Последствия больших разговоров

"Кто вайдет - дам па шее!"

Эша не стала рисковать, спустилась и проверила ейщаровскую приемную. Там тоже было закрыто, и за стеклянными вставками дверной створки не было заметно ни единого движения.

Она вновь поднялась на второй этаж и заглянула в пустой кабинет Севы, но, помимо мебели, там так никого и не было. В соседнем кабинете Эша не нашла никого, кроме Байера, который посвистывал носом на кушетке, даже через нос выдыхая устрашающий по концентрации перегар. Игорь, судя по всему, очень остро переживал свое вступление в ряды Говорящих. Эша осторожно потрясла его за плечо.

– Игорь?.. А куда все подевались?

– Уйди!

– страдальчески пробормотал Байер, закрывая голову руками.

Эша покинула кабинет, тихонько прикрыв за собой дверь, и озадаченно остановилась в коридоре. Неужели опять что-то произошло? Она вытащила сотовый с твердым намерением позвонить начальству, но тут со стороны лестницы донесся пронзительный гитарный перебор, и Шталь, одной рукой прижимая дергающуюся на животе майку, кинулась туда. Минуту назад на ступенях никого не было, но теперь там сидел Костя в обнимку с гитарой и грустил:

Листья осенние, листья вечерние Тихо вальсируют в сумерках стылых. Не отыскать уже звезд среди терниев Спящим без имени в старых могилах. Ветры и дождь съели все эпитафии, Вашим надгробиям дав безразличие, И не узнать, кто был предан анафеме, Кто богом жил, кто казной, кто величием. Все, кто дарил вам любовь или ненависть, Сами уж сгинули в пропасти времени, Лишь на погосте ненастную летопись Небо ведет для вороньего племени. Листья ткут танец в честь спящих без имени, Вальс красно-желтый скользит над крестами - Вальс поминальный, подернутый инеем, Ветром рожденный на кладбище старом.

Голос у Шофера был довольно приятный, и Эша подумала, что если б Костя пел а-капелла, то от его музицирования можно было бы даже получать удовольствие. Увидев ее, Костя оставил гитарные струны в покое, чем принес Шталь несказанное облегчение.

– Привет. А ты на матч не идешь? Уже почти все там, а я тут жду Серегу, как дурак!

Эша с облегчением вспомнила, что вчера действительно кто-то упоминал про какой-то футбольный матч, а, значит, ничего серьезного не произошло. Она поспешно прижала край майки, из-под которого уже лезли на свет божий лохматые лапы, и Костя без особого интереса спросил:

– Что это там у тебя - паук твой?
– он потянулся к шталевскому животу шевелящимися пальцами.
– Тюти-тюти-тюти...

Эша возмущенно отпрыгнула, чуть не уронив Бонни, и снова подхватила край майки, ибо по лестнице, стуча каблучками, спускались тетя Лиля и тетя Зина в своих великолепных вязаных нарядах.

– Здорово!
– приветствовал и их Костя.
– И вы на матч не идете?

– Да ну, чего там делать?
– тетя Лиля махнула пухлой ручкой.
– Костенька, детка, ты не мог бы не играть, пока мы не уйдем?

– Не разбираетесь вы в музыке!
– буркнул Костя.

– В том-то и дело, что разбираемся, - тетя Зина одернула свою тончайшую, сплетенную из голубых нитей накидку.
– Мне вон знакомая одна рассказывала, на днях в каком-то ресторане один пианист так играл, что у всех в зале был оргазм!

– Во что это он играл, ваш могучий пианист, что его на весь зал хватило?
– хихикнул Костя.

– Ни во что! На пианино он играл!

– От пианино такого не бывает. Вот от самого пианиста... но чтоб он весь зал?.. это как же надо?..

Швеи, не став слушать продолжения, презрительно фыркнули и унеслись прочь. Костя, продолжая хихикать, коснулся было гитарных струн, но Шталь, наклонившись, успела подсунуть ладонь под его пальцы.

– Что - такой важный матч, что всех сотрудников на него отпустили?

– Так сотрудники и играют, - удивился Костя.
– Георгич хотел отменить в связи с обстоятельствами, но народ очень уж просил...
– Шофер вдруг вскочил, брякнув гитарой и страшно вытаращив глаза.
– Елки, чего ж я сижу, я ж запасным!.. Помню ж - забыл что-то?! Ты на машине?! Подбросишь?!

– Говорящий с машинами без машины?
– изумилась Эша. Костя неопределенно покрутил пальцами.

– Тут свои тонкости... Так подвезешь? На Павловский.

– В гараже сам будешь убирать, - сказала Эша, никогда не упускавшая случая извлечь какую-нибудь выгоду.

* * *

Кажется, в дверь стучали уже не в первый раз. Шталь, восседавшая на перевернутом ведре, которое было не против этого, рассеянно посмотрела на нее и вновь погрузилась в свои мысли и эмоции. Последние представляли собой жуткую смесь из злости, растерянности, паники, любопытства, удивления и крайней озадаченности. Хризолит под стискивающимися на нем пальцами всеми своими атомами призывал к немедленному успокоению и покиданию душного помещения, а также хотел, чтобы Эша немедленно оставила его в покое. Бонни деловито исследовала швабру, высоко вздергивая кончики пушистых лап.

– Я знаю, что ты там, - вкрадчиво сообщила дверь.
– Эша, нас зовут на совещание.

Шталь неохотно покинула ведерное сиденье, отперла замок, и внутрь ввалился Сева.

– Ты тут... ты чего в помещении без окон куришь?! Пожарная система...

– До свидания, - Эша развернула Севу и попыталась выставить в коридор, но он ловко проскочил у нее под рукой.
– Чего тебе надо? Ты же вечно весь в делах. Вот и иди к своим табуреткам!

– Ой!
– сказал в ответ Сева, увидевший Бонни.

– Не мешай мне обедать, - Эша вновь уселась на ведро и взялась за сигарету.

– Тебя кто-нибудь обидел?
– грозно спросил Сева, драматически расправляя хилую грудь под своим официальным костюмом. Эша не ответила, щурясь на голую стену.
– Что с тобой такое? Ты даже до середины матча не досидела. Мне казалось, тебе интересно.

– Тоже мне, интересное зрелище, потная толпа бегает за мячиком!
– огрызнулась Эша.
– Кто хоть выиграл?

– Первый и третий этаж, четыре-два, - Сева осторожно протянул руку к Бонни и тут же отдернул, когда птицеед занял оборонительную позу.
– Скажи ей, что я хороший.

Эша скорчила гримасу, которая могла означать что угодно по Севиному выбору, пинком ноги вытолкнула тележку в коридор, сгребла птицееда и вышла из подсобки. Сева заковылял следом, встревожено, по-старчески, ворча и охая, словно заботливый дядюшка, у которого неожиданно сошла с ума любимая племянница.