Посмотри в глаза чудовищ. Гиперборейская чума

— Это ничего: — Николай Степанович подошел к окну, посмотрел на улицу: было светло от фонарей и свежевыпавшего снега. Киоск на углу призывно мерцал елочной гирляндой. — А тебя пошли — опять пацаны поколотят и бутылки отберут.

— Вином должен обеспечивать хозяин, — обиженно сказал Гаврилов.

— Так мы и обеспечиваем…

— Николай Степанович, — Светлана подошла и встала рядом. Духи у нее были необыкновенные. — Можно я вашу ладошку погляжу?

— Нет.

— Вам неинтересно?

— Как сказать.: Мне-то, может быть, и интересно — да боюсь, тебе скучно станет.

— Вы меня интригуете.

— Эх, — вздохнул Николай Степанович, — не привык я отказывать женщинам: Но — чтобы без обмороков и криков. И — главное — никому. Идет?

— Идет…— чуть растерянно сказала цыганка.

Через пять минут, отпустив его руку, она произнесла тихо:

— Да уж, о таком и захочешь, да не расскажешь…

— И что меня ждет?

Она помолчала.

— Война, Николай Степанович…

Громко ударил дверной звонок. Гаврилов шагнул было к двери, но Николай Степанович отстранил его: сам.

За дверью стояли Коминт с бутылками и очень задумчивый Гусар.

— Итальянская мутотень, — с отвращением сказал артист Донателло. — И больше ничего. И как вы живете?..

— Озверели вы там, в вашей Москве, — сказала Аннушка, принимая покупку.

— Ну нельзя же это пить! — воскликнул Коминт. — Но пьем…— добавил он с сожалением. — А что делать?

Делать в такой ситуации и вправду было нечего.

— Чего вы такие смурные пришли? — спросил Илья.

— Да вот даже и не знаю, — Коминт повесил куртку, пригладил волосы. — Вроде бы все нормально. Только вот ряженые какие-то непонятные по двору шляются…

— Какие могут быть ряженые? Праздники вроде бы позавчера кончились.

— Так вот и я о том же… И вообще, ну, не знаю даже, как сказать…

— Да скажи хоть как-нибудь, — потребовал Николай Степанович.

— Ну, вот представь себе: выходишь ты на арену — и под прожектором оказываешься. И сейчас: вышел, никакого прожектора, понятно, нет — а все точно так же. И эти, чтоб им пропасть, клоуны…

— Что они хоть делали-то?

— Да — ничего. Стояли, водку пили. В общем, что-то нечисто. Копчиком чую.

Копчик битый у меня…

— Ладно, ребята. Бдительности не ослабляем, хоть и туман. Рядовым — песни петь и веселиться, — скомандовал Николай Степанович.

И тут на кухне закричали…

В одну секунду все влетели туда, сметая табуретки. Аннушка на четвереньках стояла на столе, непостижимым образом уместившись среди гор посуды. Гусар молча давил кого-то в углу.

— Крыыыыы…— выдохнула Аннушка, подбородком указывая в ту сторону.

Гусар сделал шаг назад и коротким движением головы швырнул под ноги соратникам большую черную крысу. Та задрожала и вытянулась.

Николай Степанович принял Аннушку со стола, осторожно поставил на пол.

Рыжая и Светлана тут же увели ее в комнату — прореветься.

— А ты говорил — крыс не водится, — сказал доктор Степке.

— Проляпс, — развел руками Степка.

— Враги подбросили, — сказал Коминт.

Он присел над трупиком. Потом встал, посмотрел на всех.

— А ведь и правда — враги. Глянь-ка, Степаныч…

Крыса была размером с небольшую кошку, хвост имела короткий, зато — огромные резцы, торчащие изо рта, как клыки вампира, и — аккуратные розовые ручки вместо передних лап:

— Мутант, — с испугом сказал доктор. — Довыеживались…

— Илья, — сказал Николай Степанович. — На два слова…

И, отведя его чуть в сторону, спросил:

— По Аргентине не скучаешь?

Когда я был влюблен.... (Атлантика, 1930, Вальпургиева ночь)

Я лежал и домучивал аграновский доклад. Тяжелым же слогом изъяснялся Яков Саулович… Да, господа гэпэушники знали много, очень много, непозволительно много. Но, на наше счастье, из ясных и очевидных фактов соорудили для себя совершенно кадаврическую картину мироздания. Они станут ею пользоваться в своих деяниях, и поначалу, как это водится, у них все будет получаться; потом пойдут сбои, потом — наступит крах… Но до полного краха никто из них, нынешних, уже не доживет. …Мы должны, товарищи, с особым тщанием и бдительностью оберегать товарища Сталина не столько потому, что он наследник и продолжатель дела нашего великого вождя Ленина — мы знаем, что у товарища Ленина было немало достойных наследников и продолжателей, — сколько потому, что именно в нем, в Иосифе Виссарионовиче, воплощена на сегодняшний день, не побоюсь этого слова, мировая душа. Это не та душа, о которой толкуют нам мракобесы. Нет, товарищи это истинная душа! Подлинная душа мирового пролетариата! Наш товарищ Сталин — есть Майтрейя Будды, истинное его воплощение на земле.

Всемирно-историческая миссия народов бывшей Российской империи — служить претворению Будды. Но прежде всего — это наша с вами миссия, товарищи Рабоче-Крестьянская инспекция! (Голос из зала: «Опять с боженькой заигрываете! Хватит с нас Луначарского с Богдановым!» — «Будда выше всех и всяческих богов, товарищи. Буддизм есть материализм и эмпириокритицизм в высшей своей стадии!»)

А теперь, товарищи, я скажу вам то, что вы обязаны будете забыть немедленно за порогом этого зала. Настоящим отцом товарища Сталина является не сапожник Бесо Джугашвили, а великий русский путешественник и первооткрыватель Азии Николай Михайлович Пржевальский. Достаточно нам взглянуть на портреты этих великих деятелей, чтобы все вопросы отпали сами собой. (Тот же голос из зала: «А пойдет ли это на пользу пролетариату?» — «Я скажу тяжелую вещь, товарищи. Не все то, чем владеет пролетариат, идет ему на пользу. Именно поэтому ему и необходимы вожди. Явные и тайные. Вы, например. Без вождей уже давно бы все рухнуло в угаре нэпа, в бездумности и максимализме военного коммунизма.»)

Как известно, товарищ Пржевальский открыл и учредил центр Азии. В этом центре он обнаружил тщательно законспирированную группу тувинских шаманов.

Напрасно английская разведка по наущению всяческих Ллойд-Джорджей и Чемберленов ищет в Гималаях пресловутую Шамбалу. Шамбала вот уже восемь лет находится под нашей непосредственной опекой. И недалек тот день, когда мы присоединим ее к СССР на правах республики! (Аплодисменты) Освободив этот оплот шаманизма, товарищ Пржевальский потребовал, чтобы следующее воплощение Будды состоялось в России. Мало того, он настоял, чтобы этим воплощением стал его будущий ребенок. Для производства на свет этого ребенка была использована по возвращении из экспедиции служанка товарища Пржевальского Кетеван Джугашвили…

Я словно бы услышал за спиной яростный итальянский шепот: «Басссстардо!..»

Яков Саулович добросовестно заблуждался — равно как и Николай Михайлович.

Во-первых, оба высокомерно не различали шаманизм и ламаизм; во-вторых, тувинские шаманы были настолько крепко обижены первооткрывателем Азии, что их молитвами во младенце воплотился отнюдь не Будда, но владыка Царства мертвых Эрлик. И, наконец, Шамбала находилась никак не в Туве, а на своем обычном месте, в чем Якову Сауловичу, вполне вероятно, и предстоит убедиться в ближайшем будущем…