Последняя ночь Вампира

– Чаю, – ответил хозяин.

Помолчал, помолчал, не выдержал, спросил:

– Я тебя еще увижу?

Она подперла голову ладонями, внимательно посмотрела на него и сказала:

– Столько раз, сколько захочешь. Я всегда буду с тобой. Если только…

– Что «только»?

– У меня есть два пункта: измены и алкоголизм.

– Насчет первого не беспокойся. А вот алкоголизм…

– Да брось, – рассмеялась она. – Ты настоящих алкоголиков не видел!

Петрович вспомнил три трупа в квартире без мебели – все давно пропито – на Рябиновой улице в 1997 году, отравились смесью денатурата и метилового спирта, и сказал:

– Видел, и больше, чем нужно.

– Тогда будем считать, что тебе это не грозит, – она приподнялась и поцеловала его в губы.

Он сделал глоток горячего чаю и произнес:

– Мне кажется, что все это происходит не со мной.

– Мне тоже.

– Я имею в виду – зачем я тебе нужен.

– А я тебе?

– Ты – мечта каждого мужчины. Ты очень красивая.

– Но вредная. А ты – мужественный, сильный и смелый.

– Уточняю. Я – следователь. Маньяки, убийцы, наркоманы – все по моей части.

– У тебя к вечеру будет миллион евро. Можно про наркоманов забыть.

– Это так важно – миллион евро?

– Не сердись, я шучу. Я не меркантильная.

– Ну да. Между прочим, евро вместо долларов образовались благодаря тебе.

– Ну, я же не просто так пять лет бизнесу училась. Это просто бизнес. Удачно проведенные переговоры.

Роман допил чай. Выдернул из коробки салфетку, вытер губы, сказал:

– Нас ждет очень долгий путь. Надо еще будет друг к другу притереться.

– Тогда давай начнем прямо сейчас.

– Что?

– Притираться.

– То есть?

– Пойдем в кроватку да попритираемся друг к другу.

– Ты разве не спешишь?

– Еще полчаса есть.

– Пошли.

Взял ее за руку, а уже и сам весь пылает, и у нее ладошка горячая-горячая…

Как за ней захлопнулась дверь, не слышал – спал беспробудным сном. Но, конечно, не выспался – разбудил телефон. Посмотрел на дисплей – барон.

– Что, уже пора? – не здороваясь, произнес в трубку.

– Давно пора! В третий раз звоню!

– Куда отправляться?

– Малая Грузинская, подъедете, позвоните.

– Скоро буду.

Торопливо оделся, взгляд упал на лежавший на полу презерватив – давно в этой квартире под ногами не валялись использованные презервативы. Будем считать, что жизнь начинается заново.

Спать уже не хотелось. Охватывало возбужденное предвкушение опасности – так он всегда чувствовал себя перед задержанием. Меч – не меч, взял с собою на всякий случай и «ПМ», и запасные обоймы.

Потолкался в метро, сделал одну пересадку, и вот уже почти бежал вверх по Краснопресненской улице. Зоопарк – он ходил сюда с Катей. Блин! Сегодня же вторник! Хорош папаша, ничего не скажешь!

На ходу набрал бывшую супругу.

– Привет.

– Привет.

– Я, – кашлянул следователь, – не смогу сегодня приехать. Объясни ребенку сама, мне стыдно.

– Что я ей объясню? Что папины дела ему важнее собственной дочери?!

Эх, все не так, все не так…

– Леня погиб. Я сегодня буду брать убийцу.

Долгая, очень долгая пауза.

– Ладно, Ром, извини. Когда будешь?

– Завтра – двести процентов.

– Не обещай!

– Хорошо. Буду стараться завтра.

– Ладно. Я с ней поговорю. Давай.

– Пока.

Вот так. Была бы нормальным человеком чаще одного раза в год – можно было и не разводиться. Но нет. Все, что ни делается – к лучшему. Тогда бы не появилась Кристина. Он ухватится за нее руками и зубами. Ну и миллионом евро, конечно.

Зашагал по Грузинской, позвонил барону. Ба, да вот же он! Спрятал телефон обратно.

Де Грасси сверкал здоровьем, цвел на глазах. Роман подошел к нему, поздоровался.

– Что-то вы сегодня не похожи на себя вчерашнего! – не выдержал Петрович.

– А-а, – пренебрежительно махнул рукой де Грасси, – несколько литров крови да старое лекарство умножают силы в несколько раз! Как по-русски будет, «огурчик»? Знаете, – он взял Фролова за пуговицу пиджака, – я сегодня встретил рассвет! Это такое чудо! Восход был d'elicieux [2] !.. Но вы не поймете, черствый, приземленный человек! Поэтому мою э… ликвидацию произведем поздно вечером – я еще хочу насладиться закатом.

2

d'elicieux (фр.) – восхитительный.

– Как скажете. А что сейчас?

– А что сейчас? Четвертый этаж, пятнадцатая квартира. Вы – в дверь, я – в окно. Приступим?

– Приступим, – кивнул следователь, обогнул дом и, приподняв борт пиджака к лицу, закрываясь от возможной камеры, вошел в подъезд. Дверь в него оказалась открыта – ну и хорошо, не надо возиться с кодом. Поднялся на нужный этаж, припал к двери. Хорошая, прочная, сразу не откроешь.

Ждал, ждал… Почему так долго? Что он копается?

Вдруг из квартиры раздались звуки борьбы, падающих предметов, звон бьющегося стекла, возглас «мerde!» [3] . И за этим – страшный, душераздирающий вопль. Роман стал звонить в дверь и барабанить в нее ногами – пусть враг знает, де Грасси не один!

3

merde (фр.) – дерьмо.

Тут щелкнул замок, Петрович услышал:

– Быстрей!

Вскочил вовнутрь – черные шторы раздвинуты, по комнате кружится полуголый граф, вопит, в груди у него зияет дыра, а из раны прямо-таки хлещет на пол черная кровь.

– Что, что происходит!? – закричал Роман. – Что делать?!

– А пока ничего, – ответил барон, явно наслаждаясь происходящим. – Пришлось его разбудить. Некрасиво как-то умертвить спящего. Но он почему-то не обрадовался. Надо же, такой vieux routier [4] , а меня прозевал. Нет, а как приготовился! – и де Грасси показал на сколоченный из грубых досок гроб, до половины наполненный какой-то коричневой, комками, пылью. – Спал, негодяй, в гробу, да еще привез с собой родную землю.

4

vieux routier (фр.) – стреляный воробей.

– Что делать?! – опять заорал Роман: враг продолжал вопить и кружиться.

– А ничего. Это агония. Я вырезал ему сердце. Но последнее слово за вами. Держите, – и протянул Петровичу меч.

Это было настоящее произведение искусства – удобная рукоятка, не дававший руке соскользнуть с нее набалдашник с впаянным в него драгоценным камнем, широкое короткое и, вероятно, очень острое лезвие с вязью непонятных письмен.

– И что с ним делать?

– Отсеките ему голову.