Последствия больших разговоров

Ейщаров задумчиво посмотрел на нее.

– Они новые. Куплены в разных шайских магазинах с разницей в одну неделю.

– В разных? Это плохо.

– А ты думала, все будет так просто?
– ехидно сказала Орлова.
– Рояль из "Шевалье" тоже был новым. Все остальные вещи - старыми. Некоторые - очень старыми. Стиральная машинка стояла сломанная больше двух лет, так что ею даже не пользовались. Зеркало висит в ресторане три года. Вещи не вывозились из Шаи, их никому не одалживали, и хозяева подтвердили их подлинность, что исключает возможность подмены.

– В подмене и не было бы логики, - сказал Шофер.
– Отреагировали бы мы на сообщение о странной вещи, а после таких фокусов могли бы и перестать реагировать. Тут что-то другое... У меня вопрос, Олег Георгиевич, - это что же - вы с Игорем и Трофимычем вещи собой проверяли, что ли?!

– Кто Трофимыча пустит проверять вещи?
– фыркнул Байер.
– Он же из-за своего дыма даже не видит, куда идет!

– Но-но, мальчик, - прошелестел Спиритуалист из кучевых сигарных облаков. Некоторые из Говорящих подняли приглушенный ропот, а Костя детским голосом воскликнул:

– Это нечестно! Нас вы, значит, заперли, а сами там... Вы нас даже не спросили!

– Нам нужно было убедиться, - Ейщаров взглянул на него как-то сожалеюще.
– Не переживай, Костя. Очень скоро я вас спрошу.

Ковровед побледнел, отчего веснушки выступили на его лице яркой россыпью. Андрей, младший Факельщик, угрюмо уставился в пол, а все Футболисты встревожено переглянулись.

– Вещь может заразить человека, - пробормотала Шталь.
– А вещь может заразить вещь?

– Мы такого не встречали, - Марат нервно потер ладони.
– Олег, я бы хотел взглянуть на то зеркало. Хоть издалека...

– Все вещи уничтожены, - сурово сообщил "нотариус".

– Как так?! А исследования?!

– Все исследования закончились бы летальным исходом, - отрезал Ейщаров.
– Так что исследования будем проводить без вещей. Наш уважаемый Федор Трофимович осмотрел останки люстры и рояля, - он сделал жест в сторону Спиритуалиста, и тот задумчиво посмотрел на свою сигару.

– Я говорю с разбитыми вещами. Я говорю с мертвыми вещами. Иногда я могу выведать самые темные тайны у одного-единственного осколка, опилок или пыли...
– Федор Трофимович, осекшись, сердито уставился на облако дыма от своей сигары, сформировавшееся в пухлый сизый человеческий череп с раззявленными беззубыми челюстями, после чего обернулся и устремил суровый взгляд туда, где сидел дядя Вова.
– Владимир Анатольевич, прекратите, пожалуйста, ваши штучки!

– Извиняюсь, это все от нервов, - вздохнул дядя Вова, и все Библиотекари, сидевшие особняком на диванчике, синхронно укоризненно покачали головами. Дымный череп рассыпался на стайку упитанных дымных бабочек, лениво поплывших к окну.

– Так вот, - продолжил Федор Трофимович, - как я уже сказал, я говорю с мертвыми вещами. Я не умею говорить с живыми.

– В смысле?
– удивился старший Техник.
– Они не умерли?

– Они не вещи.

Все посмотрели на него озадаченно, и только Михаил эту озадаченность озвучил:

– Чего?!

– Точнее, не совсем вещи, - немедленно поправился Спиритуалист.
– Или уже не вещи. Я не уверен, какой лучше подобрать...

– Ты хоть что-нибудь подбери!
– грохнул старший Оружейник.
– Я видел нож. Я видел вещь! Не собачку, не медузу и не голую тетку!.. Я видел нож, который превратился в какую-то хрень!.. етить!..

– Миша, дети!
– прошипела старший Библиотекарь, кивая на Пашу и Таню, которые смотрели на Михаила, дружно приоткрыв рты.

– Да, детей я там тоже не видел!

– Можно сказать, что это - некий сплав вещи и живого существа, аналогов которым я подобрать не могу. Внешне это еще оставалось вещью, но вот появление Говорящих высвобождает нечто совершенно другое. Одно я могу сказать, - Спиритуалист поднял сигару, словно указательный палец.

– Я ощутил совершенно определенную эмоцию. Я ощутил ненависть. Очень специфическую, глубокую, мощную ненависть с удивительным множеством оттенков, в тот момент направленную лично на меня, и, соответственно, на любого Говорящего. Она настолько странная, что я даже не уверен в ее человеческом происхождении. Я никогда не ощущал ничего подобного, кроме одного случая, когда осматривал пару разбитых вещей из квартиры Глеба Алексеевича, - Глеб немедленно принял сурово-озадаченное выражение лица, - после нападения Лжеца на нашу замечательную девочку, - Федор Трофимович подмигнул Шталь.
– Та ненависть была, конечно, не такой мощной и вполне человеческой, но в целом, - он развел руками.

Все повернулись и внимательно осмотрели засмущавшуюся Эшу.

– То есть, можно сказать, что к изменениям этих вещей причастен Лжец?
– спросила Нина Владимировна.

– Картины, написанные художником в разное время его творчества или даже в соавторстве, все равно выдадут его руку, - задумчиво ответил Федор Трофимович.
– Да, я думаю, это Лжец.

– Значит, все-таки, пролез, гад!
– Михаил вскочил.
– Но как?! Ведь мы же...Даже в тот день, когда была перестрелка, мы... Да никто не смог бы?! Как же периметр?!
– он устремил огненный взгляд вначале на старшего Садовника, которая немедленно захлюпала носом, потом на младшего, который, вызывающе дернув головой, продемонстрировал Михаилу неприличный жест, деликатно прикрыв его ладонью от сидящих рядом младших Швей.

– Сядь и не ори, - спокойно сказал Ейщаров, и старший Оружейник возмущенно рухнул обратно на диван, отчего Шталь слегка подбросило.
– Вряд ли Лжец пролез в город. Более вероятно...

– Человек заражает вещь, которая может заразить человека, - внезапно перебила его Эша, не обращая внимания на раздраженный жест Орловой.
– Такова ваша схема происхождения второго поколения! Федор Трофимович, вы сказали, что не уверены в человеческом происхождении ненависти всех этих вещей к нам?

– Именно, милочка, - подтвердил Спиритуалист, посасывая свою сигару.

– В таком случае, возможно Лжецу удалось воплотить другую схему - человек заражает вещь, а вещь заражает другие вещи. И тогда вы были правы в своих подозрениях, Олег Георгиевич! В тот день в Шаю пролез не человек - пролезли какие-то вещи Лжеца! Вернее, кто-то пронес их во время перестрелки, которая, скорее всего была устроена для подстраховки - на тот случай, если кто-нибудь на посту эти вещи почувствует. Но их не почувствовали, как и сегодняшние вещи. Они другие, и вы с таким никогда еще не сталкивались. Вот!
– Шталь забросила ногу за ногу и шумно выдохнула. Олег Георгиевич, приподняв брови, взглянул на Спиритуалиста, который авторитетно произнес:

– Теория, озвученная сей эксцентричной барышней, вполне имеет право на существование. Я склонен с ней согласиться, поскольку других теорий у меня пока нет. Вещи или вещь. И, вероятней всего, те, кто внесли или ввезли эту пакость в наш город, даже не знали, что это такое. Лучший посредник - это тот, кто не знает о том, что он посредник.

– Так если это...
– Костя закашлялся.
– Если это так - нам ведь скоро места в городе не останется! Никуда нельзя будет выйти! А потом - и наши собственные вещи?!.. Так вот, что он обещал Местным?! Либо нас здесь ухайдакают, либо мы рванем из города, а нас там уже ждут с оркестром!