имеются поэты, биржи, кажется, даже парламент! Но все, что так крепко и основательно на Западе, у вас ждет не урагана, а лишь легкого дуновения, случайного вздоха, чтобы бесследно исчезнуть.

И. Эренбург, 1921 год

— Бывших оперативников не существует. Эта беда — на всю жизнь.