Последствия больших разговоров

– А вы, бабушка, мне еще книжечек этих дайте, - Зеленцов протянул еще одну купюру, и на сей раз женщина поглядела на него с легким испугом.

– Ой, а вы не бандиты?!

– Он участковый, - сообщил Михаил.
– Пытается приобщить молодежь нашего района к духовной жизни. А то сами знаете, что сейчас творится! Коллегу вашу найти бы нам, она лекцию обещала прочитать, а адресок затерялся.

– Да лекцию-то много кто...
– женщина замялась.
– Ну не знаю... А как ее зовут?

– Имя тоже затерялось, - сказала Шталь.
– Ну она такая... такая... старушка. Добрая, милая... кроткая. Рассказывала, что из города уезжала совсем недавно... может, опять уехала?..

– Да вроде никто из наших, кого я знаю, не уезжал, - ее подошедшая подруга протянула женщине огромный синий пакет и опустилась на освободившуюся часть скамейки, с которой немедленно галантно вскочил Зеленцов.

– Алевтина разве, так она уж с месяц у внука в Вологде гостит. А больше никто, вроде, - она покачала головой, поудобней пристраивая на коленях забинтованную левую руку. Михаил взглянул на Шталь, и она увидела в его глазах усталое разочарование. Разумеется, с чего они вообще взяли, что выбранная Лжецом старушка куда-то уезжала из города? Кто угодно мог привезти крест и передать ей... Но, во-первых, глубоко верующий человек не возьмет крест у кого угодно. Во-вторых, если она безвыездно живет в Шае, как Лжец вообще смог о ней узнать? Он ведь должен был лично изучить человека, которому доверит ответственную миссию по заражению шайских вещей. А может, крест привез священник? Он же и рассказал про какую-нибудь из своих прихожанок. Эша сморщилась, осознавая, что начинает невероятно глубоко во всем этом запутываться, после чего скорчила Оружейнику свирепую гримасу, давая понять, что сдаваться еще рано. Разочарование в глазах Михаила немедленно сменилось воодушевлением, и Шталь мысленно невольно хохотнула. Похоже, вера Михаила в нее после последних событий возросла стократ.

Но разве можно в столь важном деле цепляться за арбуз? Это просто арбуз. Кто угодно мог уронить перед ней арбуз. Или бутылку газировки. Сам свалиться.

– Зачем ты запер меня в машине?
– шепнула она Михаилу.

– Я не запирал, - удивленно прошелестел Оружейник.

– Нет, запер. Окно приоткрыл, а все двери были закрыты.

– Да? Черт, это я, наверное, машинально.

Михаил запер ее в машине, и она выбралась из нее именно тогда, когда веселая тетка в поисках сигареты брела к фонтану, чтобы, встретившись с ней, осознать, насколько сильно она сама хочет курить, и пошарить в карманах, которыми до сей поры не интересовалась, найти там деньги и направиться к тому ларьку, который ближе, и присесть на единственную свободную скамейку возле него, перед которой спустя десять минут порвался пакет с арбузом у женщины, которая агитирует за библейские курсы. Ничего не значащая цепочка случайностей? Или план ее безмолвной собеседницы, в очередной раз не оставшейся равнодушной?

– Ну, мы, пожалуй, пойдем, - пухлая женщина принялась закатывать арбуз в пакет.
– Вы подходите, если надумаете.

– С десяти до шести, - добавила ее подруга, изучая свою забинтованную руку так, словно это было величайшее произведение искусства.
– Кстати, вы не знаете, дороги уже открыли?

– Дороги?
– хором насторожилась троица из института сетевязания.

– Дороги-то из города перекрыты - второй день уж... Сестра моя так расстраивается из-за этого - она ведь почти каждое утро на прогулку ездит, - она опустила руку и закивала своей пухлой соратнице, потеряв интерес к прочим собеседникам.
– Прямо лица на ней нет. Я ей говорю - ты, Зина, обожди, дороги-то не навсегда закрыли, откроют - как же ж, город-то живой.

– Не из-за самих прогулок она расстраивается, - рассудительно заметила владелица арбуза.
– Я думаю, Люба, роман у ней. Вот они за городом-то и встречаются.

– Какой роман, Нора, ну какой роман в ее-то годы?!
– возмутилась тощая Люба.
– Да и не то у нее воспитание, знаешь ли!

– Воспитание тут при чем?! А годы, я тебе скажу - что годы?! Вон, Светка Дорофеева месяца не прошло, как замуж выскочила, а ей-то, между прочим, семьдесят четыре! Уж ты сама-то - давеча Борькин зять, Сережка, машину во дворе мыл полуголый, так ты с его глаз не сводила!

– Это неправда!

– вскричала Люба.

– Ваша сестра часто ездит за город?
– очень осторожно, почти не дыша, спросила Эша.
– Ну, а говорите, никто из ваших...

– Так она у нас не работает, - пояснила Люба.
– Так, помогает мне иногда. Или просто с нами ходит. Делать-то ей все равно нечего. У нее как муж пять лет назад скончался, так она квартиру-то сменяла и сюда, значит, ко мне. Детей-то у нее нет. Живет, правда, на окраине, но ей там нравится...

– А что твоей Зине не нравится?!
– фыркнула подруга, и Шталь приподняла брови, уловив скрытый подтекст. Люба укоризненно качнула головой.

– Нехорошо так говорить.

– На чем же она ездит на прогулки?
– вмешался Михаил, которого в данный момент интересовали технические детали.
– На автобусе?

– На велосипеде.

Теперь брови приподнял Зеленцов.

– Простите за вопрос, а сколько лет вашей сестре?

– Семьдесят один, - отозвалась Люба с легкой гордостью в голосе.
– Она мастер спорта, у нее четыре медали.

– Толку от того!
– буркнула Нора.
– Медали-то медалями, и как с ней все носились, а после травмы сразу никому не нужна стала - кинули и забыли!

– Вот сволочи!
– с чувством сказала Эша, невольно вцепляясь в руку Михаила с такой силой, что у того вырвался слабый болезненный звук.
– А что случилось?

– Сотрясение мозга у ней было серьезное, - Нора, в отличие от подруги, явно наслаждалась разговором.
– Головой повредилась и...
– она сделала пальцами в воздухе неопределенный жест, - ну, вы понимаете. А ведь все равно замуж взяли, - добавила она с откровенной завистью женщины, которая никогда не была замужем.
– Ты бы позвонила ей, Люба, чтоб помогла, а то сейчас каждый человек на счету.

– Звонила уж, - кисло ответила Люба.
– С ранья ее дома нет, я ж с чего про дороги-то и спросила - может открыли, так она и уехала. Правда, должна была уж вернуться. Так-то куда ей тут ходить - с нами, да с нами...

– Каждый человек на счету?
– Шталь постаралась придать своему голосу предельное разочарование.
– Я думала, вас много... Ладно, Миш, пошли, - она приподнялась, потянув за рукав Оружейника, который немедленно сделал зверские глаза.

– Нет, нас много, нас очень много!
– поспешно хором закричали подданные царства Бога, и Нора, делая руками жесты, долженствующие доказать собеседникам мощь и масштабность учения, снова чуть не упустила арбуз. Зеленцов успокоил ее, скормив пухлой руке Норы еще одну солидную бумажную денежку.
– Просто, в последнее время... прямо какая-то эпидемия, все по больницам лежат!..
– она запнулась, видимо, решив, что тем самым ставит под сомнение благосклонность высших сил к библейской школе.

– Я сама чуть в больницу не попала, - Люба горестно и в то же время гордо продемонстрировала забинтованную руку.
– Чайник взорвался, представляете? Обычный чайник! Конечно, он был старенький, давно пора была выкинуть, но... А эти из "скорой", главное, приехали - не поверили! Или, говорят, вы, бабулька, рассказываете, что на самом деле случилось, или вам, тогда выходит, не только руку лечить требуется! Ну, чайник-то я им показала, так сразу примолкли! А у Натальи Андреевны телевизор расплавился! А Раечку током стукнуло! А на Петровну шифоньер упал. Людмила в ожогах вся, а у Бориса-то Витальевича вообще вся квартира сгорела!..

– Прекрати!
– одернула ее подруга, старательно пряча денежку.

– Любовь...
– Эша встала, - простите, не знаю вашего отчества...

– Виссарионовна.

– Ничего себе!
– сказал Михаил, глядя на старушку нетерпеливо-отчаянно, словно привязанный к перилам пес на задумавшуюся неподалеку кошку.

– Любовь Виссарионовна, ваша сестра - верующая?

– А вам зачем?
– грозно вопросила Нора, в то время как Люба удивленно хлопала редкими ресницами. Зеленцов сунул ей еще одну бумажку.