Поступь империи: Поступь империи. Право выбора. Мы поднимем выше стяги!

– Почему же? Есть здесь секрет – секрет ведения дел послом. Ведь именно из таких мелочей и складывается вся ваша работа. Или я неправ? – мягко возражаю дипломату.

– Правы, ваше высочество, еще как правы.

– Оставим, пожалуй, обсуждения оных действий, господин посол, давайте лучше вы продолжите свой рассказ, – немного грубовато прервал я старика.

– Как вам будет угодно, – кивнул посол. – Тем более что я каждый год составлял для Посольского приказа статейные записки. А они, насколько я помню, на пятистах листах не всегда умещались, так что, если вы захотите больше узнать об этом, просто дайте знать нужному приказу, и вам их доставят. Что-то я опять отвлекся.

– Ничего-ничего, Петр Андреевич. Я вас слушаю с превеликим вниманием.

За окном каюты солнце перевалило за полдень. «Время-то как быстро летит».

– Мое посольство нельзя назвать прогулкой. Хотя бы уже потому, что в первый год моего пребывания в Османской империи я имел возможность наблюдать за большими внутренними потрясениями этой страны, которые закономерно завершились янычарским бунтом, после которого и был свергнут с престола Мустафа Второй.

– А не могли бы вы сказать мне, почему произошел этот бунт? Не на ровном же месте они взбунтовались, – поинтересовался я.

– Да, не на ровном месте, как вы выразились. Дело даже не в том, что у султана не было никаких способностей к управлению страной, а в том, что он даже не желал заниматься государственными делами, позволив одному своему приближенному – шейх-уль-исламу Фейзуллах-эфенди, захватить в свои руки всю власть. Он, пользуясь своим влиянием на Мустафу, посадил на все важные государственные и духовные должности своих сыновей и родственников. При этом Фейзуллах отправлял любого нелояльного ему человека в глухие уголки Антиохии, – пояснил мне посол.

– А откуда, позвольте поинтересоваться, у вас такие сведения? – изумился я услышанному.

– Ну, я не просто так ем свой хлеб, ваше высочество. Так что сведения обо всех малозначащих людях я собирал, не жалея денег, да и государь наш велел хорошенько разузнать про устройство Османской империи.

– Понятно, продолжайте, прошу вас, – попросил я Толстого.

– Можно с уверенностью сказать, что в бунте участвовали не только янычары, но и горожане, ведь, насколько мне известно, всего восставших выступило чуть ли не сто тысяч человек. И самое удивительное, одним из основных требований бунтующих было возвращение султанского двора в Стамбул из Эдирне. Так что, как видите, ваше высочество, у османов сильны торговоремесленные круги, ведь именно для них перенос столицы в другой город стал большим ударом, многие из тимариотов в первые годы разорились.

– Мне кажется, что в любой стране купцы с ремесленниками имеют сильные позиции, дорогой Петр Андреевич. Другое дело, что в остальных странах с влиянием этих сословий справляются в более-менее пристойной форме, – не согласился я с послом.

– Тут вы, конечно же, правы, ваше высочество, но я все же продолжу, – отговорился посол. – Однако само восстание послужило новым толчком к «кровопусканию» как чиновников, так и военных людей. Новый султан Ахмед Третий, который и сейчас правит Османской империей, за то время, что я был в Стамбуле, казнил чуть ли не свыше двадцати пяти тысяч человек, в число которых вошли все мало-мальски значимые фигуры восставших. И я могу вполне обоснованно полагать, что на данный момент у османов нет ни одного высокого сановника, которого можно было бы назвать не то чтобы хорошим, но вообще пригодным для его места.

– То есть вы полагаете, что Османская империя сейчас уязвима как никогда? – напрямую спросил я Петра Андреевича.

– Нельзя недооценивать противника, особенно такого, ваше высочество, но я все же более склонен дать положительный ответ на ваш вопрос, нежели отрицательный, – витиевато ответил посол.

– Что ж, с этим все ясно, прошу вас, продолжайте, – попросил я дипломата.

«Ага, как же, уязвима! А какого хрена тогда Прутский поход так плачевно закончился?» – подумал я про себя. Все же превосходство османов было многократное, так что и поражение можно назвать закономерным. Все же зря царь повелся на обещания братьев-славян. Да, жаль. Правда, пока-то этого еще не случилось, так что не будем отчаиваться. Все битвы впереди и, надеюсь, не такие, как под Нарвой.

– В сентябре того же года двор султана переселился обратно в Стамбул, а вместе с ним переселили и всех послов. Закончившаяся смута позволила мне более подробно изучить османов изнутри. И вот к какому выводу я пришел после нескольких лет изучения государственных и духовных лиц империи. Если раньше, еще каких-то пару десятков лет назад, муфтии исполняли лишь роль духовных наставников народа, то сейчас они уже могут соперничать властью с визирями. Именно щедрые пожалования султанов самим высшим духовным лицам и их учреждениям способствовали усилению муфтий, делая их одними из крупнейших землевладельцев в Османской империи. «Многие вотчины в турецком государстве, с доходами их, отписаны на мечети и монастыри. Те доходы суть бесчисленны, понеже во едино время султан по своему изволению то отдал им, и никто не может в том ему противного что говорить, и так сие дело обходится и возрастает с каждым годом…», – зачитал мне посол для примера пару строк из своего дневника, который он постоянно носит с собой.

– Сильные, оказывается, у турок духовные отцы, – сказал я тихо.

– Да, очень сильны, а в последнее время вообще силу большую набрали, – покачал головой посол с явным сожалением.

Что ни говори, джихад никому в России не нужен, а объявить его может любой сбрендивший глава ислама. В той же Османской империи, к примеру.

«Дела!» – присвистнул я про себя.

– Но и это не все, ваше высочество, – с большей радостью сказал дипломат.

– Есть что-то более приятное? – спросил я его.

– Дело в том, что у Османской империи большие проблемы с деньгами, – сказал посол.

– Что вы имеете в виду, Петр Андреевич?

– Из-за того, что в управлении государством у них полная разруха и дельных глав как таковых у них нет, все деньги не могут быть учтены. И часть налогов (причем, скажу без преувеличения, большая часть налогов) оседает в карманах вороватых чиновников. Взять хотя бы, к примеру, сведения по тысяча семьсот пятому году: в этот год империя собрала вдвое меньше налогов, чем в тысяча семьсот четвертом году. Это хорошо демонстрирует уровень налогового приказа османов.

– Да, без денег никакой государь не сможет ничего сделать, – хмыкнул я.

Мало кто из правителей Европы в действительности мог бы похвастаться тем, что увеличил казну своей страны за счет реформ и грамотного управления, а не в результате контрибуций и ограбления колоний. Если они имеются, конечно. Вот такие дела.

Правда, сам царь Петр, в желании своем сделать все быстрей и лучше, порушил русскую систему финансов, которая обещала давать прирост доходов больше чем втрое против первоначальной казны. На это требовалось как минимум четыре года, которых у Петра не было…

Ну да ладно будем исходить из того, что уже имеем. А имеем мы многое, если разобраться. Первое – это, конечно, то, что элита турок, янычары, из превосходных воинов превратилась в пятидесятитысячную своевольную армию, которая отступает при грамотном и ожесточенном сопротивлении противника. Второе – это лишенный хороших управленцев госаппарат, к тому же без достаточного количества денежных средств. И третье (это самое важное на данный момент) – нет достаточного сплочения самого народа, что не может не радовать меня в силу того, что государь просто не сможет утерпеть и не напасть на соседа после победы над Карлом. Вот только как бы его желание не было чересчур поспешным, иначе все повторится как в моей родной истории. А это очень нехорошо! Для меня нехорошо.