Послы
Шрифт:
Мисс Гостри слушала, не пропуская ни слова.
— Джим?
— Джим. Джим подогревает ситуацию. Он создан, чтобы подогревать. К тому же существует миссис Уэймарш! Завершающий штрих. Дополнительный оттенок. Правда, Уэймарш фактически в разводе.
— Зато она, увы, нет — еще один дополнительный оттенок. — В этой реплике была вся мисс Гостри. Но при всем том: — А онвлюблен?
Стрезер остановил на ней долгий взгляд, потом обвел глазами комнату, потом подошел поближе:
— Вы никому на свете не скажете? До конца жизни?
— Никогда.
Какая
— Ну так вот. Он полагает, что Сара по уши в него влюблена. Но не боится, — быстро добавил Стрезер.
— Что она потеряет голову?
— Нет, что влюбится сам. Ему вся эта ситуация доставляет огромное удовольствие. Он уверен: Сара с собой справится. Ну а он своей отзывчивостью ей в этом помогает — переправляет ее через бурный поток.
Марии подобные отношения представились в комическом свете.
— Шампанского? Хороша отзывчивость! Ужинать с нею нос к носу в час, когда весь Париж предается светским развлечениям. И где? В великом храме — если верить слухам — низких наслаждений.
— Именно. Это как раз им обоим по душе, — отвечал Стрезер. — К тому же в высшей степени невинно. Место — самое парижское, час — когда лихорадит кровь, стол — на сотню франков, уставленный яствами и винами, к которым они едва прикоснутся, — вот романтическое приключение во вкусе нашего друга. Дорогие отношения — дорогие в смысле франков и сантимов, которых у него в избытке. Ну а потом цирк — забава подешевле, но уж он найдет способ превратить ее в дорогую, насколько только можно, — такова егодань идеалу. Он проведет Сару через тернии. И беседовать они будут не менее чинно и благородно, чем мы с вами.
— Ну, мы с вами, благодарение небу, достаточно чинны и благородны, — засмеялась она, — чтобы испортить им всю музыку. Ваш Уэймарш просто старая кокетка. — И в следующее мгновение перешла к другому сюжету. — А вот чего вы, надо думать, не знаете, так это, что Жанна де Вионе стала невестой. Она выходит замуж — все уже окончательно оговорено — за молодого де Монброна.
Он покраснел:
— Стало быть — раз вы знаете — это уже не секрет?
— О, я часто знаю многое, что для других ещесекрет. Разве не так? Впрочем, — сказала она, — завтра это ни для кого уже не будет тайной. Но, кажется, я ошиблась, полагая, что вам об этом неизвестно. Меня предвосхитили, и от моей новости вы вовсе, как я того ожидала, не подпрыгнули до потолка.
От такой проницательности у него перехватило дыхание.
— Вы никогда не ошибаетесь! Подпрыгнул, да еще как, когда услышал об этом впервые.
— Но если вы знаете, почему же сразу не сказали, как только пришли?
— Потому что, сообщив мне это, она просила ничего не разглашать.
— Кто? Сама мадам де Вионе? — не удержалась мисс Гостри.
— И говорила как о чем-то возможном — еще не окончательном — добром деле, которое устраивает Чэд. Поэтому я и молчал.
— Теперь вам уже нет нужды молчать, — отвечала она. — До меня вчера это дошло — окольным путем и случайно — от некоего господина, которому — как о деле вполне решенном — сообщил кто-то из родственников молодого человека. Я придерживала эту новость для вас.
— Полагая,
что Чэд мог и не сказать мне?Она замялась:
— Если он не сказал…
— Не сказал. Хотя, по всей очевидности, их помолвка состряпана им. Вот так. Так вот обстоят дела.
— Вот так обстоят дела, — кротким эхом отозвалась она.
— Потому-то я и подпрыгнул. Потому подпрыгнул, — продолжал он, поясняя, — что это — то есть новое положение дочери — не оставляет места сомнению: он и мать, другого не дано.
— Все же… это упрощает.
— О да! Упрощает, — согласился он. — И отмечает новую ступень в его отношениях. Это его ответ на действия миссис Ньюсем. И стало быть, так вот, как вы любите говорить, обстоят дела.
— Вы хотите сказать — хуже некуда.
— Хуже некуда.
— И Чэд хочет, чтобы об этом худшем знала Сара?
— Что ему Сара?
У мисс Гостри взметнулись брови.
— Вы имеете в виду, она уже высказалась?
Стрезер вновь зашагал по комнате; он и прежде — до нынешнего разговора — снова и снова перебирал в мыслях подробности, стараясь додумать все до конца, но с каждым разом этот путь только удлинялся.
— Он хотел, чтобы она, его милый друг, убедилась: все прекрасно. То есть убедилась в мере его привязанности. Ей требовалось подтверждение, и он придумал такое. Вот и все.
— Уступка ревности?
Стрезер остановился на полушаге.
— Да, назовем это так. Темной страстью. От этого моя проблема лишь углубится.
— Разумеется, темной страстью. И я полностью с вами согласна: проблемы мелкие нам ни к чему. Но давайте кое-что проясним. Мог ли он в разгар подобных треволнений, или сразу вслед за ними, питать серьезные чувства к Жанне? Я имею в виду чувства, которые питает к девушке свободный молодой человек.
С этим Стрезер справился.
— Думается, ему приходило на мысль, что было бы весьма недурно, если бы он мог. Много лучше.
— Лучше, чем быть связанным с Мари?
— Да… чем чувство неловкости, порождаемое привязанностью к женщине, на которой нет малейшей надежды — разве только ценою крушения — жениться. И винить его тут нельзя, — заявил Стрезер. — Да, несомненно, так было бы лучше. Даже когда все хорошо, по большей части всегда находится что-то возможно лучшее или то, что, нам кажется, могло бы быть лучше. Но для него это все равно было бы нереальным. Он не мог увлечься Жанной. Он связан с Мари. У них слишком необыкновенные отношения, и они зашли уже слишком далеко. В этом и причина, а его успешное содействие устройству Жанны лишь подтверждает мадам де Вионе, решительно и окончательно, что он перестал колебаться. Впрочем, — добавил он, — не сомневаюсь, что Сара даже не успела на него насесть.
Его собеседница призадумалась:
— И у него не возникает желания — ради собственного удовлетворения — объяснить ей мотивы своего поведения.
— Разумеется, нет. Он предоставит это мне. Он все предоставит мне. Я, что называется, предчувствую, — нехотя продолжал он, — что вся эта история падет на мои плечи. Да-да, во всех ее переплетениях и подробностях. Из меня выжмут все. — Стрезер мысленно обозрел, что ему предстоит. Затем подвел итог: — До последней капли крови!