Поступление

Тут, завидев погоню, он всучил Миле в руки основательно полегчавший кошель (тот самый, из-за которого они на шулерстве попались) и, прыгнув в сторону дилижанса, ловко ухватился за его борта.

– Михей! – округлив глаза, пронзительно закричала Мила, но Михей лишь стыдливо отвернулся. Экипаж уносил его быстро-быстро, а она… А что она?

– Вон эта сучка! И вон кошель мой у ней в руках!

От страха ноги Милы сами собой побежали так, как никогда в жизни. Потёртый жизнью бархатный мешочек с деньгами девушка при этом крепко прижимала к груди, уж прекрасно она знала деньгам цену. А затем воздух разрезал звук свистка стражника и крепкие руки обхватили Милу со спины.

– Не рыпайся, девка! Куды бежишь? Своровала что?

– Пустите! – истошно завизжала Мила, но тут бандиты подоспели.

– Слышь, служивый, отпустил бы ты её, мы уж с ней сами за своё добро перетрём.

Стражник, оценив лихой вид говоривших, беспрекословно отпустил Милу и быстрёхонько удалился подобру-поздорову. Бандиты же встали полукругом возле молодой женщины, тесня тем её к стене.

– Кошель давай.

Противиться Мила не посмела. Она передала бархатный мешочек одноглазому главарю, и тот, взвесив его на руке, злобно оскалился.

– Маловато будет. Придётся тебе, сучка, остальное отработать.

Сердце Милы, казалось, вот-вот выпрыгнуло бы из груди. И оттого, глядя как мерзко гогочут бандиты, она предприняла рискованную попытку сбежать. Пальцы украдкой опустились в карман, где лежали крошечные пакетики с разными порошками, и поспешно вытряхнули из них всё содержимое. Затем Мила сжала смесь порошков в кулак и, когда один из подручных одноглазого потянул к ней руку, швырнула их этому рыжему громиле прямо в лицо. Верзила сразу за глаза схватился.

– А-а-а!
– завопил он в голос от боли. – Жжёт как! Кажись, я ослеп!

– Братко! – встревоженно воскликнул другой рыжий детина с мясницким ножом на поясе, и Мила использовала свой шанс. Она ловко прошмыгнула между растерявшихся мужчин и со всех ног рванула прочь.

От жутких воспоминаний Мила вздрогнула, но зато смогла посмотреть на вдову более осмысленным взглядом.

– Михей хотя бы что-то моё оставил? Или, быть может, говорил куда собирается?

– Нет, - грустно покачала головой вдова, и от этого движения её чепчик ещё больше съехал в сторону.

Не выдержав эмоций, Мила разрыдалась в голос.

– Бросил… Он меня бросил!
– через слёзы только и могла лепетать она, и сердце вдовы сжалилось.

– Чего тут на скамье сидеть? Ночь ужо, - зябко поёжилась старуха. – Пошли в дом, у меня сегодня переночуешь. Вот только утром не взыщи, другое жильё искать тебе придётся. Я же тем, что комнату на чердаке сдаю, и живу только.

– Я понимаю, миссис. Понимаю.

На ватных ногах Мила вошла в дом. И что ещё можно добавить? Разве что то, как плохо спала она в эту последнюю июльскую ночь. Предательство Михея оказалось чрезмерно болезненным. Мила вновь ожесточилась на мир и оттого обдумывала страшные вещи. Ей то хотелось броситься в погоню, то она намеревалась навести на след Михея разбойничью шайку, а то и вовсе в своих думах кровожадной атаманшей сей шайки становилась. Но поутру (когда исчезла последняя надежда, что Михей сбежал только из-за боязни, что напарница его сдаст, что он обязательно вернётся проверить возвратилась ли Мила) молодая женщина одумалась. Она поняла, что вернулась к тому, с чего начинала. У неё лежало в кармане всего два медяка (не успела их на обед в корчме потратить), а с двумя медяками хорошего будущего не жди. На приличную работу никто не примет с нынешними документами, красная метка она на всю жизнь клеймо.

«Демон бы побрал того деятеля, что ещё и дополнительный налог из-за красной метки ввёл!» - сразу подумалось Миле.

Ей казалось, что можно заботиться о нравственности Верлонии несколько иначе, нежели вынуждая ненароком ступивших на скользкую дорожку девушек всю свою дальнейшую жизнь приносить доход публичным домам. Ведь такие заведения единственные места, где обладательниц красных меток ждали с распростёртыми объятиями. В обмен на жильё, которое иначе не снимешь, в обмен на защиту, потому что жизнь шлюхи никто не ценит, такие девушки работали и работали, отдавая хозяину не менее половины своего заработка. И пока кто-то там богател, демонстративно распространяя в народе ненависть к падшим девицам, кто-то страдал от постыдных болезней и умирал при очередной попытке избавиться от нежеланного ребёнка.

И, само собой, мысли обо всём этом подвели Милу к выводу, что выбора, как такового, у неё нет. Тут уж либо в борделе свой долг отрабатывать, либо в Первой Королевской Академии магических наук.

Неожиданно для себя Мила Свон прыснула со смеха. Случайно пришедшее в голову сравнение показалось ей очень забавным! А затем Мила встала с кровати в намерении сделать компресс на ушибленную щёку. При этом, если судить по солнцу на небосклоне, было уже ближе к восьми утра, но Мила всё равно ступала тихо, как мышка. Она не хотела покидать уютный домик и по этой причине старалась не издать ни звука. Однако, время было не остановить. И потому где-то через полтора часа молодая женщина перестала бороться с неизбежным. Она вышла за дверь комнатки и, поблагодарив вдову за щедро предоставленный ночлег и завтрак, уверенной походкой двинулась обратно в Вирград.

Глава 7. У каждого своя головная боль

Мир это не только твой дом, твой город и твоя страна. Мир включает в себя много стран, некоторые из которых находятся даже на других континентах. Они могут располагаться так далеко, что несложно всплеснуть руками и сказать: «Как удивительно, даже не знал, что на краю света бывает такое!».

И действительно. Люди, что живут там, где-то совсем далеко, выглядят непривычно. У них другая кожа и другие глаза. Они одеваются иначе, ведут себя иначе и даже мыслят они совсем по-другому. А потому в то самое время, как Мила Свон решительно шагала по городским улочкам обратно в академию, на другом конце мира, что располагался глубоко на юге и далеко за Великой Имперской Стеной, некогда воздвигнутой, чтобы навеки отделить разные культуры друг от друга, происходило то, что ни один верлонец никогда бы не смог себе даже представить.

Одетый в длинный шёлковый халат пожилой мужчина с охваченными сединой волосами стоял на возвышении и наблюдал за тем, как его помощники кропотливо выводят линии ритуальной фигуры. Это был Шао Хаотико, верный слуга императора, прозванный за свой талант к магии Мастером, меняющим материю бытия.

– Земля есть основной элемент творения живого мира, ибо без тверди жить могут лишь духи, - доносился до великого мага протяжный голос старца, одновременно со словами бьющего бамбуковой палкой по металлическому диску. Диск этот был размером с большое блюдо и удерживался на запястье старика с помощью алых шёлковых нитей.

– Воздух есть второй элемент живого мира, ибо он отделяет твердь от мрака, в коем нет сущего.

Шао Хаотико вынужденно отвлёкся от созерцания подготовки к ритуалу, так как спелёнатый цепями дракон вдруг ощерился и агрессивно зарычал. Его длинное бескрылое тело принялось извиваться в новой попытке избежать своей участи.

– У-м! – грозно прикрикнул Шао Хаотико и, сжав ладонь в кулак, резко согнул её в локте. Стоящие поблизости воины поняли знак. Они энергично завертели воротки, чтобы натянуть удерживающие дракона цепи сильнее, и вскоре зверь утратил всякую возможность трепыхаться. А Шао Хаотико вновь начал вслушиваться в слова старца, чья длинная тонкая бородка почти касалась земли.

– Огонь есть третий элемент живого мира, ибо он даёт тепло, без которого мир поглотит вечный холод.

«Бам-м! Бам-м!» - мерно звенел диск.

– Вода есть четвёртый элемент живого мира, ибо она сдерживает жадное пламя и создаёт течение времени.

– Готово, мастер, - тишайше произнёс юный ученик Шао Хаотико, и маг показал распрямлённую ладонь. Ученик тут же склонился в низком поклоне и не разгибаясь попятился в сторонку. Он не мыслил даже видом своим отвлечь от дум великого мага – Первого Хранителя Стихий, Мастера, меняющего материю бытия.