Поступь империи: Поступь империи. Право выбора. Мы поднимем выше стяги!

– Вот она, ваша светлость! – махнул рукой в сторону боярин Долгомиров, указывая на приземистое, раскрашенное в лазурные цвета здание с еле-еле крутящимся от легкого ветерка флюгером в форме корабля.

– Наконец-то, а то, признаться, я уж думал, что граф перепутал название заведения.

Двери постоялого двора, несмотря на раннее утро, были слегка приоткрыты. Из красной кирпичной трубы шел белесый дымок, в воздухе едва уловимо пахло пряностями.

– Ну, что встали? Давайте шевелитесь! – прикрикнул на нерасторопных слуг Никифор.

После чего первым прошмыгнул в «Пристань» – проследить за тем, какое место предложат и что подадут его господину, мне то есть.

Да, мой камердинер по всем параметрам незаменим в своем деле, мне повезло, что он у меня такой. А сначала-то я и не думал, что такая, казалось бы, невзрачная работа может оказаться столь нужной. Ох не зря государь в недалеком будущем выпустит Табель о рангах. Надо, кстати говоря, как-нибудь подтолкнуть царя к сему действию побыстрее, главное, самому не забыть, что говорить отцу.

– Никифор!

– Да, господин? – тут же появился из дверей обеспокоенный камердинер.

– Пусть приготовят письменные принадлежности, – попросил я его. – Пока нам будут готовить еду, я поработаю немного.

– Сию минуту, господин.

Бояре с некоторой озабоченностью глядят на меня, ведь я уже давно не тот, что был два с половиной года назад, и многие до сих пор этого не поймут, привыкнув видеть во мне только слабого, послушного воле отца наследника, богомольного и постоянно боящегося. Да, именно так, но все меняется, и даже такой «неженка и слабак», как царевич, может кардинально измениться. Жаль только, простора маловато, хотя и несоизмеримо больше, чем ранее. Впрочем, все еще впереди. Главное пока – набросать основные мысли, иначе забуду все. Пора блокнот заводить и ходить с пучком перьев вкупе с чернильницей-непроливашкой.

«Да, вытравливаю я в себе дух путешествий, определенно вытравливаю, и никуда от этого не деться, как ни старайся! Разве что пустить дела на самотек, но совесть не позволит, себя-то я знаю», – с некой грустью подумал я.

– Ваша светлость, смотрите! – с озабоченностью указывает Борис в сторону улочки, как раз туда, где мы были пару минут назад.

В указанном боярином месте разворачивалась печальная картина. Пара десятков людей, облаченных в черные плащи и скрывающих лица за полумасками, долбили в массивную дверь одного из двухэтажных домов ручным тараном, которым военные вышибают двери особо прочных комнат – кладовых или оружейных. Сверху из окон на них посыпались горшки с цветами, и тут же за ними мелькнула ручная граната, как в замедленной съемке падающая на голову одного из нападающих. Фитиль гранаты медленно догорал, белый дымок, исходящий от шнурка, неровной спиралью ввинчивался в воздух, оставляя после себя маленькое блеклое облако.

Увидев, какой сюрприз упал на одного из их товарищей, нападающие рассыпались в стороны, оставив лежащего без сознания соратника рядом с бомбой в надежде укрыться от столь опасного снаряда. Но куда можно спрятаться от осколков разорвавшейся бомбы на ровной улочке, причем не такой уж и широкой, как, наверное, хотелось бы нападающим?

Мостовая чуть дрогнула, в небо полетели комья земли, смешанные с мелкими камнями, выбитыми из булыжников улицы взрывом гранаты. Тяжелое эхо пролетело по улочке, алый фонтан окрасил косяк двери, брызнув чуть ли не до окон второго этажа. Большая часть разорвавшихся чугунных осколков гранаты впилась в тело оставленного возле порога дома нападающего, не по своей воле спасшего соратников от опасных зазубренных частиц бомбы.

Сразу же после взрыва нападающие вновь метнулись к двери, подхватив валяющийся в паре метров таран, и вновь начали самозабвенно ломиться в дверь. Из окна тут же высунулось дуло мушкета, выплюнувшее свинцовый шарик в одного из штурмующих людей. Крик, готовый сорваться с губ неизвестного, захлебнулся в потоке крови, плеснувшей из простреленной шеи. Атака на мгновение замерла, но затем продолжилась с новой яростью. Треск двери – и первая пара атакующих врывается в дом…

Не теряя времени на пустые размышления и созерцание нападения на дом, Олег Фошин спешно отодвинул мою персону как можно дальше с возможной линии атаки, собираясь немедленно препроводить в «Королевскую пристань». Но не тут-то было. Получив четкий приказ, лейтенант бессильно выругался и приказал своим подчиненным готовить оружие к бою, предварительно убрав за наши спины сундучки с деньгами и драгоценностями.

Трое гвардейцев вышли чуть вперед, остальные, взведя курки, приготовили к стрельбе пистоли, распределив между собой сектора стрельбы, и замерли в ожидании.

Между тем нападение на дом с успехом продолжалось, шум стрельбы и звон скрещивающихся клинков были слышны даже здесь, и было не вполне понятно, почему до сих пор не видно патруля. Ведь взрыв бомбы чуть ли не в центре города должен был по-любому привлечь к себе внимание, а тут вон как – полное пренебрежение своими обязанностями. Хотя если стражей подкупили или убили, то становится понятно их бездействие.

Из окна посыпались осколки стекла, вслед за ними вылетел какой-то табурет, упав на голову одного из нападающих, дежуривших около входа в дом. Так получилось, что сей неказистый снаряд оказался действенным орудием убийства: угол мебельной конструкции попал аккурат в висок неудачливого человека в маске. Почти сразу же в окне появился одетый в белую рубаху немолодой загорелый испанец с окровавленной шпагой в руке.

Вот только спрыгнуть он не успел. Это только в фильмах или книгах герой умудряется совершить десяток действий, прежде чем благополучно накрутит хвост своим преследователям и будет таков. Здесь же, наблюдая за замершим на подоконнике человеком, я не понимал, почему он не прыгает на улицу, ведь там никого нет: единственный дежуривший нападающий лежит в луже собственной крови…

Но все встало на свои места, как только я увидел, что рубаха мужчины окрасилась бордовым цветом прямо на уровне сердца. Темное пятно быстро разливалось по груди, держащийся за косяк окна качался на негнущихся ногах, из последних сил стараясь не упасть на мостовую, но, видимо, у нападавших были другие планы, и давать мужчине даже такой призрачный шанс на спасение они не собирались. Пара остро оточенных жал пронзили плоть обороняющегося, лишая того последних сил, его ноги подогнулись, ослабевшие пальцы безвольно выпустили шпагу, а следом за ней вниз полетел и сам смертельно раненный мужчина.

– Черт-те что здесь творится! – потрясенно говорю сам себе, глядя на исчезающих в темном зеве проулка людей.

Через пару минут в конце улицы загромыхали десятки кованых сапог стражей порядка, почти сразу же оцепивших неширокую улочку от праздных зевак. Пара облаченных в кирасы испанских солдат тут же нырнули внутрь дома, еще двое кинулись к ближайшему дому, барабаня в дверь так, будто именно там засели нападавшие.

К нашей замершей компании почти сразу же подошел один из стражников. Спрашивая что-то по-испански, он слегка мотнул головой в сторону мертвого мужчины, раскинувшего руки на раскуроченной взрывом мостовой.

– Уважаемый сеньор, увы, но я не знаю испанского, – с сожалением говорю, по-видимому, командиру прибывших стражников, переходя на французский язык.

– Извините, я должен был сразу догадаться, – ответил на французском испанец. – Сержант Луис-Мигель Риккардо-Лопез. Вы видели, кто напал на этот дом, сеньор?

– Конечно, буквально пять минут назад к нему подошли два десятка неизвестных людей в черных плащах и масках, они-то и напали на дом, – сразу же отвечаю сержанту.

– Быть может, вы, сеньор, скажете тогда, отчего камни улицы разбиты, да еще к тому же выкорчеваны, – озабоченно спрашивает Луис-Мигель.