Последствия больших разговоров

Он набрал код на подъездной двери, потянул ее, и все трое шагнули в прохладное, гулкое нутро подъезда. Здесь было чисто, стены покрывала свежая голубенькая краска, кое-где были пристроены искусственные лианы, и, тем не менее, Эше на мгновение отчего-то стало не по себе, словно порыв холодного, сырого ветра хлестнул прямо по сердцу. Она оглянулась на своих спутников, но их физиономии хранили обыденное спокойствие. Ее пальцы подобрались к хризолиту и ощупали его. Тот был в недоумении. Эша приподняла брови. Хризолит был истериком, нытиком, занудой и ворчуном, но она еще никогда не ощущала, чтоб он был в недоумении.

Это похоже на предчувствие... но у меня не бывает предчувствий, никогда не бывает предчувствий.

Дверь им открыл пухлый лысеющий мужчина в невероятно красивом черном с серебром шелковом халате, совершенно к этому халату не шедший, и посмотрел на них очень удивленно.

– Вам чего?

– Рыжов Леонид Игнатьевич?
– вопросил Коля, выходя на первый план.

– Ну?

– Мы по поводу вашей люстры. Независимая комиссия из общества защиты прав потребителей.

– Что?
– мужчина стал еще удивленней.
– Люстры? Но она ведь... ей уже ведь... Я не понимаю. Я не обращался...

– Я обращалась!
– рядом с ним появилась гибкая брюнетка со злым лицом. Ее халат был разрисован орхидеями, а золотистые шлепанцы были оснащены каблуками такой длины, что Шталь, видевшая всякое, даже приоткрыла рот.

– Солнце, какого черта?!
– вопросил Рыжов.
– Этой люстре лет сто! Какая комиссия?!

– Эта люстра чуть не сожгла нам квартиру!
– огрызнулась брюнетка, и на ее лице появилась откровенная брезгливость.
– Ты сам мне показывал! Я помню, что сказали твои электрики! Если это неисправность, то она уникальна, а я считаю, что это неисправность!
– Дина одарила пришедших очень красивой искусственной улыбкой.
– Мой муж решил, что у нас в квартире завелись привидения.

Комиссия вежливо потупила взоры.

– Подобная неисправность - вина производителя! Мы могли погибнуть! Я подам в суд и на магазин, и на завод!

– Дина, тетя Валя купила эту люстру в восьмидесятых годах!

– Покажите ваши документы, - потребовала Дина, явно отличавшаяся большей практичностью, чем ее муж. "Нотариус" и Слава продемонстрировали какие-то бумаги. Шталь, которой ничего не дали, сменила позу, продемонстрировав свои голые ноги. Судя по лицу Леонида, для него такой документации было вполне достаточно, но Дина сварливо-подозрительно спросила:

– А ваши документы? Вы кто?

– Я инспектор, который будет вести ваше дело, - заявила Шталь.
– Мне документы не нужны, я тут главная, так что если вы меня не впустите, я уйду и заберу с собой своих подчиненных.

Коллеги отсемафорили ей страшными взглядами.

– Я представляю юридическую сторону, - поспешно сообщил "нотариус", - это, - он кивнул на Славу, - наш высококлассный технический специалист, а это, - Коля сурово посмотрел на Шталь, - инспектор.

– Почему ваш инспектор так странно одет?
– не успокаивалась Дина.

– Я одета в соответствии с моим вероисповеданием. В нашей организации не ущемляют религиозные права работников, - с достоинством ответила Эша.

– Да? И кто же вы по вероисповеданию?

– Друид.

– Заходите уже!
– с раздражением сказал Рыжов и почти насильно затолкал членов комиссии в квартиру, потом махнул рукой в сторону одной из комнат.
– Гостиная там. Солнце, с тобой я поговорю позже.

Он удалился, а Дина тотчас схватила с тумбочки пачку бумаг, вероятно, приготовленных специально к прибытию комиссии.

– Вот, пожалуйста, заключение об убытках, стоимость ковра, стоимость замены паркета, стоимость диванного покрывала, медицинское заключение об осмотре ожогов моего мужа, иск о компенсации за физические повреждения, иск о компенсации за моральные страдания...

– Подождите, - "нотариус" с профессиональной ловкостью увернулся от протянутых документов, - вначале мы все-таки осмотрим люстру.

В гостиной, просторной и светлой, густо и жутковато пахло гарью. Скатанный ковер лежал возле балконной двери, по покоробившемуся паркету расползлось огромное темное с рыжеватой окантовкой пятно. Провинившаяся люстра безмятежно поблескивала, забавляясь с солнечными лучами, пропуская их сквозь себя и удерживая немножко света каждой хрустальной пластиной, каждым навершием-лампочкой матовых свечей, каждой золоченой деталькой. Эша, с любопытством разглядывавшая люстру, подумала, что та похожа на огромный хрустальный торт в золотой оградке.

– Нам придется ее включать, - проинформировал брюнетку Слава.
– Вы даете свое согласие?

– Еще убытки?!
– ахнула брюнетка.
– А вы не можете ее снять и включить где-нибудь в другом месте?

– Извините, нет.

– Очень жаль!
– проскрежетала Дина и вышла, оставив комиссию наедине с люстрой. Эша тут же с увлечением предалась изучению богатого убранства гостиной, Слава расстегнул "молнию" своей увесистой сумки, оплетая люстру цепкими взглядами сыщика, а Коля прошел в центр комнаты, осторожно вступил на темное пятно и поднял голову к хрустальной проказнице.

– Господи, какая безвкусица!

– Поосторожней с высказываниями, - мрачно потребовал Слава.

– Так она не включена.

– Ты у нас первый день, что ли, работаешь?
– Слава почесал затылок.
– Нет, люстра точно не моя. Я никогда с ней не встречался.

Они синхронно взглянули на перстенек на шталевском пальце - камень по-прежнему хранил цвет слоновой кости, выразительно подчеркивая истинность сказанного.

– Я почти ничего не ощущаю, - пробормотал Слава и потер висок.

– Это нормально?
– спросила Шталь.

– Такое бывает, особенно если вещь совершенно новая, но этой люстре тридцать лет...

– Как будто ей стерли память?

– Нет, - Слава вздохнул.
– Сложно объяснить. Эша, когда ты слышишь какие-то вещи - ты ведь понимаешь, что именно ты слышишь?

– Пока что я не понимаю, что слышу от тебя.