Посмотри в глаза чудовищ. Гиперборейская чума

— Пристали они к цыганам, как клещ к собаке. Сосут кровь, сосут, не насосались еще. Через них нет нам никакой жизни… Ай, да что я жалуюсь, ты же дельного чего ждешь:

— Да. Если знаешь.

— Буду говорить, а ты на ус мотай. А отчего и почему, поймешь, может, и сам. Вот почему зеркала в доме с покойником завешивают? Потому что кто-то из них обязательно наведается в такой дом. Горе наше им очень полезно. А зеркал они не любят. Ой, не любят… Он, если в зеркало глянет, сам себя заворожить может…

— Так. Еще что?

— Живут они очень долго. Очень долго. Тот, который меня: он еще то время помнит, когда у цыган цари были.

— Понял. Завораживать они могут, порчу насылать могут: что еще?

— Из медных колец золотые делать.

— Не хитрая наука.

— Знают они, когда о них думают. И кто думает. И как.

— Они и узнали, что я о них подумал?

— Конечно.

— А детишки им на что нужны были?

— Не знаю. Только извечная это дань цыганская…

— Ладно. Что им от людей нужно?

— Непонятно мне это было, милый. Вот что всякому начальству от людей нужно? Чтобы слушались да помалкивали. Так и эти…

— Значит, в начальство рвутся?

— Не то, чтобы прямо в начальство. Они всё за спинами маячат. Одного по телевизору даже видела в программе «Время».

— А распознать их можно?

— Трудно их распознать человеку. Гриб есть, его высушишь и покуришь — видеть их начинаешь. Правда, соображение теряешь при этом, не понимаешь ничего.

— Нет, это не годится. От водки, скажем, многие и чертей видят.

— Котята новорожденные, слепые, их чуют. Орать начинают.

— Поди разбери, от чего котенок орет… А собаки?

— Собак они обманывают. Но есть зверек, который змей давит, вот тот — да, тот хитрый глаз имеет…

— Зверек, который давит змей…— Николай Степанович задумался.

— Еще так смешно чирикает, ровно как птица клест…

— Мангуста?

— Мангас-та. Так правильно. Сами-то они мангасами называются.

— Мангасы, значит… Запомню.

— А людей, которых себе служить заставляют, барканами зовут. Тоже запомни.

— Запомню.

— Верховный мангас в воде живет. В море. Его имя Лу.

— Они что, не только на людей похожи?

— Они разные. Есть как люди, есть как крокодилы, только побольше.

— Понятно, — сказал Николай Степанович. — Ты мне скажи вот что: лекарство это бурое, которое я тебе сейчас дам — оно откуда приходит?

— Мангасы делают.

— Точно?

— Да уж куда точнее.

— Плохо дело, — сказал Николай Степанович. — По кругу ходим. И как бы в этот круг прорваться: Давай уж, старая, раз так масть легла — приманивай своего.

— Приманить не смогу, нет у него ко мне больше интереса, а как найти, расскажу.

Зовется он в миру Сулейменовым Насруллой Абдухакимовичем, и когда прибывает, останавливается в крайкомовской гостинице, там ему всегда люкс приготовлен. Имя хоть и не русское, но не узбек он и не татарин. Седой, представительный. Лоб широкий, а над переносицей небольшая вмятинка. И вот здесь, под подбородком, кожа складчатая болтается. Манерой начальник, и люди с ним высокие об ручку ходят. Вот он-то змей главный и есть.

— Змей? — переспросил Николай Степанович. — Змей, воистину змей…

Когда-то крайкомовская, гостиница «Октябрьская» переживала нынче не лучшие времена. Нынешние высокие гости предпочитали останавливаться в загородной резиденции губернатора, а «новые русские» облюбовали для себя гостиницу поновее. Так что красные ковровые дорожки облысели, мебель порассохлась и попродавливалась, телевизоры не включались или не выключались, и даже форточки не открывались или не закрывались. Персонал, впрочем, держался старый, вышколенный, холуеватый.

Портрет Непогребенного, набранный разноцветным шпоном и висевший напротив стойки администратора, никто не трогал…

Вовчик и Тигран жили в двухместке наискосок от закрытого люкса. Время от времени кто-то из них выходил в город на связь. Связь осуществлялась через пиццерию.

— Командир, — нервно говорил Тигран, наклоняясь вперед — грудью на столик. — Сколько нам еще ждать? Неприлично же — два мужика в одном номере! Вторую неделю! Горничные хихикают. Особенно как зеркала туда притащили.

— А что же вы горняшек-то не… э-э… не разубедите?

— Так ведь приказа не было, — растерялся Тигран. — А то бы мигом. Зато я вчера Машу Распутину живьем увидел, только она носом закрутила и жить здесь отказалась…

— Ладно, перебьетесь без Маши, — сказал Николай Степанович. — Вы бы книжки читали, что ли.

— Понял, — сказал Тигран. — Какие?

— Библию.

— Понял, — повторил Тигран. — Разрешите идти?

— Идите…

Из Тиграна мог со временем получиться хороший агент, а вот Вовчика интересовали по жизни две вещи: деньги — и чтобы хохлы в Крыму не наглели.

Почему-то в обоих случаях он делал ставку на Николая Степановича…

Вечером, часов в семь, раздался телефонный звонок. Голос Тиграна потребовал Ларису Ивановну. Но без подруг.

— Сожалею, милостивый государь, но по нашему номеру госпожа Лариса Ивановна не значится…

Николай Степанович положил трубку, кивнул Гусару, осмотрелся, как будто мог что-то забыть…

Но уже нельзя было ни остановиться, ни свернуть. Ревели загодя прогретые моторы танков и самолетов, командиры распечатывали осургученные конверты…

Должно быть, поэтому и капризная «Нива» завелась мгновенно.

Оставив машину во дворе напротив гостиницы, они направились в точку рандеву: кафе с многозначным названием «Стрелка». Вовчик сидел у стойки и что-то пил — явно безалкогольное, но для виду морщился.

— Хорошо вышли? — спросил Николай Степанович.

— Хорошо, — сказал Вовчик и бросил на стойку деньги. — Тигр даже кадку какую-то своротил с растением. Я гостиницу клоповником обозвал… В общем, приметили нас, как вы велели.